Творцы заклинаний (сборник)
Шрифт:
Он вздрогнул.
– Чувствуешь? – спросила матушка. – Привкус в воздухе… Магия! Где-то произошла утечка магии.
– Вообще-то магия в воде не растворяется, – согласился Напролоум.
Он пару раз облизнул губы и был вынужден признать, что туман и в самом деле имеет жестяной привкус, а воздух стал слегка маслянистым.
– Ты же волшебник, – строго указала матушка. – Неужели ты не можешь просто призвать посох?
– Такой вопрос никогда не вставал, – ответил Напролоум. – Волшебники не имеют привычки разбрасываться магическими посохами.
– Он где-то
Напролоум застонал. Он провел бурную ночь, и что ему было действительно нужно, прежде чем пытаться пустить в ход еще какие-нибудь чары, так это двенадцатичасовой сон, несколько плотных обедов и спокойный вечерок у камина. Нет, он слишком стар… Тем не менее Напролоум послушно закрыл глаза и сосредоточился.
Воздух был до предела насыщен магией. Бывают места, где она аккумулируется естественным образом.
Магия накапливается возле отложений трансмирового металла октирона, в некоторых породах деревьев, в изолированных прудах; она выпадает во всем мире в виде осадков, и люди, искусные в таких делах, могут собирать ее и запасать впрок. В данной местности магии было хоть отбавляй.
– Этот посох заключает в себе большую силу, – сказал он. – Огромную.
Он поднял руки к вискам.
– Становится чертовски холодно, – заметила матушка.
Назойливый дождь превратился в снег.
В окружающем их мире произошла резкая перемена. Лодка остановилась – нет, она ни на что не наталкивалась, просто море как будто решило стать твердым. Матушка заглянула за борт.
Море и в самом деле затвердело. Плеск волн доносился с некоторого расстояния и с каждой минутой все удалялся.
Она нагнулась, постучала по воде и констатировала:
– Лед.
Лодка неподвижно стояла посреди океана льда. Доски угрожающе затрещали.
Напролоум медленно кивнул.
– В этом есть смысл, – признал он. – Если они находятся… там, где, как мы думаем, они находятся, то там очень холодно. Говорят, там царит холод, как в межзвездном пространстве. Так что посох это тоже чувствует.
– Правильно, – согласилась матушка и вылезла из лодки. – Значит, нам нужно найти центр льдины, там-то и будет посох, верно?
– Я знал, что вы это предложите. Можно я хотя бы туфли надену?
Они брели по замерзшим волнам, и Напролоум время от времени останавливался, чтобы попытаться определить точное местоположение посоха. Одежда на нем покрылась ледком. Зубы стучали.
– Вам не холодно? – спросил он матушку, чье платье громко потрескивало на ходу.
– Холодно, – призналась она. – Просто я не дрожу.
– У нас были похожие зимы там, где я рос, – заметил Напролоум, дуя на пальцы, чтобы согреть их. – В Анке почти не бывает снега.
– Действительно, – отозвалась матушка, глядя сквозь ледяной туман.
– Помню, на вершинах гор круглый год лежал снег. О, нынче температура уже не опускается так низко, как в годы, когда я был ребенком. По крайней мере, до сих пор не опускалась, – поправился он, топая ногами по льду.
Льдина грозно захрустела,
напоминая, что она, и только она, лежит между Напролоумом и морским дном. Он стал топать осторожнее.– А что это были за горы? – поинтересовалась матушка.
– О-о, Овцепики. Там намного ближе к Пупу. Деревушка называлась Медный Лоб.
Губы матушки шевельнулись.
– Напролоум, Напролоум, – забормотала она себе под нос. – Уж не родственник ли ты Актуру Напролоуму? Он жил в большом старом доме под Скачущей горой, и у него была куча сыновей.
– Это мой отец. Но, во имя Диска, откуда вы его знаете?
– Я там выросла, – ответила матушка, подавляя искушение ограничиться всезнающей улыбкой. – В соседней долине. Дурной Зад. Я помню твою маменьку. Приятная женщина, держала коричневых и белых цыплят, я все ходила к ней покупать яйца для своей мамочки. Разумеется, это было до того, как я почувствовала призвание к ведьмовству.
– А я вас не помню, – признался Напролоум. – Естественно, это было очень давно. В нашем доме всегда собиралось множество детей, – вздохнул он. – Может быть, когда-то я дергал вас за косички. Я любил заниматься такими пакостями.
– Возможно. Я припоминаю одного толстого мальчишку. Довольно неприятного.
– Наверное, это был я. А я вроде как помню одну девчонку, которая вечно всеми командовала, но это было очень давно. Очень.
– В те дни мои волосы не были покрыты сединой, – сказала матушка.
– В те дни все имело другой цвет.
– Это правда.
– Лето не было таким дождливым.
– Закаты были более красными.
– Тогда было больше стариков. Они просто кишмя кишели, – заметил волшебник.
– Точно. А теперь мир заполнен молодежью. На самом деле странно. Скорее следовало ожидать, что все будет наоборот.
– Тогда даже воздух был чище. Им было легче дышать, – продолжал Напролоум.
Они шагали сквозь метель, обдумывая неисповедимые пути Времени и Природы.
– Ты когда-нибудь навещал родные места? – спросила матушка.
Напролоум пожал плечами.
– Когда умер отец. Странно, прежде я ни с кем об этом не говорил, но… в общем, там были мои братья, потому что я, разумеется, восьмой сын, и у них были дети, даже внуки, но ни один не умел писать – лишь свое имя мог накорябать, и то с трудом. Я мог бы купить всю деревню. Со мной обращались как с королем, но… Я побывал в разных местах, видел вещи, от которых у них ум зашел бы за разум, обращал в бегство существ, которые были куда ужаснее, чем их ночные кошмары. Мне ведомы тайны, известные лишь очень немногим…
– Но ты чувствовал, что ты там лишний, – подытожила матушка. – В этом нет ничего необычного. Это случается со всеми из нас. Мы сами выбрали свою судьбу.
– Волшебникам не следует возвращаться домой, – вздохнул Напролоум.
– Да они и не могут по-настоящему вернуться домой, – согласилась матушка. – Я всегда говорила, нельзя дважды войти в одну и ту же реку.
Напролоум обдумал это заявление.
– Мне кажется, тут вы не правы, – сказал он наконец. – Я входил в одну и ту же реку тысячи раз.