Ты мой закат, ты мой рассвет

— Очкарик, это не очень хорошая идея.

— Я знаю, мужчина, но нашим бабушкам пора мириться. Тем более, помощь тут и правда не помешает.

На самом деле, она права.

Дом мы приняли, в нем даже наведен небольшой порядок, и я привез сюда даже кое-какую мебель со своей холостяцкой квартиры, чтобы можно было переночевать и нормально позавтракать. Но нужно еще дохренища всего сделать, и без женских рук никак. Как и без мужских.

А еще я помню, как много для моего очкарика значит семья.

Как ей не хватает их с мамой телефонных разговоров, как она корит себя за то, что и моя мать стала редким гостем моих звонков. Причины не знает - во всяком случае, тему мы никогда не поднимали - но точно видит, что что-то не так.

А у нее просто неуемная тяга все везде поправить и сгладить каждый острый угол.

Хороший противовес мне - известному любителю все везде обострять и сразу рвать.

— Уверена, что оно того стоит?
– Вдруг передумает.

— Уверена, - без заминки, как пионер, отвечает жена.
– И хочу шашлык твоего авторства, мужчина. Так что как хочешь.

Устраиваю голову поудобнее, делаю глоток прямо из термоса и жмурюсь, наслаждаясь тишиной и приятной прохладой вечера.

Свиную вырезку и пару говяжьих медальонов я замариновал еще вчера, когда заезжал сюда с вещами и минимальным набором посуды.

Так что не только Очкарик умеет «угадывать» мои мысли.

Конечно, мы остаемся ночевать в довольно спартанских условиях, и прежде чем сделать эту вылазку, хорошо взвесили все за и против. Посоветовались с врачом, который наблюдает нашу дочь, и когда получили его согласие и список рекомендаций в придачу, выдвинулись в путь.

Если быть совсем честным, то только с появлением жены и дочери - скорее уж последней - я по-настоящему осознал, что такое полная ответственность. Раньше был только я и только Очкарик. У нас многое не ладилось, многое проходило на «ура», хотя и не должно было, но всегда где-то сзади зудела мысль: мы оба -взрослые люди, мы в состоянии сами о себе позаботиться, как бы там ни было. Мы не должны носиться друг с другом. Мы вообще можем просто разойтись и снова стать двумя полностью автономными людьми, которые вскоре забудут о существовании друг друга и окунутся в мир новых отношений.

Конечно, я перестал так думать после того, как в тот ужасный день понял, что в любую минуту Очкарик может исчезнуть навсегда. Уйти туда, где не словит сигнал ни одного мобильного оператора, куда не приехать, не прилететь и не прибежать.

И даже сейчас, когда опасность миновала, у меня неприятно холодит в груди, стоит представить, что в тот день все могло... закончиться.

Ася - это совсем другое.

Это моя маленькая бесконечная ответственность.

Человек, который появился на свет, потому что однажды я позволил себе забыться.

Человек, которого я - буду честным - испугался получить, потому что он бы связал меня по рукам и ногам. Какой бы сволочь и гадом я ни был, я бы никогда не оставил своего ребенка без заботы и обеспечения. Даже если бы мы с его матерью расстались на ножах.

Но мы не расстались.

Мы склеились и стали семьей.

Мамой и папой, которым еще предстоит набить шишек, прежде чем стать идеальными родителям.

Да и стоит ли? Может лучше просто жить, учиться друг у друга и у нашей дочери тоже?

Идеальное - это ведь такая... лажа.

Когда посреди ночи я слышу сквозь сон знакомое ворчание. Йени первой поднимает голову с подушки. Кажется, даже на пару секунд раньше, чем Ася начала просыпаться.

Я бесконечно благодарен своей маленькой замороченной писательнице, что она хранит мой покой, когда возвращаюсь с работы злой и уставший, и сил хватает только на то, чтобы поужинать, принять душ и вырубиться, чтобы встать в шесть утра.

Но сегодня я задерживаю Очкарика в постели.

— Спи, малыш, - целую ее в щеку и повыше натягиваю край одеяла на тонкое плечо.

Ася спит в корзине для поездок.

В ворохе одеял и теплом комбинезоне мягкого желтого цвета выглядит, наверное, как Дюймовочка в день своего рождения: крохотная, теплая и с огромными темными глазами. У нее уже почти прошла желтуха, хоть эта дрянь и поморочила нам с Очкариком нервы, но все равно щеки еще не то, чтобы совсем приятно-розового цвета.

— Привет, плакса.
– Осторожно беру сверток на руки, прижимаю к себе, как учила Йени: на сгиб локтя, где наша Мелкота помещается вся целиком, а второй рукой придерживаю край одеяла.
– Ты в курсе, что маленьким девочкам в такое время нужно спать и видеть сладкие сны?

Она моргает, как будто понимает, что говорю.

Похожа на мышь.

Только усов не хватает вокруг носа-пуговицы.

На улице моросит мелкий дождь, и его дробь приятно баюкает. Почему бы и нет, в конце концов?

На всякий случай, надеваю ей на голову поверх шапки еще и капюшон теплого комбинезона, заворачиваю еще в одно одеяло и беру приготовленную Очкариком сумку-термос, в котором она держит бутылочку со смесью. Эту тонкую науку я тоже как-нибудь освою, но точно не сегодня.

Накидываю толстовку, обуваюсь и выхожу на крыльцо.

Устраиваюсь в кресле.

Удобнее укладываю дочку.

Она ест как воробей - еле-еле, маленькими порциями. Но сегодня прямо с аппетитом.

Выдувает все, что есть в бутылочке, и недовольно морщит нос.

— Сразу видно, в кого ты такая вредная пошла, - не без гордости заявляю я. И в шутку грожу пальцем: - Только давай ты не будешь снова делать вот ту ерунду ртом и плеваться?

Снова моргает. Дважды. Ворочается в своем коконе.

Приподнимаю, прижимаю к плечу, растираю крохотную спинку.

Год назад, когда один мой приятель как-то приехал в гости с семьей и вот так же возился со своим новорожденным сыном, я смотрел на него как на придурка, у которого вот-вот отсохнет член и начнут расти сиськи.

А сейчас сам такой же.

Даже хуже, потому что пройдет еще порядочно времени, пока наша Дюймовочка наберет в весе и перестанет быть такой беззащитной.

— Ась, ты там спать не хочешь еще?
– Заглядываю внутрь свертка.