Ты - наша

Я слушаю этот сбивчивый рассказ, и волосы становятся дыбом от осознания, чего я избежала, какой участи.

И сейчас вообще нет мыслей, что Тошка переборщил, и что я неправильно поняла маму и папу… Не переборщил.

И я правильно поняла.

Все очень даже правильно.

К сожалению.

Моя мама просто опоила меня чем-то, чтоб отдать брату Игорю. А мой папа… Судя по всему, он совсем не мой папа…

Весь мой мир, и без того не особо цельный, сейчас со звоном опадает вниз, как разбитое зеркало.

— Блин, Вась… — бормочет Тошка, обнимая меня и баюкая, словно маленькую, — ну ты чего? Тормози, хватит уже… Тебе давай воды? А? Я так понял, тебя чем-то напоили.

Он дает мне попить.

Потом меня тошнит, долго и мучительно, прямо в придорожную пыль.

Сил, чтоб разговаривать и вообще что-то уточнять, уже нет, и я снова проваливаюсь в забытье, но теперь уже блаженное. Потому что парадоксально чувствую себя в безопасности.

Тошка снова куда-то едет, и меня убаюкивает это мерное движение и шум двигателя.

Прихожу в себя в следующий раз уже от чужих голосов над головой.

— Ну, ничего страшного не вижу… — женщина. Спокойная, доброжелательная. Теплые руки. — Просто нервное истощение, переутомление. Интоксикации нет.

— А если опять тошнить будет? — взволнованно спрашивает Тошка.

— Не должно… — задумчиво отвечает женщина, — если рвота была однократно, и сейчас нет признаков отравления… Я бы ее, конечно, понаблюдала в стационаре.

— Ага, я отвезу потом, — говорит Тошка, — спасибо вам.

Слышатся шаги, шорох, он что-то еще приглушенно спрашивает у женщины, затем хлопает дверь.

Я слышу, как Тошка идет ко мне, и открываю глаза.

— Вась! — он опускается передо мной на колени, внимательно смотрит в глаза, — ты как? Напугала меня.

— Норм… — хриплю я, моргаю, не узнавая обстановку, в которой оказалась, — мы где?

— В отеле, — отвечает Тошка.

— В отеле?

— Ну да… — он садится рядом на кровать, взволнованно проводит ладонью по волосам, ероша их, — я тебя не повез к себе. И в общагу не повез. И в полицию.

— В полицию?

— Ну да… — он смотрит на меня и затем неожиданно ласково проводит пальцами по лицу, — типа, похищение же…

Я, несмотря на случившееся, вообще не могу себе представить, что прихожу в полицию и заявляю на своих родителей.

А ведь… Ведь реально то, что они сделали… И то, что, скорее всего, собирался со мной сделать брат Игорь…

Крепко зажмуриваюсь, отворачиваясь.

— Сколько времени сейчас?

— Двенадцать ночи. Я платного доктора вызвал… Напугался.

Двенадцать ночи?

Боже!

Камень с Лисом, наверно, весь город уже перевернули!

Меня прошибает холодным потом, стоит лишь представить, что именно они сейчас думают, как сильно переживают!

Я же без телефона, и куда отправилась, они не знают!

Ох…

— Тоша! Тош, мне телефон нужен, — поворачиваюсь я к нему резко, — позвонить… Лешке… Или Игнату. Они же, наверняка…

Тошка смотрит на меня, и на мгновение в его взгляде что-то такое жесткое отсвечивает. Как блик фар у машины, несущейся на тебя. По встречке.

Но в следующее мгновение все меняется, он прикрывает веки, тянет мне телефон.

— Держи. Камня нет у меня телефона. А Лиса — есть.

Набираю Лиса, готовясь объяснять, где я и что тут делаю.

Недоступен.

Удивленно нахмурясь, набираю снова и снова.

— Не понимаю… — наконец, поднимаю взгляд на Тошку, молча наблюдающего за моими попытками. Проверяю еще раз цифры. Да, это точно телефон Лиса, я наизусть не помню, конечно, но зрительно — все цифры правильные. — Недоступен…

— Ну еще бы… — усмехается обиженно Тошка.

— Что это значит, Тош?

Он отворачивается, но я рывком за рукав разворачиваю его к себе обратно.

— Тош? Что случилось? С ним… Что-то случилось?

Как-то страшно становится, жутко даже.

Куда страшнее и жутче, чем во время недавнего моего похищения и отравления. Там все в тумане было, нечетко, неясно. И сейчас больше похоже на кошмар, который закончился.

А вот то, что Лис не отвечает, в двенадцать ночи, зная, что я недоступна…

Это каким-то сюром отдает, безумием.

Словно кошмар перерождается, становясь все объемней и глубже.

— Вась, — терпеливо вздыхает Тошка, — ты устала. Давай, ты поспишь. А утром еще раз наберешь… Может, они к тому времени проспятся…

— Проспятся? — не верю я своим ушам, — то есть? Ты о чем вообще! Тоша!

— Блять! — он дергается, с досадой хватает телефон, — ну вот не хотел я! Вообще не хотел! Нафиг мне это? Чтоб ты опять сказала, что я неправильно все понимаю?

— Тоша…

Я все еще не понимаю, все еще основательно не в себе. Но чувствую, всем сердцем чувствую, что что-то неправильное происходит. Дичь какая-то.

Вообще, все, что в последнее время со мной творится, отдает безумием…

Но сейчас, кажется, будет самое трешовое.

— Я не хотел! Серьезно! Я вообще не хотел тебе ничего говорить! — досадливо рычит Тошка, судорожно копаясь в телефоне.

И запускает, в итоге, видео.

Сует мне в руки, а сам уходит к окну, вытаскивает вейп, судорожно затягивается.

Я запускаю видео.

Темное, все прыгает и пляшет. Долбит музыка, явно все в каком-то ночном клубе происходит. И на фоне долбежки — громкие, разгульные голоса.

И лица, белыми мерцающими пятнами из темноты.

— Кто? — слышу голос за кадром и замираю. Лешка. Его рык, низкий и хриплый.

— Ну та, с косой, как у матрешки.

И этот голос знаю. Ленивый, с надменными нотками. Лис.

Лиса я вижу. Он сидит, развалившись, на диване, курит кальян.

Смотрю, как медленно затягивается, затем, запрокинув голову, выпускает пар. Мощное горло лениво двигается.