Твоя случайная измена

А я отвечаю:

— Не знаю, слишком серьёзное это решение. Ведь это на всю жизнь?

Он кивает:

— Конечно, на всю, — и ногу заносит над пропастью.

Я испугалась тогда не на шутку.

— Илья, нет! — кричу ему. Шагу сделать боюсь, вдруг и правда, сорвётся!

— Нет? — вопрошает, не глядя на всех. А нас было много на крыше. Ребята стоят, затаившись. Кто-то даже всплакнул.

Я головой покачала:

— Дурак, — говорю ему, — Да!

Сейчас это всё так туманно. Так невзаправдашно. Так далеко. И мне хочется вырвать всё это из памяти. Растоптать! Также, как он это сделал со мной. Только что.

«Шлюха», — звучит его финальное слово. Уж лучше б ударил меня! Это хуже удара. Она, эта дрянь его, значит, не шлюха? А я…

Я рыдаю взахлёб. Как ребёнок, утративший веру в добро. Мне так нужно сейчас чьё-то объятие. Чтобы кто-то погладил по голове. Назвал меня нежно и ласково.

Больно! Как больно. Как горько, и слёзы текут непрерывным потоком. Мне уже наплевать на свой тщательный «грим», в котором я собиралась пойти на свидание. На свидание! И на Эльдара, что, скорее всего, уже ждёт меня там, в ресторане. На шашлык, который, скорее всего, уже жарят для нас.

Я хочу в скорлупу. Чтобы спрятаться там ото всех. И забыть это всё. И уснуть безмятежно…

Как долго я здесь просидела. Машины минуют меня, светят фарами. Кто-то даже притормозил. Доброжелательно помахал, вопрошая, не нужно ли чем-то помочь. Я показала им большой палец. Мол, всё хорошо! И осталась стоять на обочине. Нет сил нажать на педаль. Нет сил продолжить.

Откинув солнцезащитный козырёк, смотрю на себя. В квадратике зеркальца видно мои воспалённые плачем глаза. Тушь потекла, и теперь по щекам разливаются тёмные «реки».

Опускаю взгляд ниже. О, нет! И платье запачкала, дура! Так видно пятно на груди. И зачем я накрасилась неводостойкой? Но, я же не думала плакать! Хотелось смеяться в этот вечер. Радоваться жизни. Принимать комплименты своей красоте.

Смотрю на себя. Красота! Ничего не сказать. Нос опух, под глазами озёра. Губы искусаны в кровь. Ну, уж нет! В таком жутком виде встречаться с мужчиной нельзя.

Можно, конечно, исправить ситуацию. Подкраситься заново, вытереть пятнышко. Не такое оно и большое. Да только лицо не исправишь! Выражение это не замазать ничем. И горечь в глазах, как у побитой собаки! Он увидит меня вот такой… И уже не захочет общаться.

Вытираю глаза кое-как. Присосавшись к бутылке, делаю несколько быстрых глотков питьевой. Привожу себя в чувство. Беру телефон.

«Эльдар», — нажимаю. Гудок напрягает, но выбора нет. Нужно что-то придумать. «Отмазку», — как сказала бы Машка. Ой, Машка… Будет стыдно ей сообщить, чем окончился мой фееричный дебют. Но это потом, а сейчас…

— Настя? — отвечает с тревогой. Очевидно, поняв, что звоню я не просто так.

— Эльдар, — говорю, а точнее, гнусавлю, что сейчас очень кстати, — Вы простите меня! Заболела.

— Что случилось? — говорит он всё тем же встревоженным голосом.

А вдруг мне так нравится его этот тон… Что хочется плюнуть на всё и поехать! Рассказать ему. Пусть посочувствует мне.

«Ох, нет! Хуже некуда», — думаю я. Жалость, сочувствие — это не то, что должно быть между мужчиной и женщиной.

— Наверно, простуда, — говорю я и шмыгаю носом. Голос охрип, и дышать получается ртом.

— Надеюсь, ничего серьёзного? — интересуется он. Так непритворно и искренне! Что сердце моё, потихоньку оттаяв, начинает стучать.

— Нет, я думаю, пару деньков… Не хочу заразить вас!

Он усмехается:

— Главное, поправляйтесь, Настя! Я буду ждать.

— Спасибо, — шепчу я в трубку. И не только за то, что он будет ждать. А за эту беседу. За то, что утешил меня, сам не зная того. Всего парой фраз.

Я отключаю смартфон. На часах уже девять. Ехать домой ещё рано. Я решаю чуть-чуть покататься по городу. Пусть эта сволочь, мой муж, верит в то, что я с кем-то. Мне уже всё равно! Он назвал меня шлюхой. Меня! Ту, кто даже ни словом, ни помыслом, за всю жизнь ему не изменил.

«Всё однажды бывает впервые», — думаю я, выезжая на главную. Пусть, не сегодня! Эльдар подождёт.

Тёмные стволики диких берёзок скользят по бокам. Впереди вижу свет притаившихся сбоку закусочных. Здесь, на окраине города, кормят неплохо. О том говорит громогласная вывеска: «По-домашнему вкусно!». А ещё много фур, припаркованных рядом. Кто, как ни дальнобойщики, знают цену домашней еде?

Торможу и паркую «букашку» под боком одной из таких. Кафе носит гордое имя «Обжорка». Как раз для меня! Аппетит пробудился нешуточный. Со мной всегда так, после сильного стресса…

Внутри тепло, многолюдно. Все столики заняты. Кроме, пожалуй что, одного. Очередь быстро уходит, и я, встав в хвосте, подхожу к официантке. Женщина в фартуке внушает доверие. Невысокая, плотная, она улыбается мне.

— У вас есть еда? — говорю я, сжимая свой клатчик.

Она, смерив взглядом мой облик, кивает:

— А то как же? Еды у нас валом! Что вы хотите?

Позади шепотки. Я только сейчас понимаю, что здесь, в этом зале пропахших солярой мужчин, я одна. В платье в белый горох. В каблуках и с причёской. Но мне совершенно не стыдно! Напротив. Мне хочется есть.

— Я даже не знаю, — гундошу в ответ.

— Солянку возьми, — обращается женщина, и сразу на «ты». Но мне не обидно! Киваю.

— Пюре, — продолжает она, наливает мне суп. Жирный, наваристый и ароматный. Кидает сметану и зелень.

Я, облизнувшись, киваю:

— Пюре.

— И котлету! — сурово добавляет она. Будто пюре без котлеты нельзя.

Я улыбаюсь, ставлю всё на поднос. Туда отправляется хлеб и компот.

— Сколько с меня? — говорю торопливо.

Вдруг сбоку, один из мужчин, ожидавших, пока я сподоблюсь, роняет:

— Можно, я заплачу?

Обернувшись, я вижу дородного парня. Точнее, мужчину. Трудно понять его возраст. Высокий и светловолосый. Футболка заправлена в джинсы. Их держит ремень. Колени все в пятнах, как будто он ползал на них по земле.

— Не стоит, — говорю благодарно, — Я могу заплатить и сама.

— Оно видно, что можете, — соглашается он. И сурово кидает женщине за прилавком, — Картой.

После берёт из тарелки большой круглый пончик, и кладёт поверх хлеба, ко мне, на поднос.