Творящие любовь

— Во флот?

Мать кивнула.

— И он не хочет, чтобы мы его от этого отговаривали.

— Ты тоже боишься надвигающихся событий, правда, мама?

На лице Элизабет-Энн появилось странное выражение.

— Да, — спокойно ответила она. — Боюсь. Особенно боюсь за Заккеса. Если начнется война, а Лэрри считает, что это неизбежно… — Женщина выразительно пожала плечами. — Ведь я мать. Ни одна мать на захочет, чтобы ее сын отправился воевать и сложил голову, не важно, во имя чего будет вестись война.

— Я понимаю, — отозвалась Шарлотт-Энн. — То же самое я чувствую в отношении Луиджи. Так как он военный… — Она мгновение помолчала, не желая беспокоить мать правдой. — Как бы то ни было, достаточно этой сентиментальной болтовни. — Она села поудобнее. — Как хам Регина?

— Она шлет тебе привет. Твоя сестра прекрасно окончила медицинский колледж. Мы отпраздновали окончание учебы вместе с ее двадцатипятилетием. Как бы мне хотелось, чтобы и ты присутствовала на нашем празднике. Знаешь ли, она, видимо, станет отличным педиатром. Но должна признаться, что мне не очень по душе ее свадьба. У жениха Регины ортопедическая практика в Сан-Франциско, следовательно, она отправится туда. — На лице матери отразилась боль. — Как тяжело матери видеть, что ее дети покидают родной дом. Ребекка умерла, Заккес собирается служить во флоте. Теперь и Регина уедет на другой конец страны, а между тобой и мной целый океан… Никто из моих детей не желает иметь ничего общего с «Отелями Хейл». — Она покачала головой. — А я уже знаю, что, если ты пытаешься держать тех, кого любишь, на коротком поводке и не давать им делать то, что им хочется, они разбегаются от тебя еще быстрее.

— Ты не выгоняла меня, мама, — негромко успокоила ее Шарлотт-Энн. — Я влюбилась.

— Я знаю, что ты полюбила. — Элизабет-Энн улыбнулась и пожала пальцы дочери. Ее голос упал до шепота. — Теперь я вижу, почему это случилось. Луиджи чертовски красив.

Они обе украдкой покосились на него и улыбнулись, но их хорошее настроение быстро улетучилось, как только обе женщины прислушались к разговору мужчин.

— Вы только что вскользь упомянули о проблемах в Германии, — говорил Луиджи, выпуская голубые облака сигарного дым. — Какого рода проблемы, по-вашему, мучают Германию?

Лэрри криво, невесело улыбнулся. Его единственный глаз пристально смотрел на Луиджи.

— Гитлер.

— Разве вы не считаете, что немцы хотят, чтобы ими правил Гитлер?

Лэрри откинулся назад и устроился поудобнее.

— Насколько я понимаю, им не оставили выбора. Во всяком случае, сейчас его у них нет, — он выпустил струю дыма. Какое-то мгновение Хокстеттер молча смотрел на свою сигару. — В настоящее время Гитлер обладает всей полнотой власти. Теперь поздно что-либо предпринимать. Он никогда добровольно не отступится. Еще не так давно экономика Германии была в таком ужасном состоянии, что у людей появилось ошибочное впечатление, что в Гитлере их единственное спасение. Кроме всего прочего, он клянется вернуть Германии утраченное достоинство, разорвав Версальский договор, отказавшись от выплаты репараций и заняв войсками Рейнскую область. Немцы смотрят на него, как на спасителя. А почему бы и нет? Они отчаялись. И в своем отчаянии не могут ясно видеть существующее положение вещей. Им не дано понять, что в перспективе все, что Гитлер действительно сможет дать им, это все то же отчаяние.

— Я довольно часто бывал в Германии, — небрежно заметил Луиджи. — Дуче и фюрер крепят узы дружбы.

— И Германия, и Италия поддерживают Франко. Мне это известно. Но мне кажется, что единственным результатом гражданской войны в Испании станет по-настоящему трагическая ситуация. Погибнут сотни тысяч, даже миллионы.

— В Испании? — с любопытством спросил Луиджи.

Лэрри медленно покачал головой, лицо его оставалось суровым.

— Я думаю, об этом вам известно больше, чем мне.

Князь безучастно пожал плечами и молча продолжал курить.

— Боюсь, что в Испании, да и во всей Европе прольется много крови. Такого кровопролития еще не бывало, — сказал Лэрри.

— Но почему вы думаете, что события захватят всю Европу?

— Я слушал речи Гитлера, — Лэрри говорил спокойно, но в голосе слышалось нечто зловещее. — Конечно, есть люди, слушающие его завороженно, словно лунатики. Есть и такие, кто просто смеется или издевается над ними. — Лэрри выпрямился, его тело напряглось. — Лично я не подпишусь ни под одним из этих мнений. Вернее, я бы подписался под обоими, если бы ситуация не складывалась столь опасно. Гитлер готов выполнить все, что проповедует, заметьте. А он очень хорошо умеет убеждать.

— Тогда, может быть, людям не следовало бы к нему прислушиваться, — предположил Луиджи. — А что если он говорит именно то, что они хотят услышать?

— Так вот каково ваше мнение? — спросил Лэрри, пристально глядя на него.

Князь не ответил. Какое-то время все сидели тихо, молчание становилось неловким.

Шарлотт-Энн, прекрасная хозяйка, как и всегда, по опыту знала, когда надо сменить тему разговора. Она выпрямилась и хлопнула в ладоши.

— У меня идея, — радостно проговорила женщина, желая не только нарушить затянувшуюся паузу, но и удержать свою мать в Риме подольше. — Почему бы маме не побыть тут, пока Лэрри съездит в Германию? Потом вы здесь встретитесь, и мы проведем вместе еще неделю перед вашим возвращением в Штаты.

Элизабет-Энн покачала головой.

— Спасибо, дорогая, но я не могу. Мы продумали наше расписание, и оно не оставляет места для продления путешествия. Мы не можем оставаться здесь так долго. Нам обоим надо вернуться домой как можно скорее. И как я уже говорила раньше, мне очень хочется посмотреть, что могут предложить крупные отели в Европе. Отсюда я отправлюсь в Венецию посмотреть «Даниели» и «Гритти палас», потом в Париж посмотреть «Георг V», «Ритц», «Крийон» и «Плаза атене», затем в Лондон познакомиться с «Ритцем» и «Клэриджем». И, наконец, я поплыву домой из Лондона, а Лэрри отправится в Штаты из Германии. Мне кажется, пора Нью-Йорку обзавестись своим отелем мирового класса, как ты считаешь?

— В Нью-Йорке много отличных гостиниц, — дипломатично добавил Луиджи.

Элизабет-Энн смотрела на него высоко подняв брови.

— Несколько хороших есть, — поправила она зятя, не желая смягчать слова. — Но по-настоящему легендарный отель? Нет, ничего подобного у нас нет. И я намереваюсь подарить городу такую гостиницу. Когда мы купили отель «Шелбурн», у меня на него были свои виды. И теперь я хочу, чтобы мои планы исполнились. Я собираюсь отремонтировать все здание, снизу доверху, все до единой комнаты. Это будет флагман всей сети отелей, и я изменю его название. Он будет называться «Палас Хейл».

— Мама! — рассмеялась Шарлотт-Энн. — Ты никогда не изменишься, правда? Все время строишь, строишь, строишь.

Элизабет-Энн слабо улыбнулась:

— А чем еще заниматься на этом свете? Человек может строить, разрушать или почивать на лаврах, наблюдая, как проходит время. Лично я из тех, кто не может усидеть на месте.

Семь дней пролетели так быстро, что Шарлотт-Энн показалось: не успели мать и Лэрри приехать, как уже пришла пора снова собирать чемоданы и уезжать. Лэрри в Германию поехал на поезде, а Элизабет-Энн — с ним вместе до Венеции.

— Мне бы хотелось, чтобы вы остались намного дольше, — с сожалением говорила Шарлотт-Энн в «даймлере» по дороге на станцию. Вечерело, глубокие пурпурные тени прочертили тротуары, медленно растекаясь по плитам.

— При других обстоятельствах мы бы остались дольше, — заверил ее Лэрри. — Но имея тридцать семь отелей и мотелей, твоя мать превратилась в необыкновенно занятую женщину. Что же касается меня, то я хочу покончить со всеми нашими делами здесь как можно быстрее и вложить полученные деньги в Штатах. Мир погружается в пучину бедствий у нас на глазах. Словно поставили бомбу с часовым механизмом. Осталось недолго ждать, чтобы кто-нибудь вывернул предохранитель.