Твое противоядие

Я только признала свою влюбленность, разрешая себе эмоции и не знала, что буду делать дальше. Нужно сфокусироваться на задании, личном, а не задаваться глупыми вопросами. Но… один я все-таки задам.

– Так сколько у тебя было девушек?

– Я не считал, - буркнул он. – И что конкретно ты подразумеваешь под этим?

– Отношения.

– Ну, не могу ответить на твой вопрос.

– Я тебя сейчас стукну!

– Я не знаю, что входит в понятия отношения. Я бы мог сказать девять-десять, но сейчас мне кажется не одних не было.

– Как так?

– То, что я называл отношениями – это в течении пару месяцев видеться с одной и той же девушкой. Но виделись мы чаще горизонтально.

– Девять-десять, - повторила я, словно пыталась осознать это число.

– Те, с кем было один или два раза… Это… в шестнадцать лет, как первый раз попрощался с девственностью, я стал считать, но после двадцатой перестал.

– Двадцать?! – ахнула я.

Он тяжело выдохнул и виновато посмотрел на меня.

– Это все было добровольно! Ты не думай… И девственности никого не лишал. Я таким коллекционированием не занимаюсь. Я просто… - он запнулся. – Делал это ради удовольствия, не только ради своего, между прочим.

– Какой благородный, - пошутила я. – Почему не было девственниц?

– В шестнадцать я был дураком, который считал девственниц неопытными и неинтересными. А после восемнадцати я перестал их встречать. Ну среди тех, кто не против развлечься.

– Ясно все.

– Я боялся брать на себя ответственность за первый раз, это бывает же неприятно. И вот со мной бы она сравнивала потом всех мужчин, а если я редко вступал в «отношения» у нее бы остались только воспоминания о первом ужасном разе.

– Он же не всегда плох как описывают, - осторожно сказала я, вспоминая рассказ Николетт. – Например, если много внимания девушке уделить, то будет немного дискомфортно и все, и то в начале. Ну, и конечно же, зависит все от физиологии.

– У тебя был приятный первый раз? – он задал вопрос и посмотрел мне прямо в глаза.

– Вопросы тут я задаю, а не ты. – Я подняла вверх указательный палец и погрозила как ребенку.

– Я ответил больше, чем на один вопрос!

– Ну и поцелуй мой дорого стоит, сам сказал.

– Ты права.

Мне снова захотелось целоваться. И обниматься. Такого не было раньше, после поцелуев в баре. Но мне очень хотелось, чтоб Эндари снова смотрел на меня так, будто я – главное сокровище в его жизни. Я не знаю, как он умеет так смотреть, на каждую ли девушку, что считает красивой так смотрит. Но… рядом с ним, я чувствовала, что я в центре внимания. Не просто дополнение к общей картине, а главный персонаж.

Я представила… Что не будь этого всего, то я бы хотела, что он взял меня на руки и унес в спальню, чтоб держал за руку, предлагал перекусить, прятал в своих объятиях, которые я находила самыми надежными.

Мне захотелось представить это, на минуту. В носу засвербело, и я начала быстро моргать.

– Что случилось? У тебя глаза покраснели, - сразу заметил он.

– Просто парк красивый, и павлины. Растрогалась.

– Ты не похожа на того, кого легко растрогать птицами.

– Может ты просто плохо меня знаешь? – рявкнула я, понимая, что на самом деле, он знает в чем-то меня больше, чем я сама.

– Я бы хотел узнать полностью, без разных секретов.

– В женщине должна быть загадка.

– Загадка, может быть. А вот секреты все усложняют.

Я молча согласилась с ним, и мы вышли из парка.

Когда мы зашли домой, Керисса уже накрыла стол и радостно нас встречала. Я слабо улыбалась, чувствуя, как последние силы уже на исходе. Все что я хотела – это лечь. Я поблагодарила за ужин и встала из-за стола.

Эндари посмотрел на меня взволнованно, как будто он понял, что сейчас будет до того, как это случилось. Он стал расплываться, Керисса тоже, и вообще весь мир поплыл, а затем стало темно.

Я не понимала, что происходит, куда меня несут. Слышала приглушенные голоса:

– У девочки слишком много стресса… - женский голос.

– Я не знаю, что делать.

– Какой бы сильной она не была… ей нужен кто-то сильнее.

– Я хочу, чтоб она мне доверяла.

– Доверие не рождается просто так, заслужил ли ты его?

В ответ женскому голосу было молчание. Потом стало тихо, около носа пахло чем-то очень неприятным, так что будь я на том свете – вытащили бы.

– Фу, нашатырь! – слабо воскликнула я. – Какая вульгарность. Кто это сейчас использует?

– Зато действенно. Ты как?

Я поняла, что лежу на его кровати, он сам сидит на ней. Его взгляд бегал по моему лицу, он взял мою руку и принялся массировать точки.

– Тебе нужно меньше нервничать, - сказал он.

– Это не очень легко, если находишься в другой стране.

Он резко стрельнул глазами в меня. Мне показалось или ему стало обидно от этих слов? Он тяжело выдохнул и продолжил массировать ладонь, иногда поблескивая золотистыми глазами. Я запустила пальцы волосы и слегка натянула, Эндари это увидел и поджал губы.

– Что? – спросила я.

– Я могу промассировать и на голове точки.

– Откуда ты это умеешь?

– Бабушка научила в детстве.

– Она врач?

– Не совсем, но по части тела и мануальных техник была специалистом. Так ты разрешишь?

Он отпустил мою руку и дождался, пока я кивну. Он пересадил меня перед собой, спустил вниз, так что моя голова была на уровне его груди или чуть ниже. Он прошелся круговыми движениями по всей голове и начал делать что-то невероятное. Он не могла понять, как именно он двигает руками, но не хотела, чтоб он прекращал. Аккуратно с головы он перешел на шею и это тоже было невыносимо приятно.

Он закончил успокаивающими поглаживающими движениями, я закатила голову и открыла глаза, столкнувшись с ним взглядом. Он положил мне руку на шею, точнее горло и тихо прошептал:

– Дыши.

Я повиновалась его словам и постаралась выровнять дыхание. Он заправил волосы за уши и погладил мое плечо. Я не знала придумываю ли я, то что вижу и чувствую. Но мне казалось, что со мной никогда не были так нежны и бережны. В каждом движении Эндари я видела желание касаться наперевес со страхом и робостью.