Творец слез

Но прежде чем он успел что-то сказать, я обхватила его подбородок пальцами, встала на цыпочки и поцеловала в щеку. Ригель нахмурился, а я улыбнулась ему как ни в чем не бывало.

– Веночек тебе очень идет!

Я по-прежнему стояла на цыпочках, слегка покачиваясь. Нашла его руку и переплела свои пальцы с его. Ригель почувствовал, что я пытаюсь его задобрить, и уголки его губ приподнялись. Мое сердце забилось чаще.

Ну смелее, ты можешь улыбнуться, хотела сказать ему я, улыбнись, и увидишь, ничего не случится.

– Сомнительный комплимент…

Ригель медленно завел наши переплетенные руки мне за спину и притянул меня к себе. Ему правда очень шла эта корона: в ней он был похож на лесного принца.

– Добилась своего, да? – пробормотал он.

Я радостно закивала, и лепесток лилии закачался у меня над переносицей. Другой рукой я коснулась его щеки.

– Я мечтала об этом дне. Представляла, как мы будем получать вместе диплом.

Взгляд Ригеля стал мягче. Он понял, что я говорю о времени, когда боялась, что потеряю его. Он молчал, позволяя мне прикасаться к нему, и смотрел на мои губы.

– Что теперь будет?

– Все, что захотим, – тихо сказала я, потому что больше не боялась. – Это только начало.

Я закрыла глаза, наслаждаясь его близостью, и уткнулась головой в его шею, ощущая исходящее от него тепло. Мне хотелось, чтобы Ригель почувствовал, как радуется мое сердце.

Я чувствовала себя живой и счастливой. Счастливой, оттого что вижу его здесь, с этой короной на голове, оттого что мы вместе начинаем новое прекрасное путешествие. Я была к этому готова.

– Эй! – Издалека Билли махала фотоаппаратом. – Мы должны сняться все вместе!

Хорошо, что она не услышала грубый комментарий Ригеля. К нам присоединились остальные, и после бесконечной фотосессии на лужайке мы продолжили празднование.

К концу этого незабываемого дня школьный двор был усеян лепестками лилий и черными ягодами с венков. Я попрощалась с Ригелем, потому что он должен был пойти еще раз поговорить с директрисой, и во дворе остались только мы.

Я почувствовала, как кто-то коснулся моих волос. Это Анна заботливо поправила лилию на моем венке.

– Я так тобой горжусь, – сказала она с нежностью, которую мое сердце будет помнить всегда.

Эти искренние слова тронули меня. Захотелось кое о чем ее попросить. На самом деле я давно хотела это сделать, но не хватало духу. И сейчас, стоя перед ней, я поняла, что не могу больше откладывать.

– Анна, – выдохнула я, – я хочу навестить Алана.

Мой голос звучал мягко, но настойчиво. Рука Анны замерла в моих волосах.

– Я давно хотела тебя об этом попросить, – призналась я, тщательно подбирая слова, – но все никак не могла найти подходящий момент. Сомневаюсь, имею ли право об этом просить, но мне очень хотелось бы. – Я ласково посмотрела на Анну. – Как думаешь, мы могли бы к нему сходить?

Растерянность, нежность, боль, радость, благодарность – взгляд Анны выражал сейчас все эти чувства одновременно.

Я всегда боялась показаться назойливой и бестактной. Боялась быть лишней и ненужной, потому что любовь была бесценным подарком, на который я всегда смотрела издалека. Только со временем я поняла, что в любви нет навязчивости, это взаимное движение навстречу друг другу.

Анна склонила голову, и в ее взгляде я увидела ответ, который не нуждался в словах.

Мы отправились туда в тот же день. На мне все еще был венок из лилий.

Закатный свет омывал белые мраморные надгробия. В этот поздний час на кладбище никого не было, здешняя тишина сливалась с теплым благоухающим воздухом раннего лета.

Могила Алана располагалась чуть в глубине, в тени березы.

Когда мы подошли к ней, я заметила у его камня цветы – свежие, только распустившиеся, их срезали, наверное, не раньше вчерашнего дня.

– Асия, – пробормотала Анна с горько-сладкой улыбкой.

На камне не было ни намека на мох или пыль. Должно быть, она часто приходила сюда и поддерживала могилу в порядке.

Норман наклонился и положил на траву, к подножию, букет голубых цветов. Он долго расправлял бумагу, разглаживая замятинки на уголках. Когда он выпрямился, Анна подошла к нему и коснулась его плеча. Норман прислонил голову к ее голове, и так они замерли, слушая, как шуршит трава от легкого ветерка.

Я стояла рядом и смотрела на могилу Алана. Как много хотелось ему сказать о себе, о нем, о том, кем он был для меня. Хотелось признаться ему, что, хотя я никогда не слышала его голоса, я невозможным, странным и необъяснимым образом ощущала его близость.

Мне хотелось наполнить тишину, дать ему что-то взамен – что-то, что я, однако, не могла выразить в словах, потому что мое присутствие означало его отсутствие. Мое сердце хотело поговорить с ним, поэтому когда Анна с Норман повернулись, собираясь уходить, я все еще стояла там, перед ним.

Я слышала, как они медленно шли по мощеной дорожке. Не двигаясь, я все смотрела на выгравированную на мраморе надпись и не замечала ничего вокруг. Я медленно подняла руки и сняла с головы венок. Опустилась на колени и положила свои цветы рядом с его именем.

«Я позабочусь о них, – прошептало мое сердце. – Я постараюсь быть достойной этих замечательных людей. Обещаю тебе!»

Ветерок донес до меня аромат цветов.

Я поднялась с колен. Обещание сердца проникло в глубины моей души. Я буду хранить его в себе каждый день, пока могу. Всегда.

– Ника!

Я обернулась. Теплые лучи закатного солнца заливали все вокруг. Анна с Норманом ждали меня на дорожке. Анна улыбнулась, окруженная светом. Затем протянула руку.

И я услышала голос, слаще которого не было ничего на свете:

– Идем!

Глава 36. Начало

Конец – это начало чего-то особенного.

Три года спустя

Через открытое окно в комнату проникало приятное тепло. С нашей тихой улицы доносился шелест листьев и весеннее чириканье воробьев.

– Итак, лептоспироз – инфекция, симптомы которой проявляются двухфазно…

Полистав приложение в «Инфекционных заболеваниях» и покусав кончик ручки, я записала эту фразу в блокнот – для будущего реферата, который следовало сдать на следующей неделе. Потом погладила Клауса, который дремал у меня на коленях.