Творец слез

– Ригель…

Я задрожала, слишком потрясенная, чтобы поверить в происходящее. Но это не галлюцинация – Ригель действительно смотрел на меня, не во сне, а наяву.

Ригель открыл глаза.

Его имя сорвалось с моих губ, и, как только оно прозвучало в тишине больничной палаты, пожирающие меня пустота, тоска и боль рассеялись, и на их место пришла такая сильная радость, что у меня перехватило дыхание. Обессиленная, я припала к его груди.

Открытые глаза Ригеля были для меня сейчас самым прекрасным чудом на свете, желаннее любой сказки. Я любила их больше неба.

Для каждого из нас есть своя сказка, это правда, но в моей не было королевств и сверкающих золотых дворцов, нет… В моей сказке росли колючие ежевичные заросли и глаза устремлялись к звездным галактикам. И мне так дороги пульсирующие созвездия и шипы сожаления.

Всхлипывая, я погладила Ригеля по щеке, а он продолжал смотреть на меня так, как будто даже в состоянии рассеянного сознания понимал, что перед ним лицо, которое вновь пробуждает в нем глубокое безграничное чувство.

А я… я не сводила с него глаз ни на мгновение, даже когда потянулась в сторону и нажала кнопку вызова медсестры, даже когда она прибежала, а потом вокруг нас зазвучали недоверчивые голоса. Даже когда в палату набились все, кто дежурил в тот вечер, и вокруг нас началась суматоха. Я оставалась с ним все время, прикованная к его взгляду душой и телом. Я была рядом с ним, как и каждую ночь во сне, и каждый день каждой недели.

Я была, есть и буду рядом с ним… до конца.

Прошло время, прежде чем Ригель начал разговаривать.

Я наивно думала, что люди, которые вышли из комы, сразу становятся восприимчивыми к окружающему миру или, по крайней мере, хозяевами своего тела, но это было не так.

Доктор объяснил мне, что пройдет несколько часов, прежде чем Ригель сможет полностью контролировать свои движения. Еще он сказал, что Ригелю повезло, так как многие пациенты впадают в вегетативное состояние в течение двух первых недель комы, но нашего пациента эта беда, по счастью, миновала, чему доктор Робертсон очень рад. Он также предупредил, что после пробуждения некоторые пациенты могут проявлять повышенную тревожность или вести себя агрессивно, так как до конца еще не понимают, где находятся. Он рекомендовал мне разговаривать с Ригелем очень спокойно, особенно на первых порах.

Прежде чем оставить нас наедине, доктор Робертсон похлопал меня по плечу и улыбнулся с такой добротой, что я готова была его расцеловать в благодарность за все, что он сказал и сделал.

Когда он вышел из палаты, я заправила волосы за уши и повернулась к нашему пациенту, лежавшему на кровати. Увидев его спокойное лицо, я приказала своему дерганому сердцу тоже наконец успокоиться.

Я провела кончиками пальцев по лицу Ригеля, и он открыл глаза. Медленно моргнул, все еще слишком слабый, чтобы пошевелиться, и остановил затуманенный взгляд на моем лице.

– Привет, – прошептала я ласково.

На пульсирующей линии его сердцебиения отобразились два близких удара. К горлу подступили слезы радости, когда я уловила узнавание в его глазах. Встретившись, наши глаза как будто превратились в двойную звезду.

Я осторожно поправила ему волосы, все еще убеждая себя, что не сплю.

– Наконец-то ты вернулся, – выдохнула я, – ты вернулся ко мне.

Ригель выглядел истощенным и слабым, но мне он казался еще прекраснее, чем всегда.

– Прям как Одиссей, – хрипло произнес он, и я затрепетала от жгучей любви, снова услышав его голос. Слезы навернулись на глаза, и я не стала их сдерживать, слишком потрясенная, чтобы сопротивляться.

– Ты меня слышал?

– А как же…

Я засмеялась сквозь слезы. Значит, он слышал все, что я ему говорила, рассказывала, читала, нашептывала и в чем признавалась. Все!

Он знал, что я никогда его не отпущу. Ни за что на свете.

– Я так долго тебя ждала, – выдохнула я, когда наши пальцы переплелись.

Мы держались за руки, как волк и маленькая девочка, и в этих соединенных ладонях я нашла свет, который никогда не переставала искать.

– Я тоже.

Глава 34. Выздоровление

Есть сила, которую невозможно измерить.

Это мужество тех, кто никогда не перестает надеяться.

На восстановление Ригелю потребовалось довольно много времени.

Прошло несколько дней, прежде чем он смог наладить цикл сна и бодрствования, столько же ушло, чтобы научиться полностью управлять движениями тела.

К Ригелю вернулась память, сознание снова стало ясным. И если в силу некоторых физических ограничений его тело первое время было приковано к кровати, то непокорный нрав Ригеля никаких ограничений не признавал. Ох и трудно же всем нам пришлось…

К тому же Ригель терпеть не мог, когда о нем проявляют заботу, в какой бы форме она ни выражалась. Возможно, потому, что из-за своей болезни он насмотрелся на клиники и на врачей, и, когда вырос, старался избегать новых встреч с ними и испытывал что-то похожее на отвращение к любому, кто приближался к нему с беспокойством в глазах. Так что, всеми силами выкарабкиваясь из комы, он не учел, что на выходе окажется в заботливых руках совершенно незнакомых людей, в частности медсестер.

За предыдущие недели все успели полюбить очаровательного молодого человека с внешностью ангела, с которым так несправедливо обошлась судьба и который упорно боролся за свою жизнь. Все медсестры отделения заботливо меняли ему повязки и смотрели на него как на прекрасного заколдованного принца.

Теперь, когда принц поднял веки, открыв миру два магнетических и неласковых волчьих глаза, воздух в отделении, казалось, потрескивал от электричества, что, как легко представить, не нравилось ни врачам, ни старшей медсестре, ни тем более Ригелю.

– Мисс Довер!

Меня кто-то позвал. Я была в одном шаге от двери в палату и, обернувшись, увидела идущую ко мне по коридору старшую медсестру.

– Добрый день!

Я зачем-то прижала к груди цветы и книгу, которые несла Ригелю. Старшая медсестра, крупная женщина с выдающейся грудью и сильными руками, уперлась этими руками в бока и посмотрела на меня довольно хмуро.

– Снова был скандал…

– О, эм… опять? – хихикнула я, но ей, похоже, было не до смеха. – Наверное, произошло какое-то недоразумение, – уже серьезнее сказала я. – Но его можно понять, ведь ему сейчас нелегко. В любом случае это он не со зла. Ригель – хороший парень. Он лает, но не кусает. – Я на секунду задумалась и поправила себя: – Бывает, конечно, что он и кусает, но исключительно в целях самозащиты. – Подумав еще, я добавила: – А вообще виной всему стресс.

– Стресс? – возмущенно повторила она. – Но он в полном объеме получает необходимый уход! – возразила она. – И даже больше!

– В этом-то и дело…

– Простите?

– Вы совершенно правы, – поспешно добавила я, – просто он, ну… как бы это сказать… он немного дикий, но… уверяю вас, он хороший парень. Вы даже не представляете, каким вежливым он может быть. Ему просто нужно время, чтобы ко всему здесь привыкнуть…

Старшая медсестра по-прежнему смотрела на меня хмуро, поэтому я вынула из букета и протянула ей великолепную ароматную лилию, сопроводив жест мягкой улыбкой. Перед цветком она не устояла и, поворчав, взяла его, а я очень обрадовалась.