Ты будешь жить
Шрифт:
Прапорщик Смышляев выхватил гранату. Девочки завизжали.
Услышав шум драки и крики, Женька выглянул из подсобки. Увидел забившихся в угол людей, какого-то человека с гранатой в руках, перед собой.
Что было сил ударил его по голове стеклянной бутылкой с минеральной водой. В это время, Самвел, сидя верхом на Мирошниченко, стянул со стола скатерть, и ударил Мирошниченко по голове каким то блюдом.
Женька осмотрел упавшую гранату. Чека была на месте. Накрыл её толстой, эмалированной кастрюлей. Бросил Самвелу:
– Гранату не трогай. Отдашь её ментам, иначе у тебя будут проблемы.
Похлопал по карманам лежавшего Смышляева. Из нагрудного вытащил удостоверение, отпускной билет. Хмынул.
–
Самвел запричитал:
– Спасибо брат, дай Бог тебе здоровья. Спас детей, тебе это зачтётся. Что я могу для тебя сделать?
– Дай денег, сколько сможешь. И, постарайся про меня ничего не рассказывать, хотя бы сегодня.
Стараясь не бежать двинулся к железнодорожным путям, на которых стояли товарные вагоны.
Отъехав от города, утром на рынке он купил новенький камуфляж и электричками двинулся в сторону Моздока. Через два дня Женька был уже в Чечне.
* * *
В тесной клетке для задержанных на полу спал Мирошниченко. Ему снился убитый прапорщик Голенков. Он укоризненно качал головой и говорил, вот ты проявил беспечность, а меня убили!
А потом он неожиданно вновь увидел, как задержали они на блоке ржавые жигули с двумя чеченцами в камуфляже и с оружием. Парни показали удостоверения, что из чеченской милиции. Надо было бы их отпустить. Но старшему на блоке не понравилось, что чехи ведут себя слишком дерзко. Будто это не Россия в Чечню вошла наводить конституционный порядок, а наоборот, Чечня наводит порядок в России. Тогда и вызвали по рации подкрепление. Через десять минут примчались два БТРа, бойцы скрутили задержанных, натянули им на голову мешки и умчались. А на следующий день поднялся переполох до небес. Пропали задержанные чеченцы. На джипах приезжали крутые чеченские мужики, все обвешанные оружием. Заходили на блок нагло, как к себе домой. Разговаривали, как допрашивали. И странно, робел Мирошниченко в разговоре с ними. А потом прошёл слух, что нашли ту машину, а в ней обгоревшие трупы. Парни те оказались родственниками очень больших людей в чеченской администрации и тех, кто шастает по горам.
Родственники поклялись найти и кровно отомстить убийцам. Ровно через неделю у Мирошниченко закончился срок командировки и он вернулся в родной УВД. А ещё через неделю ребят, с которыми он на блоке был, расстреляли в городе.
И страшно было Мирошниченко во сне. Как жить теперь в своей стране?
В соседней камере с перебинтованной головой храпел Смышляев.
* * *
Однажды вечером Ахмад Хаджи вместе с Аликом и Андреем уехали в соседнее село. Ночью в Женькину коморку пришла Марьям. Она погасила свет, разделась в темноте. Её горячие соски, выпроставшиеся из под лифчика, твёрдо упирались ему в грудь, и он пугался. Такое с ним было в первый раз. Женька опускал руку на ее горячий и на ощупь бархатный, как у щенка живот, блуждая пугливой ладонью задевал жёсткий завиток чёрных волос. Потом, незаметно для себя, застигнутые полудрёмной чередой образов и воспоминаний, засыпали прижавшись друг другу.
Ему и ей снились одинаковые сны. Они состояли из запахов и звуков.
Сначала появлялся запах лета, короткого обжигающего дождя и такой же нежности. Затем густо и лениво наплывал запах осени, холодной осенней свежести и печали. А потом приходило чувство опасности и страха, карабкающееся холодным пауком на вершину всех сновидений, распугивая нестерпимо ласковое тепло, тревожа блаженное онемение и такую счастливую и доверчивую слепоту. По каждому движению, по нарочитой случайности, а на самом деле, прямой целенаправленности блуждающих касаний как бы спящих - рук, они оба понимали, что проснулись, но какое-то время не подавали виду. Потом Марьям поднялась, отвернувшись к стене спешно оделась.
– Это было первый
и последний раз, Женя. Считай, что это благодарность за сына. Больше такого не будет, иначе убьют и тебя и меня. Запомни это.* * *
Через несколько дней приехал Ризван.
После ужина они сидели на нагретых солнцем камнях и Ризван говорил Женьке.
– Так получилось, что ты живёшь в моей семье. А я уже много лет живу в Москве. У меня свой бизнес, семья Почему я стал воевать? Просто приехал из Москвы в Грозный и увидел бомбёжку. Русский лётчик сбросил бомбу на школу. Я видел как плакали люди, которые собирали то что осталось от их детей. Как они проклинали этого лётчика, и Ельцина и Павла Грачёва. С того дня я дал себе слово, что ни одного лётчика не оставлю в живых. Каждую весну, я еду в Чечню и воюю здесь за свой народ, за погибших детей.
Когда умирают русские, это называется «потери» — или еще говорят «погибли». Когда умирают чеченцы, они называют это «уничтожены». Потому что чеченцы- враги. Я тоже чеченец — значит, враг. И когда я умру, они назовут это «уничтожен».
Виноваты в том, что случилось со всеми нами не русские и не чеченцы. По большому счёту и мы и вы похожи, мы одинаково любим, ненавидим и умираем. Ты попал в мой дом не по собственной воле, да и я не звал тебя в свою республику. Но за это время у нас было очень много такого, что связало нас кровью. И ты стал близким человеком для нашей семьи, поэтому очень прошу присмотри за моими близкими. Будь мужчиной, а я тебя не забуду.
Переговорив с Ахметом и Марьям, он забрал Алика и уехал с ним в Москву. У Ризвана в столице был свой бизнес, мальчику нужно было идти в школу. Старый Ахмет болел. Марьям и Женька осталась вместе с ним.
Однажды, уже под утро приполз раненый Аслан. В зелёнке его внедорожник поджидала засада. Автоматная очередь снесла водителю голову. Телохранитель Иса успел перехватить руль и вильнувший было тяжёлый джип на пробитых прополз ещё несколько метров по дороге, пока с правой стороны ему не влепили следующую очередь в бок. Пуля пробила Аслану плечо, грудь и повредила легкое. Иса крикнул:
– Уходи Аслан, я задержу их здесь.
Аслан, вывалился из машины и прижимая к себе левой рукой сумку с деньгами пополз между деревьями.
Пока шла перестрелку, он смог уйти на несколько километров в глубь зелёнки. Его не преследовали. Может быть решили, что далеко не уйдёт, или побоялись нарваться ночью на растяжку.
Теряющий сознание от боли Аслан, левой рукой достал из кармана разгрузки промедол, как мог замотал раны бинтом.
Под корнями дерева в излучине ручья он спрятал сумку.
Всю оставшуюся ночь он пробирался домой, сжимая левой рукой заряженный ПСМ. Под утро силы почти оставили его и он уже полз.
Несколько дней он лежал в бреду. Температура жгла его изнутри, заметая пепельным тленом восковое лицо с жидкой порослью щетины.
Женька постоянно находился с ним рядом. Когда Аслан пришёл в себя, он открыл глаза.
– А-ааа, солдат это ты?! Я вижу ты ещё жив. Но ты правильно сделал, что не пошёл в ординарцы к моему брату. В последнее время нас слишком часто стали убивать.
– Кто тебя ранил, Аслан?
– Ты знаешь, солдат, в последнее время в Чечне появилось такое желающих меня убить, что их точное число не знает даже Аллах. Прибавь сюда ещё и моих кровников.... Кадыровцев, желающих поквитаться со мной, гоняющихся за мной ямадаевцев. Так что не знаю. Знаю только одно, рано или поздно я встречусь с ними перед Аллахом.
Этим же вечером он попросил Женьку наклониться поближе к себе.
– Ты вот что солдат. Меня будут искать и скоро мне надо будет уходить. Завтра, рано утром пойдёшь по ручью вверх и под корнями старой орешины заберёшь сумку. Там деньги. Очень много денег. Спрячешь сумку в надёжное место и будешь ждать, пока я не скажу кому её передать. Понял?