Творения

16. Поэтому нет сомнений, что нечестив всякий, кто не знает Бога и кто все добродетели Его, которые, как он думает, имеет и проявляет, нашел на той смертоносной дороге, которая целиком является дорогой тьмы. 17. А потому напрасно кто-то будет себя благодарить за то, что творит эти пустые добродетели, ибо несчастен не только тот, кто лишен сущих благ, но и глуп тот, кто попусту совершает великие труды в своей жизни. 18. Ведь когда нет надежды на бессмертие, которое Бог сулит усердным в Его религии, ради достижения которого необходимо проявлять добродетель и претерпевать всякие тяготы, тогда в самом деле нет ничего бесполезнее, чем совершать добродетельные поступки, которые лишь попусту доставляют человеку ущерб и тяготы. 19. Ведь если добродетель заключается в том, чтобы стойко переносить и преодолевать нужду, изгнания, боль и смерть, которые так устрашают всех [людей], что же в ней хорошего, почему философы говорят, что ее следует добиваться ради нее самой же? Конечно, бесполезно и глупо радоваться тяготам, если можно жить в покое. 20. Ибо если души смертны, если добродетель, когда разрушается тело, превращается в ничто, зачем нам избегать предоставляемых нам благ, словно мы неблагодарны или не заслужили того, чтобы наслаждаться божественными дарами? Чтобы получать эти блага, следует жить преступно и нечестиво, ибо за добродетелью, т. е. за справедливостью, следует бедность. 21. Стало быть, неразумен тот, кто предпочтет тяготы, труды и лишения отсутствию надежды, которая бы превосходила те блага, которыми в жизни наслаждаются другие. 22. Если же, как весьма правильно говорят философы, следует себя посвящать добродетели, поскольку нет сомнения, что человек рожден для нее, то должна быть некая большая надежда, которая бы давала великое и достойное возмещение за те беды и тяготы, которых требует добродетель. Именно так добродетель, поскольку сама по себе сурова, может быть обретена в расчете на благо, как если бы суровость свою возмещала более великим благом. 23. Равно так же следует воздерживаться от этих сущих благ, как если бы были другие блага, еще большие, ради которых стоило бы пренебрегать наслаждениями и переносить великие несчастья. Они же, как я учил в третьей книге, [602] являются не чем иным, как благами вечной жизни. Кто же может даровать ее, если не Бог, Который установил саму добродетель? 24. Следовательно, суть вещей в познании Бога и в поклонении Ему. В том вся надежда и спасение человека, то является первой ступенью мудрости, чтобы мы узнали, Кто является для нас истинным Отцом, и чтобы только Его одного мы удостаивали должным благочестием, чтобы мы Ему повиновались, преданно Ему служили. На исполнение этого должны быть направлены всякое действие, всякая забота и все труды.

602

См.: III. 12.

10. 1. Я сказал, что должно воздаваться Богу. Теперь же я скажу, что должно совершать в отношении человека, хотя то самое, что ты должен совершать в отношении человека, совершается для Бога, так как человек есть образ Божий. 2. Ведь первая обязанность справедливости заключается в преданности Богу, вторая — в преданности человеку. Та первая обязанность называется религией, а эта вторая именуется милосердием или человечностью, которая является добродетелью [истинных] праведников и служителей Бога, ибо только в ней заключен смысл всей жизни. 3. Ведь Бог, Который не дал прочим животным разумности, сделал их более защищенными от нападения и опасностей благодаря природным, покровам, а человека потому сотворил нагим и слабым, чтобы его скорее защищала разумность. Он дал ему, кроме прочего, чувство благочестия, чтобы человек заботился о [другом] человеке, чтобы уважал его, поддерживал и в любой опасности оказывал и доставлял ему помощь. 4. Итак, высшей связью между людьми является человечность. Того, кто разрывает ее, следует считать нечестивцем и как бы убийцей кровника. Ведь если мы все происходим от одного человека, которого сотворил Бог, то, конечно, мы все единокровны, и потому высшим злодеянием должна считаться ненависть [человека] к человеку, даже к преступнику. 5. Кроме того, Бог предписал, чтобы между нами никогда не было вражды, но вечно пребывала терпимость, разумеется, чтобы мы успокаивали тех, кто враждебны к нам, напоминая им о нашем родстве. 6. Равно если один Бог вдохнул в нас жизнь и одарил душой, кто же мы, если не братья? К тому же друг с другом мы связаны больше, ибо соединены душами, чем те, кто связан лишь телами. 7. Итак, не заблуждается Лукреций, когда говорит:

Семени мы, наконец, небесного все порожденья;

Общий родитель наш тот [603]

8. Стало быть, должны считаться лютыми зверями те, кто причиняют вред человеку, кто вопреки закону человечности и всякому праву грабят, насилуют, истязают и убивают. Вследствие этой связи братства Бог учит нас никогда не совершать зло, а делать всегда добро. 9. Что означает делать добро, объяснил Сам Бог: оказывать помощь униженным и страждущим, давать пищу нуждающимся. 10. Поскольку Бог милостив, то Он захотел, чтобы мы были как бы общественными животными, и вот оттого мы сами должны думать о других людях. Мы не достойны избавления от опасности, если сами не придем на помощь; мы не достойны помощи, если сами отказываем в ней. 11. На этот счет нет никаких наставлений философов, ибо они, захваченные призраком ложной добродетели, отнимают сострадание у человека и, пока хотят исцелить, причиняют вред. 12. И хотя большинство из них признавало, что следует соблюдать общность человеческих уз, сами себя совершенно отделяли от нее холодность^ своей бесчеловечной доблести. Стало быть, нужно также открыть это заблуждение тех, кто полагают, что никому ни в чем не следует помогать.

603

Лукреций. О природе вещей. 11.991–992.

13. Они приводили не одну причину основания города [urbis соп — dendae originem]. Одни говорят, что люди, первоначально происшедшие из земли, блуждая по лесам и полям, не будучи связаны друг с другом ни речью, ни правом и пользуясь ветками и травой как ложем, а пещерами и ямами — как домами, оказывались добычей диких зверей и более сильных животных. 14. Затем те люди, которые спаслись, хотя и получили ранения, видя, как их близкие были растерзаны хищниками, присоединились, поняв грозившую им опасность, к другим людям и молили [друг друга] о защите. Вначале они объяснялись знаками, затем стали делать первые попытки говорить, потом они, давая названия тем или иным отдельным вещам, понемногу усовершенствовались в своей речи. 15. Когда же они увидели, что им не защитить [свой] народ от диких зверей, они начали строить города, дабы обеспечить себе покой ночью и отвращать нападения диких зверей, не вступая с ними в схватки, а строя валы. [604] 16.0, фантазия, недостойная людей, которая порождает такие небылицы! Несчастны и достойны сожаления те, кто глупость свою записывают и вручают памяти! 17. Они хотя и видели, что даже бессловесные животные обладают врожденными способностями, чтобы объединяться, находить друг друга, избегать опасност ей, оберегать себя от зла, готовить себе ложа и убежища, все же решили, что люди могли, следуя только примерам, научиться тому, чего должны бояться, о чем заботиться, как поступать, и никогда бы не достигли между собой согласия и не усовершенствовались бы в речи, если бы не становились добычей зверей.

604

Лукреций. О природе вещей. 11.991–992.

18. Иным людям это объяснение показалось нелепым, каким оно и было [на самом деле], и они говорили, что причиной объединения был не страх быть растерзанными дикими зверями, но скорее сама человеческая природа, и что объединились они потому, что природа человека избегает одиночества и стремится к объединению и союзу. [605] Разница между этими [теориями] невелика, ибо причины разные, а суть одна. 19. Итак, могло быть и так и этак, ибо [сами теории] не противоречат друг другу, но все же и та и другая никоим образом не могут быть признаны верными. Ибо люди не были рождены на всей земле из самой земли, словно посеянные из каких-то зубов дракона, как передают поэты, но Богом был сотворен один человек, и от этого человека вся земля наполнилась родом человеческим так же, как вновь потом [это произошло] после потопа. Последнего, по крайней мере, они не могут отрицать. 20. Так пусть же поймет тот, кто не лишен разума, что в начале не было подобной общности и никогда на земле не было людей, которые бы не разговаривали, за исключением младенцев. 21. Все же предположим, будто то, что навыдумывали досужие и вздорные старики, истинно, чтобы мы могли изобличить их своими доводами и суждениями. 22. Если ради того объединились люди, чтобы взаимной поддержкой восполнить свою слабость, то, значит, необходимо помогать человеку, который нуждается в помощи. 23. В самом деле, поскольку люди задумали и заключили этот союз с [другими] людьми ради защиты, то высшим злодеянием следует признать нарушение или несоблюдение этого договора, изначально давшего людям безопасность. 24. Ведь кто отказывается помогать, необходимо сам лишает себя помощи, так как тот, кто отказывается помочь другому, полагает, что сам ни в чьей помощи нуждаться не будет. 25. Тому же, кто отделяет и отлучает себя от единого целого, следует жить не по образу человека, но как зверю. Если же этого не может случиться, то необходимо любым способом беречь узы человеческого единства, ибо человек никак не может жить без [другого] человека. Сохранение же единства — в общности, т. е. в оказании помощи ради того, чтобы мы сами могли ее получить. 26. Если же, как рассуждают те другие, общность людей возникла из самой человеческой природы, то человек, конечно, должен узнавать [в человеке] человека. 27. Если это делали те грубые и еще дикие люди, и делали, еще не умея разговаривать, почему мы думаем, что это не должны делать образованные и связанные между собой общением по всевозможным вопросам люди, которые, свыкшись с [подобными себе] людьми, не могут переносить одиночества?

605

См.: Там же. 1.25.40.

11.1. Итак, следует сохранять человечность, если мы действительно хотим называться людьми. А что иное значит сохранять человечность, если не ценить человека, поскольку мы сами такие же люди? 2. Раздор же и распря не соответствуют смыслу человека, и прав в этом отношении Цицерон, когда говорит, что человек, повинующийся природе, не может причинить вред [другому] человеку. [606] Стало быть, если причинять человеку вред противно природе, то оказывать человеку помощь необходимо согласно природе. 3. Кто этого не делает, лишает себя звания человека, так как долг человечности — помогать человеку в нужде и опасности. 4. Вот я и спрашиваю у тех, кто не считают разумным сострадание и помощь: если вдруг человек, схваченный каким-либо зверем, станет звать на помощь вооруженного человека, придет ли он на помощь, по их мнению, или нет? Они не столь бессовестны, чтобы отрицать, что нужно делать то, чего требует и к чему призывает человечность. 5. Также если кто-то будет охвачен огнем, завален в руинах, тонуть в море или в реке, неужели они сочтут, что не пришедший на помощь может быть назван человеком? Они сами перестали бы быть людьми, если бы сочли так, ибо любой может оказаться в такого рода ситуации. Напротив, они скажут, что [настоящий] человек и смелый муж обязан спасти погибающего. 6. Если же они соглашаются, что в подобных ситуациях, поскольку они угрожают человеческой жизни, | прийти на помощь человечно, то почему же они не считают, что не! следует помогать, если человек голоден, мучим жаждой, замерз? Хотя S эти [ситуации] по природе равны с теми несчастными случаями и требуют одной и той же человечности, все же [люди] их разделяют, так как все оценивается [ими] не по сути, а исходя из сущей выгоды. 7. В самом деле, они надеются, что люди, спасенные ими из опасной ситуации, отблагодарят их, и в то же время считают, что все, что дается нуждающимся, поскольку воздаяния от них не получить, пропадает зря. 8. Отсюда и то безобразное высказывание Плавта:

606

Цицерон. Об обязанностях. III.5.25.

Дурную службу служит тот, кто бедняку дает на пропитанье:

Сам потеряет, что отдаст, и жизнь несчастную

продлит бедняге [607]

9. Но, возможно, поэт привел эту фразу в соответствии с ролью. Что же? Марк Туллий в своих книгах Об обязанностях не утверждал ли того же самого, говоря, что совершенно не следует ничего дарить? Ибо он сказал: «Раздача, которую совершают из собственного имущества, истощает самый источник щедрости. Так щедрость уничтожается щедростью. И чем больше тех, по отношению к кому ты ее проявил, тем в меньшей степени ты сможешь проявлять ее по отношению к другим». [608] 10. И чуть позже: «Что неразумнее, чем стремление утратить возможность более долго делать то, что ты делаешь охотно?» [609] Ясно, что [этот] учитель мудрости удерживает людей от человечности и увещевает, чтобы они усердно берегли собственное имущество и предпочитали сохранять сундук, нежели справедливость. 11. Когда же он понял, что это бесчеловечно и нечестиво, вскоре в другой главе, словно движимый раскаяньем, сказал так: «Иногда все же следует давать деньги и нельзя отвергать совсем этот род щедрости, и достойным людям, пребывающим в нужде, следует давать из своего имущества». [610] 12. Что значит достойным людям? Надо полагать, тем, кто могли бы отблагодарить. Если бы Цицерон жил сейчас, я бы, конечно, воскликнул: «Здесь, именно здесь, Марк Туллий, ты отступаешь от истинной справедливости и устраняешь ее одним словом, когда о долге благочестия и человечности судишь по полезности!» 13. Действительно, не достойным людям следует давать деньги, но, насколько это возможно, недостойным. Это, конечно же, было бы справедливо, благочестиво и человечно, ибо ты поступал бы, не уповая на воздаяние. Это и есть та истинная и подлинная справедливость, которой, как ты говоришь, совершенно нет у вас. [611] 14. Ты сам во многих местах восклицаешь, что купленная добродетель не является добродетелью, [612] и признаешься в книгах твоих Законов, что [подлинная] щедрость является безвозмездной, в таких словах: «Нет сомнения, что тот, кто считается щедрым и добросердечным, следует долгу, а не выгоде». [613] Зачем же ты предпочитаешь давать деньги достойным, если не для того, чтобы получить потом награду? 15. Итак, благодаря тебе, «поборнику и учителю справедливости», всякий, кто не является достойным, погибнет от нищеты, жажды и голода, и богатые и состоятельные до излишества люди не придут им на помощь [даже] в крайней нужде.

607

Плавт. Трехмонетчик. II.2.58–59 (Перевод наш. — В. Т.).

608

Цицерон. Об обязанностях. II. 15.52.

609

Там же. II.15.54.

610

Цицерон. Об обязанностях. II. 15.54.

611

Там же. III. 17.69; Божественные установления. VI.6.25.

612

См.: Цицерон. О законах. 1.18.48.

613

Там же. 1.18.48.

16. Если добродетель не требует награды, если, как ты говоришь, к ней следует стремиться ради нее самой, то оценивай справедливость, мать и главу добродетелей, по ее собственной цене, а не исходя из своей выгоды. Окажи помощь прежде всего тому, от кого ты ничего не ждешь. 17. Зачем ты отворачиваешься от лица? Зачем всматриваешься в члены? Ты должен считать человеком всякого, кто тебя просит потому, что считает тебя человеком. 18. Отбрось те тени и подобия справедливости и обрети истинную и подлинную добродетель. [614] Окажи помощь слепым, слабым, увечным и брошенным, тем, кто умрет, если им не помочь. Они бесполезны людям, но полезны Богу, Который сохраняет их живыми, дарует им дыхание, одаривает их светом. 19. Согрей, насколько можешь, проявляя человечность, души людей, чтобы они не угасли. Кто может прийти на помощь умирающему, но не приходит, тот убивает его. 20. Но те, кто ни природе не следуют, ни где награды не знают, боясь потерять [мнимое богатство], теряют [настоящее] и переживают то, чего особенно боялись, так что все, что они бы подарили, либо совершенно пропадает, либо служит недолго. 21. Ведь кто отказывает несчастным в малой милостыни, кто не желает проявить человечность не без ущерба для себя, растрачивает [небесное] наследство свое, чтобы либо добыть себе тленное и хрупкое, либо действительно [вообще] не добивается ничего без великих для себя убытков.

614

Цицерон. Об обязанностях. III. 17.69; Божественные установления. VI.6.25.

22. Что же сказать о тех, кто, движимый, [как и весь народ], легкомыслием, тратят на зрелища такие средства, каких хватило бы на содержание крупных городов, кроме того, что они сумасшедшие и безумцы? Они тратят на [увеселение] народа средства, при этом и сами их теряют, и никто из тех, на кого те средства потрачены, их не получает. 23. Действительно, поскольку всякое наслаждение кратко и преходяще, особенно наслаждение для глаз и ушей, то люди или забывают о нем и считают напрасными траты другого человека, или даже обижаются, если не удовлетворяется народный каприз, так что глупые люди получают зло за зло. Даже если они и удовлетворяют [очередной] народный каприз, ничего, кроме пустых рукоплесканий и разговоров на несколько дней, не получают. Так имущество ничтожнейших людей растрачивается изо дня в день на бесполезнейшие вещи.

24. Однако неужели более мудры те, кто совершают гражданам более полезные и более долговечные подношения, имеются в виду те, кто память имени своему создают созданием общественных зданий? Они также поступают неверно, что зарывают богатства свои в землю, так как всякая память бесполезна смертным, и труды их не вечны. Ведь они могут или разрушиться и рассыпаться от одного лишь землетрясения, или погибнуть от случайного пожара, или быть снесены в результате какого-либо нападения врага, или прийти в упадок от обычной ветхости. 25. «Нет ничего, — говорит [знаменитый] оратор, — созданного трудом и руками, что не истреблялось бы и не пожиралось бы старостью. И только справедливость и кротость будут процветать изо дня в день». [615] 26. Гораздо лучше те, кто делают раздачи своим клиентам и товарищам по трибе (в самом деле, они хоть что-то дают людям и оказывают им помощь), но и это не является истинной и справедливой щедростью. Ведь нет никакого благодеяния там, где нет к нему необходимости. 27. Стало быть, все то, что даруется ради воздаяния не нуждающимся или что возвращается с прибылью, пропадет и не будет благодеянием. Даже если этот дар приятен тем, кому дается, все же он несправедлив, ибо если бы его не было, то ничего плохого бы не случилось. 28. Существует одна истинная обязанность милосердия — поддерживать неимущих и неспособных воздать [за нее материально].

615

Цицерон. В защиту Марка Марцелла. IV, 11.

12.1. Это та совершенная справедливость, которая сохраняет человеческую общность, о которой говорят философы, это великий и истинный плод богатства: использовать нажитое не для собственного лишь наслаждения, но для спасения многих, не ради сущей выгоды, а ради справедливости, которая единственная не погибнет. 2. Стало быть, всеми способами следует добиваться, чтобы обязанность милосердия не имела никакой надежды на воздаяние, ибо следует ждать награду за это, т. е. за исполнение этой обязанности, от одного лишь Бога. Ведь если ты будешь ждать вознаграждение от человека, то это уже не будет человечностью, а [некой] ссудой за милость. Нельзя считать, что делает добро тот, кто совершает что-то не для другого, а ради себя. И все возвращается к тому, что каждый то, что дарует другому, не надеясь при этом ничего от него получить, на самом деле дарует [как бы] себе, так как обретет награду от Бога. 3. Бог повелел, чтобы мы, если когда-нибудь решим устроить трапезу, приглашали на нее тех, кто не сможет пригласить в ответ и воздать должное, чтобы каждый поступок нашей жизни был бескорыстен. [616] 4. И все же пусть никто не думает, что ему запрещено общение с друзьями или привязанность к близким, но Бог открыл нам, что является истинным и справедливым поступком. С близкими нам нужно жить так, чтобы мы не знали, что [из того, что делается нами], относится к человеку, а что — к Богу.

616

Лк. 14.12–14.