Ты моё спасение души

От ужаса у меня перехватывает дыхание, сердце начинает птицей биться о грудную клетку, в голове становится жарко, в висках пульсирует кровь, в ушах шумит, как море в шторм.

Тихо и аккуратно ставлю на пол пакет с продуктами. Второй свободной рукой нажимаю ручку хрупкой двери, делаю шаг назад и бегу по длинному коридору барака. Жаль, что недалеко…

От моего навязчивого сна-воспоминания, в котором я все время пытаюсь сбежать, но в результате сама себя загоняю в тупиковую мышиную нору, откуда меня выдергивают за ногу, резко вздрагиваю и просыпаюсь.

В момент, когда прихожу в себя, чувствую нежные поглаживания по моей спине и тихий шёпот на ухо.

– Все хорошо, родная! Все хорошо, любимая! Я с тобой, рядом!
– шепчет Никитушка, мягко целует меня в висок и крепче прижимает себе.

Мой муж никогда не говорит мне "тихо", и, вообще, это слово в нашем доме под запретом, потому что для меня оно является триггером.

– Славуль, люблю тебя, очень сильно люблю! И никогда и никому не позволю тебя обидеть. Веришь мне, милая?! Будешь крутиться, снова залюблю тебя от всего своего неуемного либидо, но лучше спи, Бэмби. Завтра день у нас с тобой веселый!
– с закрытыми глазами, но губы в губы, говорит мне муж, поглаживая рельефную кожу на моем теле.

Чувствуя перекаты мужских пальцев по моим ожоговым рубцам, в голове всплывают, как кадры кинохроники, картинки почти десятилетней давности.

Пытаясь напугать Никиту, скидываю со своего оголенного тела халат, намеренно демонстрируя свою уродливость.

Он падает передо мной на колени, начинает гладить меня, проходить подушечками пальцев по моим грубым рубцам пламени огня и затушенных об меня сигарет.

– Ты, Слава, для меня самая красивая женщина на земле, - горячим шепотом произносит Никита, добавляя к своим руками губы.

От стыда и жалости к себе начинаю закрываться и отбиваться от его рук и губ.

– Уходи! Прошу тебя, Никита, уходи. Я хочу спать. Хочу побыть одна. Прошу тебя, перестань гладить эту уродливую шагреневую кожу. С таким позором легче умереть, чем жить. Зачем тебе это все? Зачем?
– тихо кричу я, заходясь в истерике.

– Славка, нашла о чем беспокоиться. Сейчас с такими шрамами хирургия чудеса творит. Всё сделаем, не переживай моя, хорошая!
– произносит Ник, поднимает меня на руки и несет в свою спальню.

Зайдя в комнату, аккуратно кладёт меня на кровать и начинает сам раздеваться до гола.

– Ты зачем это делаешь, Ник?
– от увиденного моя шоковая смелость улетучивается в миг, потому вопрос задаю заикающимся шепотом, натягивая до подбородка одеяло.

– Как зачем, Славик, мы начинаем нашу общую жизнь и твою психотерапию. Спать будем вместе и только обнаженными, как взрослые люди. Как мужчина и женщина, - голосом полным уверенности отвечает мне Ник и ложится голышом рядом со мной в постель.

Заняв место справа, Никита по-хозяйски поворачивает меня на бок лицом к себе, берет в круг своих рук и продолжает говорить.

– Давай спать, милая. Завтра у нас тяжёлый день, Слава. Мы вместе летим в Эмираты. Я в командировку по вопросам бизнеса. Ты - к очень хорошему врачу, который занимается лазерной шлифовкой всех видов рубцов, - безапелляционно заявляет мужчина то, что вероятно решил давно.

Я недоуменно хлопаю глазами, в моей голове полно вопросов, которые Никита не дает мне задать, потому что начинает быстро пояснять.

– Доктор проведет осмотр и даст нам консультацию. Если шрамы будет нельзя полностью убрать, то сделать их максимально незаметным, уверен, возможно. Не поможет шлифовка, пойдем дальше. Есть в конце-концов пересадка кожи, - произносит Ник, чмокает меня в лоб и гладит по моей ужасно зарубцованной спине.

Я лежу, крепко прижатая к мужскому телу, лицом уткнувшись в волосатую грудь, а своим лобком упираясь в его пах.

Лежу молча и даже боюсь пошевелиться.

Мне хочется разрыдаться от собственной жалости к себе, от своей никчемности и нерешительности.

"Господи, ну что же я за никчемное существо такое, - думаю, пытаясь успокоить свое бешено бьющееся сердце.
– Знаю, надо встать и уйти, чтобы не портить жизнь этому замечательному человеку. Надо…Но сделать этого не могу. Нет ни сил, ни желания, потому что ощущаю себя в объятиях этого сильного и властного мужчины, живой. Только рядом с ним чувствую себя в безопасности. И мне совсем нестрашна его нагота. Я не боюсь ее. Уверена, что Ник не позволит себе ничего лишнего в отношении меня".

И на самом деле в течение длительного времени Никита лечит мою душу и моё тело.

Я прохожу через руки ни одного специалиста. Насколько это максимально возможно мои шрамы в некоторых местах становятся менее заметны.

Там, где келоидные рубцы убрать оказывается невозможно, я их по совету Аниты, французской подруги Никиты, забиваю стильным цветным растительным рисунком.

– СлавА, раздевайся давай. Буду тебя писать. Подарим НикитЕ твой портрет в жанре "ню". Такую нежную и естественную красоту как у тебя надо писать только обнаженной натюрелью, - искренне искристо смеется молодящаяся и гламурно фасонистая, хрупкая женщина субтильной наружности, поворачивая мою голову то вправо, то влево.

– Я не могу раздеться, Анита, - произношу тихо, но уверенно.

– Ты такая стеснительная, СлавА?
– спрашивает меня женщина.

– И это тоже, - отвечаю, насупив брови и покусывая губу.

– Угумс, а ещё что кроме стеснения?
– уточняет Анита, начиная раздеваться.
– Я - художник, СлавА, мне можно все рассказывать как на духу и показывать без стеснения.

– Ну, да, есть у меня ещё некоторые причины, - произношу уныло.

– Смотри на меня, деточка. Я лет на 20-ть старше тебя. Моя грудь давно потеряла упругость и былую пышность, да и задница тоже. На ногах целлюлит. И что разве я - безобразна? Нет, СлавА. Я - красотка, - уверенно говорит мне Анюта, дефилируя передо мной практически совершенно нагая, в чулках и поясе.
– Покажи мне то, что тебя при твоей красоте смущает.

– Анита, почти все мое тело покрыто шрамами. Ну, какой мне жанр "ню", - отвечаю печально после затянувшейся паузы.