Твой ход, аниран

– Здесь ты прав, Фелимид. Но ответь мне, пожалуйста, на такой вопрос: почему ты желаешь моей смерти? – я планировал держать себя в руках и не демонстрировать свои прибамбасы. Фелимид ведь и так прекрасно знал, чем я богат.

Но я без сомнений был готов угрожать, если того потребуют обстоятельства.

– Что??? – королевской дознаватель вполне натурально выпучил глаза. Играл не хуже, чем когда-то играл его мажордом.

– Не удивляйся так. Ты же неглупый мужик. Мы с тобой оба знаем, что ты обладаешь весьма важной информацией, которой так и не соизволил со мной поделиться. И мы оба знаем, что дар убеждения у тебя есть. Ты умеешь добывать информацию, умеешь ею грамотно распространять… И умеешь оказывать давление на слабые, доверчивые умы.

– Я всё ещё не понимаю тебя, аниран, - Фелимид нахмурился. – Ты говоришь загадками. На меня кто-то донёс? Меня обвинили в растрате?

– Нет, Фелимид. Тебя обвинили в предательстве.

– Что-о-о!? Кто посмел!? Меня!?

Сыграно было настолько неплохо, что даже я засомневался, что Фелимид действительно понимает, о чём речь. Поэтому от осторожных полунамёков решил перейти сразу к делу.

– Я не могу ходить по дворцу, постоянно оглядываясь и ожидая увидеть за спиной тебя. Тебя с обнажённым кинжалом. Кинжалом, которым планируешь нанести удар, потому что тебе показалось, что ты заметил во мне дивное двуличие.

Я говорил словами Иберика. Не точь-в-точь, но близко к смыслу. А когда увидел, как прищурились глаза Фелимида, сразу догадался, что до него, наконец, дошло.

– Значит, сын Каталама тебе признался? – Фелимид прикусил губу, а затем тяжко вздохнул, будто сожалел о чём-то. Осталось выяснить – о чём.

– В соплях и слезах. Извиняясь и клянясь, что его бес попутал. То есть ты.

Фелимид меня не понял. Но догадался, что увиливать бесполезно.

– Значит, он всё же увидел нечто, что заставило его вспомнить о моих словах? Что заставило задуматься, а потом признаться.

– Ты, судя по всему, знаешь об аниранах куда больше, чем я. Ты мне скажи – что он увидел?

– Ярость. Бесконтрольную ярость, выпускающую в наш мир драксадара.

Я проглотил комок: всё же я приходил к правильным предположениям. Не ошибся на счёт того, что происходит, когда я – не я.

– И ты считаешь, этого вполне достаточно, чтобы нанести подлый удар? – заскрежетал я зубами.
– Чтобы коварно убить того, кого ты знаешь уже несколько зим. Кто уже изменил лик родной для тебя страны.

Фелимид вытер быстро вспотевший лоб. Похоже, его решение не нравилось ему самому.

А может, он просто боялся последствий. Боялся того, что сейчас произойдёт с ним.

– Я не враг тебе, аниран, - тихо произнёс он. – И никогда не желал твоей смерти. Но есть вещи, которые куда важнее твоей жизни. Будущее моего мира намного важнее.

– Какого хрена ты мне сейчас втираешь! – раздражённо выкрикнул я.
– А я что не о нём переживаю разве? Разве я не забочусь о вашем будущем? По большому счёту, из всех аниранов лишь мне не наплевать, что с вами со всеми случится. Где остальные? Почему о них не слышно? Почему они не строят космические корабли, которые будут бороздить просторы Вселенной? Почему лишь я озабочен проблемами голода, веры, выживания? И такого анирана, анирана, который действительно пытается что-то сделать, ты собираешься пронзить кинжалом?

– Мы не знаем, на что они могут быть способны, если бы у них… Если бы они… Если бы они имели ту силу, которой уже обладаешь ты, - загадочно пробормотал Фелимид.

Но я его прекрасно понял.

– Это ты намекаешь, что было бы интересно посмотреть, что бы случилось, если бы Белый Великан или безумная Длань Фласэза сняли с моего хладного трупа метки? Божественный дар. Возможно, они оказались бы способны на большее?

– Нет, - Фелимид очень старался говорить осторожно. – Те двое – худший вариант для нашего будущего, как многие уже успели убедиться. Но ещё хватает тех, кто не обозначил себя. Кто не вышел на свет. Возможно, они более уверенно смогут противостоять тому, с чем с трудом справляешься ты… Ведь Иберик уже рассказывал мне, что с тобой происходит. А я знаю, почему происходит. И знаю из Книги, насколько это опасно.

– Ну и? Может, наконец, поделишься со мной? Может, наконец, расскажешь всё до конца?

– Я не знаю точно, что успел узнать ты…

– Хватит нести чушь! Говори! Говори всё без утайки!

Фелимид не выглядел тем, кто боится. Он разговаривал со мной тихо, старался не повышать тон. То есть старался не спровоцировать во мне ярость. Не пробудить гнев.

Но по лицу я заметил, что ему крайне тяжко признаваться.

– Я не враг тебе, аниран, - повторился он. – Поверь, это так. Я ведь давно за тобой наблюдаю… Но я не могу позволить, чтобы дивное двуличие одолело тебя. Я знаю, ты крепок, вынослив и непоколебим. Но, боюсь, даже такой, как ты, не справится с той ношей, которую несёт.

– Я плевал на твои опасения! Я сам буду сражаться. Никто за меня этого сделать не сможет. Ты лишь можешь помочь, объяснив то, чего я не знаю.

Фелимид опять вздохнул.

– В Книге Памяти Смертных, в полной версии, целая страница была посвящена тому, в кого может превратиться аниран, неспособный стать милихом. Божественная сущность, которым его наделили Великие для проверки крепости тела и разума, будет испытывать его. Будет стараться подчинить. Будет обещать сладость побед, всеобщее поклонение, величие перед лицами тех, кто анирану не ровня. Божественная сущность будет соблазнять анирана для того, чтобы понять, есть ли у анирана смирение. Способен ли он обуздать гордыню. Способен ли держать в узде самые низменные желания… Очевидно, что ни Белый Великан, ни аниран из Флазирии на это неспособны. Лишь ты пока уверенно сопротивлялся соблазнам. Но, к сожалению, это ни о чём не говорит, Иван. Дивное двуличие неизбежно приведёт анирана к безумию. В это верит церковь, которую основал Эоанит. Основал на фундаменте смирения. Он считает, что нет нам спасения. Ибо ни один аниран, столь похожий на нас, столь подверженный греху, как самый обычный человек, не сможет обуздать ту силу, что скрывается внутри. Чем выше аниран будет взлетать, чем больше частей божественной силы будет вмещать его тело, тем сильнее он возгордится собой. Утратит облик. Перестанет различать, что есть зло, а что добро. Чувство собственного величия заставит его сжечь в огне половину мира. От выживших он будет требовать поклонения и почитания. Сделает их покорными рабами. Безропотным стадом, которых Великие никогда не примут в свои объятия, когда придёт пора собирать Всходы. Чтобы спасти нас, чтобы встретить Триединого, когда тот спустится с небес второй раз, аниран обязан обуздать гордыню. Обязан справиться с искушением. Обязан доказать божественной сущности, что он сильнее… И, конечно же, обязан обуздать свой гнев, - финальное предложение Фелимид произнёс, бросив на меня печальный взгляд. То есть как бы намекал, что в курсе того, что с обузданием собственного гнева я справляюсь крайне плохо.

– Ты считаешь, что я обречён стать драксадаром?

– Я много читал о природе безумия. Сам боюсь, что во мне оно пробудится. И я знаю, что тебе не удаётся с ним справляться.

– Знаток хренов, - фыркнул я.

– Послушай, аниран, - Фелимид чуть повысил тон. – У меня нет к тебе ненависти. Ты – самый способный из всех, кто на слуху. Но на кону стоит куда больше, чем твоя жизнь. Стоит жизнь моего мира. Я признаюсь, что просил парня быть внимательным. Просил наблюдать за тобой и быстро завершить твой путь, когда он заметит то, о чём я ему рассказывал. Я не хотел причинять тебе боль. Но больше всего я не хочу, чтобы мой мир был сожжён в огне. Я всё ещё надеюсь, в отличие от церкви, я всё ещё верю в спасителя. Я надеюсь, что один из тех аниранов, о ком мы ещё не знаем, сможет справится с самим собой. Сможет побороть то, что принёс в мой мир, спустившись с небес. Я надеюсь, что кто-то из вас окажется достаточно крепок духом, чтобы спасти нас не только через поступки, но и победив самого себя. Если самым достойным анираном окажешься ты, - Фелимид, по классике, прислонил руку груди и поклонился. – Я буду только рад. Но если ты не справишься, расплачиваться будут другие. Расплатится мой мир. И я, как один их тех, кто мог хоть как-то повлиять, но не повлиял… Поэтому я просил Иберика быть внимательным к твоему поведению. И если случится то, чего я опасаюсь, сделать то, что я просил. А затем твоё тело бы мы укрыли в склепе, ждали бы и надеялись, что когда-нибудь за божественным даром придёт более достойный… Прости, аниран. Я всё ещё верен тебе. Но мой мир для меня намного важнее.

Наконец-то Фелимид раскрыл карты. Наконец-то всё рассказал до конца. Не скажу, что я жрал, причмокивая, но выдержал мужественно. И даже находил рациональное зерно.

Но конкретно в данный момент чхать я хотел на это зерно. Я сразу уловил общий знаменатель в речи Фелимида – если придётся, положить труп на полку, чтобы затем пришёл кто-то более достойный и забрал метки. Те же самые надежды, которые когда-то лелеял старейшина Элестин, приказывая двум неудачливым братцам закопать мне поглубже и отметить место флажком. Возможно, будь я на месте Фелимида или Элестина, мысли бы мои двигались примерно в таком же направлении. Но я на месте противоположном. А значит, положить себя на полку обязан никому не позволить. Я сам кого угодно положу на полку, если чужие руки потянутся к меткам.

И совсем не согласен, что я обречён. А вот хрен вам всем! Разным хитрожопым Фелимидам, прошаренным святым отцам и командирским голосам в голове! Я – всё ещё я. Ладно, пускай сражаться с собственной яростью мне всё сложнее и сложнее. Но я справлюсь. Я не позволю этому долбанному эмбриону подчинить меня. Я не превращусь в драксадара. Я продолжу идти по намеченному пути, консолидирую чужой для меня мир, отыщу всех трусливых аниранов и заберу их метки. А потом… А потом я встречу эту триединую тварь. Схвачу за длинную бороду и не выпущу, пока не узнаю, как исцелить мир от бесплодия.