Ты моя судьба

Неожиданно в Мейбел будто что-то взорвалось, и она, не раздумывая, прервала назойливого поклонника:

— Если вы начнете соперничать из-за меня с Джереми, уверяю вас, он не пожертвует университету ни цента.

Конечно, он и не собирается ничего жертвовать, но Хорасу знать об этом не обязательно, решила она.

Мейбел не очень надеялась, что подобное предположение заставит Хораса одуматься, однако результат превзошел все ее ожидания. Она была поражена, как быстро с его загорелого лица исчезло самоупоенное выражение.

— О, — проговорил Хорас, и в его баритоне снова проскользнули визгливые нотки, — ты думаешь, что он мог бы… ну да, я понимаю. Ты хочешь вернуться к нему, чтобы убедить его быть более щедрым к университету.

Значит, моя идея сработала, с удовлетворением подумала Мейбел, но вслух торопливо проговорила:

— Не знаю, не знаю… В таком деле вряд ли можно что-то гарантировать.

— Разумеется, — согласился Хорас. — Но подумать только: его бизнес стоит сотни миллионов! Если он выделит лишь семь процентов от этой суммы…

Мейбел, можно сказать, увидела, как в его мозгу заработал калькулятор.

Хорас вскинул голову.

— Мейбел, это акт исключительного, высокого самопожертвования.

Он действительно поверил, что я иду на эту сделку только для того, чтобы заполучить для университета миллион долларов! — изумилась Мейбел. Впрочем, чему удивляться, тут же напомнила она себе: ради университета, точнее — ради карьеры, он готов на все. Он сделал мне предложение прежде всего потому, что я показала себя хорошей хозяйкой, достойной представлять его, то есть университет. Потому он не видел ничего особенного в браке, основанном на деньгах.

— В таком случае, — предупредила она, — вам придется все предоставить мне. И ни слова Джереми. Если он хоть что-нибудь узнает о нашем договоре, считайте, все пропало.

— О да, разумеется. Ни слова. Я во всем полагаюсь на тебя, дорогая.

И Хорас довольно потер руки: возможно, он уже планирует, как распорядиться щедрым даром, неприязненно подумала Мейбел.

— Следует предупредить и попечительский совет, — добавила она. — Если на Джереми начнут давить, ну хотя бы без конца намекать, как нам нужен стадион, ничего хорошего это не принесет.

Хорас с отсутствующим видом кивнул. Продолжая кивать, он открыл дверь кабинета и вышел, даже забыв попрощаться.

— Настолько влюбился в меня, бедняжка, — пробормотала Мейбел. — Нет, мне определенно нужно развивать вкус: что за мужчины ко мне липнут?..

Итак, одна проблема решена, поздравила она себя. В пределах обозримого будущего Хорас уж точно оставит ее в покое. Он не осмелится задавать ей вопросы относительно ее тактики из страха потерять вожделенные миллионы Джереми. Возможно, лишь через несколько месяцев он осознает, что суммы, которые туманили ему голову, так где-то в тумане и остались. Но это произойдет когда еще… А сейчас ей надо решить, что делать дальше.

Теперь оставался только Джереми.

«Только Джереми»! Даже если бы у Мейбел не было никаких других проблем, одной этой хватило бы с головой. Прежде всего, что он слышал перед тем, как вошел в кабинет?

А впрочем, какое это имеет значение? — рассудила Мейбел. Ведь ничего определенного я не сказала. Неприятно другое: он наверняка удивился, почему я отпрянула от Хораса. Это может навести его на всякие нежелательные размышления. Например, вдруг Джереми придет в голову, что у меня есть какие-то виды на него самого?

Мейбел бросилась в кресло и в отчаянии уставилась на так и не рухнувший потолок. Как же объяснить Джереми свое внезапно изменившееся отношение к Хорасу?

И вдруг на этот мучивший ее вопрос совершенно неожиданно нашелся простой и ясный ответ. Как будто Мейбел прочитала его на потрескавшемся, кое-где наспех зашпаклеванном потолке своего кабинета.

Великолепное решение всех ее проблем.

Джереми просил ее отсрочить развод на три месяца. Прекрасно, сказала себе Мейбел. Это то, что мне надо. Я соглашусь. За определенную цену.

6

Разумеется, Мейбел не знала, куда направился Джереми, выйдя из ее кабинета. И ни на миг об этом не задумалась. Ведь тогда она еще ведать не ведала, что ей потребуется срочно с ним поговорить. И только когда такая необходимость появилась, Мейбел сообразила, что ничего о нем не знает: ни где он остановился, ни для чего прибыл в город — возможно, не только для того, чтобы найти ее. Но вскоре она поняла, что Джереми намеренно остается вне пределов досягаемости. И что это, по-видимому, не связано с ней лично.

Получается так, размышляла Мейбел, что, когда я не желаю с ним разговаривать, он тут как тут, но сейчас, когда он мне нужен…

Похоже, свалившись будто с неба, Джереми сразу же исчез за горизонтом, потому что, как выяснилось, найти его оказалось совершенно невозможно.

Мейбел обзвонила все гостиницы, в которых, по ее мнению, он мог бы остановиться, но ни в одной Джереми Стейтон не был зарегистрирован. После полудня она от отчаяния набрала свой домашний номер и в течение нескольких минут слушала безнадежно длинные гудки, как будто Джереми, даже окажись он в доме, мог отозваться.

В конце концов, она в сердцах швырнула на рычаг телефонную трубку и заявила Верджи, что уходит.

— И правильно, — одобрила Верджи. — Если бы этот негодяй так обошелся со мной… — Увидев, какое выражение появилось на лице Мейбел, она проглотила конец фразы. — До завтра, Мейбел.

Какой-никакой кондиционер в конторе все-таки спасал от жары, но на улице солнце яростно набросилось на Мейбел, превратив ее волосы в полыхающий золотистый костер. Вскоре Мейбел поймала себя на том, что по мере приближения к дому шаги ее ускоряются. Конечно, Джереми там нет. Но если у него хватит смелости появиться в ее владениях…

Поскольку у нее нет ключей, ей придется или, смирив себя, стоять и ждать, пока он появится и откроет ей дверь, или взять у соседей запасные ключи. Мейбел опасалась, что ожидание под собственной дверью может затянуться до бесконечности. Оставалось надеяться, что Ширли или ее муж окажется дома. Но они работали в таком же сумасшедшем ритме, что и она, Мейбел, а потому застать их в это время суток почти нереально.

Мейбел свернула за угол, откуда уже был виден ее дом, и… окаменела.

На подъездной дорожке, отливая серебром, стояла светлая «тойота», а рядом с машиной — Ширли с двумя кружками в руках.