Ты следующий
Шрифт:
Тут я почувствовал, что веду себя неприлично, и решил ускользнуть по-английски. В дверях моя подруга снова расплакалась:
— Что ты делаешь? Зачем ты всех обижаешь?
— Ты обещала познакомить меня с Высоцким, ну и где он?
— Как где? Он сидел рядом с тобой.
Я вернулся и извинился перед всеми, а в первую очередь перед Володей.
— Как вы могли прийти без гитары? Для меня вы как кентавр — получеловек, полугитара.
— Гитавр, гитавр! — рассмеялся Савва Кулиш.
— Ко всему прочему, вы еще и ничего не пьете. Как я мог вас узнать?
Высоцкий объяснил, что закодирован от алкоголя. А о гитаре сказал, что начал к ней ревновать, потому что люди любят ее, а не его.
Я попросил его продекламировать тексты своих песен. Он согласился:
— Хоть
Закончив читать стихи, Высоцкий тут же спросил:
— Вам они понравились как поэзия?
— Очень понравились. Я ваш старый поклонник. Но если вы хотите более предметного разговора на профессиональном уровне, я бы хотел прочитать ваши стихи в рукописи.
— А вот этого я никогда не делал, — засмеялся он.
И я ему поверил.
— В России никто не признает во мне даже графомана. То, что я артист, — да. Композитор — возможно. Певец — да. Но поэт? — Гордое молчание.
Мы договорились встретиться через два дня. Тогда Володя Высоцкий передал мне концерт из его самых любимых песен, записанных специально для меня, и тексты этих песен, напечатанные на его печатной машинке с поправками от руки. Я впервые открыл для себя, что один эстрадный концерт равен одному сборнику стихов. Совсем недавно я убедился в том, что это было первой и последней рукописью и подборкой песен, которые когда-либо делал Владимир Высоцкий. Надеюсь, у меня будет время побольше написать о начавшейся тогда нашей с ним дружбе.
Моя русская книга вышла с иллюстрациями Георгия Пондопуло. Предисловие, написанное Андреем Вознесенским, было чудесным. Прошло совсем немного времени, и Эрнст Неизвестный эмигрировал на Запад.
Однажды в Венеции я случайно попал на какой-то фестиваль, или биеннале, или конгресс диссидентов. Я ожидал увидеть много знакомых, но увидел только Эрика, притом издалека. Он похудел. У него был болезненный вид. Разумеется, я никогда не услышал ничего ни о Мёбиусе, ни о каком-нибудь храме в пустыне. О таких фантастических масштабах могла вестись речь лишь в той России, которая уже не существовала.
Илья Глазунов написал большое полотно «XX век». Я слышал, что его жена каким-то ужасным образом покончила с собой.
Совсем недавно в заново позолоченной престольной Москве я встретил Валерия Николаевича Ганичева. Несмотря на свою внушительную карьеру и занимаемый на литературном поприще пост, он вел себя мило и любезно, как и раньше:
— А ты помнишь, как я устроил, чтобы твоя книга вышла с иллюстрациями Эрнста Неизвестного?
Он не шутил. Он, как и раньше, верил себе.
Такая вещь память. А некоторые говорят, что в ней скрывается душа.
1971 год был словно бы годом скрытых эмоций. Как будто все происходило под поверхностью. Под текстом. Под улыбкой. И под слезами.
На следующий день после смерти Хрущева произошло нечто таинственное. Где-то над Монголией упал или был сбит китайский самолет, на борту которого находился маршал Линь Бяо — второй по могуществу человек после Мао. Он летел на похороны Никиты — смеялись циники. Но тем не менее становилось все более очевидно, что Россия делала ставку на переворот против Мао. Американцы же оказались еще хитрее. Они заявили, что еще в июле приостановили шпионские полеты над Китаем, поэтому США никак нельзя заподозрить в «деле Линь Бяо». Ответным ходом Советского Союза было торжественное заключение договора о мире, дружбе и пр. со вторым по населению гигантом — Индией. Непродуманный ход.
1 октября в Нью-Йорке перед зданием ООН был поднят красный флаг с пятью звездочками, и китайская делегация триумфально вступила внутрь, неся перед собой портрет Мао Цзэдуна. Буквально в то же время США продали СССР пшеницу и муку на сумму 39 миллионов долларов. Теперь американцы могли спокойно заняться своими внутренними проблемами. Конгресс заклеймил «Черных пантер» и потребовал для некоторых из них смертного приговора. В сентябре они подняли бунт и захватили (изнутри) тюрьму «Аттика». Но вспыхнул пожар, в котором
сгорели 32 заключенных и 10 надзирателей, взятых в заложники. Возможно, тогда сгорела сама душа «пантер».В тот год, кроме Стравинского, еще много замечательных личностей покинуло этот мир. 4 июня умер Георг Лукач — философ, которого на Западе с уважением называли «марксистом-гуманистом». Еще один венгр — героический кардинал Миндсенти — удовольствовался тем, что покинул американское посольство в Будапеште. После 15 лет добровольного затворничества он переселился в Ватикан, находящийся на полпути в рай.
6 июля остановилось сердце эпохального Луи Армстронга. В каком-то из своих стихотворений я написал, что вместо сурдинки он вставил в свой саксофон луну. И вот сейчас, словно исполняя реквием в его честь, земные астронавты Скотт и Ирвин прогуливались на луноходе по Морю Дождей. А император Страны восходящего солнца Хирохито посетил Европу, пока студенты дрались с полицией в Токио. Всего лишь через двадцать дней после смерти Сачмо профессор Кристиан Барнард сообщил из своей клиники в южноафриканской столице Претории, что им была произведена первая успешная трансплантация сердца [67] . 14 августа умер Георг фон Опель. Пока хоронили Хрущева, Дюк Эллингтон с невероятным успехом играл в Ленинграде. А из Лондона одним пинком выгнали 105 советских дипломатов и шпионов.
67
Первая успешная операция по пересадке сердца была сделана К. Барнардом 3 декабря 1967 г.
В тот год абсолютный чемпион мира Мохаммед Али, бывший Кассиус Клей, вновь завоевывал славу лучшего боксера всех времен и народов. Род Лейвер стал первым теннисистом-миллионером. А Эди Меркс в третий раз выиграл «Тур де Франс». Париж наградил Пабло Пикассо в честь его девяностолетия выставкой в Лувре. А в Нью-Йорке 1 мая открылась выставка Энди Уорхола. Что происходило с этим миром? Какая-то перемена теплилась в глубинах его духа. Кубрик снял свой «Заводной апельсин». Взорвался «Иисус Христос — суперзвезда». Эрик Сигал издал «Лав стори» (или, может быть, фильм обогнал книгу — не помню). И мир снова заплакал над человеческой драмой богатых. Сентиментализм разлился, как чернила из плохо закрытой чернильницы. А модный эстетический каприз назывался концептуализмом.
10 декабря объявили новых лауреатов Нобелевской премии. Премию за мир получил социал-демократ Вилли Брандт. В области литературы — коммунист Пабло Неруда.
21 декабря Курт Вальдхайм сменил У Тана в ООН.
1971 год, по мнению французов, был прекрасным годом для шампанского.
Я знал, что мои дни в редакции сочтены. Знал, что каждая ошибка в газете будет использована, чтобы послать меня ко всем чертям. И я внимательно читал каждую рукопись, которая предлагалась к печати. Я носил материалы домой. Все среды проводил в типографии. Проверял корректуры. Просматривал первые готовые страницы… Зачем мне понадобилось это смешное сопротивление? Сопротивление кому? Некоей хилой угрозе, которая выдавала себя за судьбу. А может, ее слепое ожесточение сделало бы мою жизнь лучше?
В январе 1972 года мне сообщили, что я включен в состав официальной делегации под руководством Тодора Живкова, которая направлялась в Сирию. Я не вспомню точной формулировки, возможно, это был визит главы государства с сопровождающими лицами. Мне оставалось лишь горько улыбнуться: я не могу спать от волнения, а они вывозят меня на прогулку. Но не только Тельцы допускают ошибки. А уж «лица»… что это были за лица! Петр Танчев — новый лидер Болгарского земледельческого народного союза (историческим его вождем оставался Георгий Трайков). Иван Абаджиев — новый кандидат в члены политбюро. Петр Младенов — только что назначенный министром иностранных дел… И между ними — я, на закате своей так и не взошедшей карьерной звезды. Делегация, разумеется, была намного больше. В нее входили и другие министры, дипломаты, генералы и пр.