Ты будешь жить

– Босс, давай вытягивай меня отсюда. Освобождаю спальное место для другого клиента...для Санька.

– Да нет, ты уж сам. Мужчина должен всегда выбираться сам. Вот тебе доска, карабкайся.

Кряхтя и отдуваясь Жокей выбрался наружу. Женька отвернулся, полез в машину:

– Давай, вытаскивай своего приятеля, заодно и помянем раба Божьего, овцу заблудшую, Санька.

Когда он повернулся, на него смотрел ствол ружья.

– Ну что, зверюга? Вот и конец тебе пришёл. Иди к яме, я тебя тащить не буду, спешу, домой уже пора. И так задержался с тобой. Но если сам в яму прыгнешь, я тебя присыплю, чтобы крысы не сожрали. Обещаю.

Женька смотрел исподлобья.

– Стреляй, не надо тянуть, а то можешь потом передумать.

Щёлкнул боёк курка, ничего не понявший Жокей передёрнул цевьё, досылая патрон в ствол. Ещё один щелчок...

– У тебя ничего не выйдет, я вынул патроны. Ты не Жокей, ты тупой осёл,который уже сошёл с дистанции..

Жокей бросился вперёд, но наткнулся грудью на острие ножа. Подламывая колени , как сноп повалился вперёд.

– Ну вот, я же сказал, что до финиша ты не добежишь.

Женька за ноги оттащил трупы к яме, забросал землёй и мусором. Открыл бутылку водки, вымыл руки.

Неожиданно, его лица коснулось что-то невесомое, осенняя паутинка или

дуновение ветра. Женька не заметил этого касания и лишь досадливо дёрнул щекой, избавляясь от неприятной соринки. Он ещё не знал, что души убитых людей, прощаясь с бременем земной жизни, всегда смотрят в лицо своего убийцы.

* * *

Женька шёл по городу, и он принимал его автомобильным гулом, непривычным запахом выхлопов автомобилей, ярким светом рекламы и полным равнодушием

человеческих глаз.

На замусоренной остановке, напротив вокзала, что-то громко обсуждала подвыпившая кампания, под прозрачно выгнутой пластиковой крышей, рядом с раздутыми сумками устало присели две пожилые цыганки.

Он стоял и смотрел на красные огоньки, на окна комнат и квартир, зажегшихся напротив. За каждым шла жизнь, там жили люди, ругались , мирились, читали книги, рожали и воспитывали детей. И ничего с этим сделать нельзя, так все построено и так случилось в жизни. Он стоял и смотрел на окна, на огоньки, завидуя тем людям, у которых был дом. А кто ждёт его? Может быть Господь укажет путь? И пришло решение, идти утром в церковь. Бабушка Галя любила повторять:

– Вера- это корабль спасения в огромном море жизни.

Проведя ночь на лавочке в глубине парка и не сомкнув глаз, утром Женька пошёл в Храм.

В церкви шла служба, несколько человек исповедовались и с десяток прихожан слушали проповедь, день был Пантелеимона- целителя. Зашла пожилая пара, встали в уголок под лампу – писать записки, о здравии, об упокоении.

Подошла женщина в чёрном монашеском платке, собрала оплавленные огарки свечей.

Женька несмело спросил:

– Матушка, можно ли мне поговорить со священником.

– Да, можно, но только после службы. Подождите его.

Через полчаса к Женьке подошёл священник средних лет. Спросил:

– Ты хотел со мной поговорить, сын мой?

– Благословите, батюшка!

– Бог благословит!

– Окажите помощь, батюшка, подскажите как жить. Остался один на свете, нет ни денег, ни документов, ни желания жить.

Священник внимательно посмотрел ему в глаза и спросил:

– Ты крещёный, сын мой?

– Да, крещёный.

– Тогда для твоей души нет лекарства лучше, чем молитва. Молитва - это стена, ограждение сердца. Его покой и мир.

Тебе надо пожить среди верующих, успокоиться, а потом учиться строить жизнь заново. Привыкать жить как все.

Сейчас я отведу тебя в трапезную, там тебя накормят. Ну а в дальнейшем, Господь управит.

В трапезной храма, где Женьку впервые за несколько дней поел, пожилые женщины пекли просфоры, здесь по-домашнему пахло тестом. На столе стоял пузатый самовар, чай наливали в расписные чашки, и Женьке страшно захотелось, чтобы время остановилось. Чтобы навсегда в прошлом осталась Чечня, страх, смерть и всегда на столе стоял фарфоровый весёлый чайничек, чтобы всегда улыбались эти добрые женщины.

После трапезы Женька вместе с батюшкой прошёл в бомжиный приют. Это был большой двухэтажный дом, покрашенный в зелёный цвет. На цепи скучала дремлющая собака, сарайчики, огород. Деревянная скрипучая лестница на второй этаж. У входной двери – распорядок дня, в рамочке – поучение "О матерном слове" Иоанна Златоуста. Батюшка поясняет:

– Мужчины днем на работе, дома только женщины.

Через три часа на обед будут «щи», а на ужин каша с маслом. Водка и вино запрещены. Вместо спиртного вечером чай с вареньем и сладкими пирожками. Разговоры по душам. Есть комната с книгами, в которой собраны в основном книжки советских писателей, Фадеев, Гайдар, Горький. Есть и зарубежная классика, про любовь, но читают её в основном женщины. Мужчины предпочитают книги про охоту и рыбалку, или о войне. Современное непотребство не держим, всяких Лимоновых и Сорокиных не признаём. Но это в том случае, если будет время и останутся силы. Потому что день у нас расписан по минутам. В шесть тридцать - подъем. В семь - утренняя молитвы. В восемь - завтрак. С девяти до девятнадцати - работа.

С четырнадцати до пятнадцати тридцати - обед и чтение духовной литературы. После работы -ужин. А с двадцати одного до двадцати двух - вечерние молитвы. И сразу отбой.

Всё это батюшка рассказал во время экскурсии по дому.

Женьке показали банки с заготовками, двух свинок в сарайчике, двух коров, баню. Хозяйство было натуральное, существовали тем, что сами вырастили, и тем, что заработали на городских стройках, в храме, да тем, что добрые люди жертвовали.

Недалеко от вокзала находилось армянское кафе «Кавказ». Армяне- православные люди, жертвовали молельному дому, что могли. В основном продукты.

По вечерам Женька должен был приезжать с тележкой и забирать, всё, что оставалось от обедов и ужинов.

* * *

Однажды Женька разговорился с батюшкой, отцом Виктором. Тот рассказал в чем секрет его дома. Этому его никто не учил, принципы он угадал интуитивно – душа подсказала, жизнь заставила. В доме не было никакого персонала, самоуправление. Бездомные не признают никакого начальства, они слушаются и понимают только своих. Никаких инструкций. Для социальных служб работа с бездомными – тяжёлая и неприятная обязанность. Куча инструкций, а придет человек, нуждающийся в помощи и не знают, что с ним делать – не имеют права поселить, не имеют права лечить. А у батюшки столовая – для голодных. Аптечка с лекарствами и травами для больных телом. Молитва для больных духом. Пришел голодный человек – покормят без всякой справки. Больного полечат. Обиженного пожалеют.

А дальше – кто как. Кто неделю проживет, кто месяц, а кто-то остаётся насовсем. Если в сердце поселится смирение, то жизнь земная станет раем.

Сердце своими очами видит чувства. Оно их различает, как наше зрение различает цвета: вот - кротость, вот - милосердие, вот - гнев, вот - тоска и т.д. Отверзаются очи сердечные только благодатью Божией. Это чудо. Чудо исцеления слепого.

Я ведь тоже не всегда так думал. В прошлой жизни я был офицером, танкистом. Жена красавица, а сам хотел непременно стать генералом. В ноябре 1994 года вызвали в особый отдел бригады, спросили: