Твоя Мари. Когда ее не стало
Шрифт:
А после занятий он вдруг спрашивает, в какую сторону нам с Сашкой домой. И оказывается, что по пути, даже автобус один. И сердце моё всю дорогу бухает от непонятного волнения, а внутри всё дрожит, и какой-то ком в горле, но от этого не дискомфорт, а наоборот…
Дома, лёжа в постели, я вдруг понимаю, что отчаянно хочу, чтобы в среду он снова пришел – и одновременно боюсь этого. Мне хочется его видеть – и в то же время страшно. Такой красивый парень…
В среду он садится не с нами, а на три ряда впереди и справа от прохода, так, чтобы видеть меня без помех – всё занятие
Господи, Маша, неужели ты в себе так не уверена? Какая чушь…
За мной всегда кто-то увивался, хоть я никогда не была признанной красоткой или еще что-то. Но почему-то парни меня вниманием не обходили, а я никем не интересовалась. Ну, не было мне нужды в этих гуляниях за ручку, в поцелуях украдкой, в непременной демонстрации своих отношений на школьных дискотеках. Я, кажется, парней вообще не замечала, даже наглухо влюбленного с седьмого класса Валерку Михеева, что ходил за мной, как служебный пёс за пограничником, везде и всюду.
И вдруг – Денис… К такому я оказалась не готова совершенно. Вообще не понимаю, как он из толпы в тридцать человек, большую часть которой составляли девчонки, выделил меня. Объективно говоря, там имелись девицы намного интереснее внешне, а парочка даже просто красавицы по любым меркам, но… Он увидел меня – и всё. Как будто шоры ему одели, никого не замечал, ни на кого не смотрел. Я же от его взглядов покрывалась мурашками и изо всех сил делала вид, что мне это безразлично.
А он оказался настырным. Даже после того, как курсы закончились, и начались экзамены, он не выпускал меня из вида – звонил, приглашал в кино. Я по большей части отказывалась, но иной раз мы куда-то все-таки ходили, уж не знаю, какими словами ему удавалось этого добиться. Но главное – он не пытался как-то распускать руки или тащить меня в постель, вот это очень располагало.
После вступительных он пропал на весь август, а в сентябре мы встретились на общем собрании первокурсников – и всё опять пошло по-старому. Денис звонил, если совпадали вдруг ленты – провожал домой. Однажды наши группы слили в одну на биологии – заболел преподаватель, и мы почти месяц занимались вместе, вот тогда-то случился у нас первый поцелуй – Денис в буквальном смысле вырвал его силой. Я начала снова его избегать и делала это довольно успешно, хотя особых трудов это не составляло – разные факультеты позволяли почти не встречаться.
Но Денис всё равно нашел способ не выпускать меня из вида. Мы ходили в театр, просто иной раз гуляли по городу, и я уже не возражала, когда он пытался меня поцеловать где-то в тёмной аллейке.
Ну и…»
… Совершенно случайно наши две группы слили на биологию вместе – какая-то накладка с преподавателями.
Машка опоздала, уж не знаю, что там у нее произошло, но, когда она влетела в аудиторию, место осталось только рядом со мной, я тоже пришел почти самым последним. Хмыкнув, она опустилась на скамью рядом, шлепнула на стол учебник и две тетради, поправила выбившуюся из пучка прядь волос.Я же, едва ощутив локтем случайное прикосновение ее руки, даже дышать перестал, почувствовав, как меня буквально окутало легким облачком ее духов. «Привет», – написал я на последней странице тетради и толкнул записку к Машке. Та прочитала, пожала плечами, но ничего не ответила, сделала вид, что внимательно слушает Маргариту Михайловну – преподавательницу биологии, известную своей особенной неприязнью к студенткам.
«Маша, давай в кино сходим». Снова никакой реакции, только легкий вздох. «В «Луче» какой-то новый фильм» – настаивал я, но Машка игнорировала все мои попытки наладить диалог.
Вот уже полгода мы учились на первом курсе медицинского института, правда, на разных факультетах, и вот такое слияние, как сегодня, вышло случайно и явилось для меня настоящим подарком. Виделись мы крайне редко, разве что где-то между лекций в главном корпусе, остальное расписание совершенно не совпадало. А я никак не мог выбросить Машку из головы, хотя вокруг было много девчонок – и более красивых, и – что главное – более доступных, чем она.
Но я почему-то всякий раз представлял себе ее тонкую шею в воротнике темно-синей кофточки, ее ноги, мелькавшие в разрезе джинсовой юбки, и от этих картин перехватывало дыхание. Сейчас, сидя так близко к ней, я чувствовал нарастающее возбуждение. Скосив взгляд, вдруг заметил, что на ней опять эта юбка, и полы разошлись под медицинским халатом в стороны, и теперь в разрезе почти полностью видна ее нога, обтянутая черной лайкрой чулка – даже край кружевной резинки заметен. Совершенно не соображая, что делаю, я положил руку на эту ногу, и Машка вскочила, грохнув на пол учебник.
– Вон из аудитории, – тут же отреагировала Маргарита Михайловна.
– Но… – начала было Машка, и ее тут же перебил грозный окрик:
– Вон, я сказала! – и ей ничего не оставалось, как пойти к двери.
Я же через пару минут специально пихнул свою сумку так, чтобы она свалилась со скамьи на пол, и тут же тоже был выставлен из аудитории, чего, собственно, и добивался.
Машка стояла у большого окна в коридоре, обхватив себя руками, и смотрела на улицу – там падал снег. Март в наших краях – еще зима.
– Меня тоже выставили, – радостно сообщил я, усаживаясь на низкий подоконник.
– Поздравляю, – буркнула она. – Теперь отрабатывать замучаемся.
– Да ну, ерунда.
– Тебе, может, и ерунда, а меня она загоняет.
– Ну, так как насчет кино? Пойдем?
– Я работаю.
– Ну, не каждый же день?
– Не каждый. Но времени на кино у меня всё равно нет.
Я внимательно посмотрел ей в лицо:
– Я вот каждый раз думаю – ты кино не любишь или со мной ходить не хочешь?
– И то, и другое.
Я рассмеялся:
– Слушай, ну, что ты такая упёртая? Я же не в постель тебя тащу.
Она посмотрела насмешливо:
– Тут тебе вообще не светит, Денис.
– Да? А чего так?
– А вот так, – Машка села рядом со мной, взялась руками за подоконник и, чуть наклонившись вперед, спросила, глядя в пол перед собой: – С чего ты взял, будто можешь вот так запросто лапать меня на занятиях?
– Да я не лапал… просто как-то само…
– Ну да – рука соскользнула, – с деланым пониманием произнесла она, не отрывая взгляд от напольной плитки.