Ты снова станешь моей

– У нас это, крыша прохудилась. Заделали немного, но, - говорит вдруг она, и стреляет в меня глазами.

Я понимаю, что мое спокойное пребывание здесь вполне решается привычным мне способом.

Отлично.

Киваю, предлагая матери Ви не ходить вокруг да около, а сразу озвучить весь список, что нужно сделать, чтобы она до меня не доебывалась.

…

Согнувшись, потому что дверной проем слишком низкий, я прохожу мимо опустевшей коляски в предбанник, дальше пробираюсь по тесному коридору, мимо небольшого, старого холодильника, и попадаю в довольно светлую комнату с кружевными занавесками на окнах.

Ви склонилась над столом, стоящим в углу, застеленным пеленкой в горошек, и стягивает одежки с сына. Тот проснулся, и уже вовсю гулит.

Я быстро осматриваюсь.

Метрах в двух от пеленального столика, у окна, стоит кровать, рядом простенькая детская кроватка, явно, что не новая.

На стенах дурацкие обои в полоску, что, в принципе сочетается с занавесками.

Старое продавленное кресло. На небольшом столике ноутбук.

Это, наверное, единственное, не считая пачки памперсов, что отличает комнату от той, в которой я ночевал, когда приезжал сюда в прошлый раз, и хоть как-то напоминает о том, в каком веке мы живем.

Делаю шаг к малышу, но Ви меня останавливает.

– Если хочешь дотронуться, вымой, пожалуйста, руки, - просит она, не оборачиваясь. – Умывальник при входе.

– Ладно.

Возвращаюсь обратно на улицу, мою руки, и снова вхожу в дом.

Стараясь абстрагироваться от обстановки, прохожу, и, наконец, оказываюсь рядом с сыном.

Смотрю на него, и дух захватывает от впечатлений. Теперь ведь точно мой, абсолютно точно, и как же мне от этого кайфово на душе.

Мы встречаемся взглядами, карапуз взвизгивает, и широко мне улыбается. Я улыбаюсь в ответ, просто не могу не улыбнуться. А еще тяну к нему руку, и тот сейчас же ухватывает цепкими ручонками за палец.

Понимаю вдруг, что сильно соскучился по нему.

– Какой же он классный, - говорю я, и Ви согласно кивает.

– Какая же ты молодец, что…

Обрываю, потому что не хватает сил выговорить вслух, но она понимает, что я имею в виду. Что не сделала аборт, что выстояла. За это я буду благодарить и любить ее вечно.

– Хочу подержать. Не волнуйся, я ведь уже пробовал, - говорю я.

– Хорошо. Вот так придерживай, ага. Можете походить немного по комнате, я вскипячу воду, и потру яблоко. Уже начала вводить прикорм.

– А точно надо с яблока? Я читал про кабачки, - говорю я чисто на автомате, потому что на меня снова обрушивается шквал непередаваемых ощущений.

Всегда, когда он близко, так происходит, но сегодня…сегодня все как-то по-особенному.

Мой, мой, мой…Так и стучит в висках, отдает теплом в район солнечного сплетения, а дальше разносится по всему, кайфующему от этих ощущений, организму. Наш. Мой и ее. Наш. Сын. Такой крошечный. Маленький. Классный. Наш, один на двоих.

И он так внимательно, с такой искренней улыбкой смотрит на меня. Не понимает ничего. Так открыто и доверчиво.

Я читал еще, что в первые месяцы жизни малыши интуитивно определяют, кто свой, а кто чужой. Меня он как-то сразу определил в разряд своих. А я…вначале даже не понимал, что к чему. Хотел ее, а он был лишь средством манипулирования.

Но сейчас…Когда вживую, и так близко. Когда между нами контакт…

– Спасибо большое, Демьян. А теперь перейдем к кормлению. Игорешка…

Сын сразу же отзывается на голос. Поворачивает голову, и тянется к Ви, теряя ко мне всякий интерес.

– Ты можешь продолжить держать, а я покормлю, - предлагает Заноза, и я, конечно, соглашаюсь.

Наблюдаю за тем, как Ви подносит ложку к личику, и Игорек послушно открывает рот. Пробует, слегка морщится.

Мы с Ви синхронно улыбаемся.

– Тебе понравится, ты уже большой для прикорма, - говорит Ви, и зачерпывает следующую ложку.

Между нами витает приятный молочный, который теперь смешивается с яблочным.

Понимаю, что мне нравится. Очень.

– Он еще не совсем привык, - говорит мне Ви, когда малыш снова одновременно и жует, и плюется. – Может, ему и правда больше понравятся кабачки. В следующий раз попробую их.

– Это круто, - вырывается у меня.

– Что?

– Все. Вот это все. Ты, я и наш сын.

Заноза не отвечает, а вскоре забирает бутуза на кормление. Садится в кресло, освобождает грудь, и он набрасывается, начинает жадно сосать.

Я сую руки в карманы, прохожусь по комнате. Выглядываю в окно и убеждаюсь, что оно выходит на компостную кучу и соседский забор, ничего интересного.

– Странно, - говорю я.

– Что странно? – раздается мне в спину.

– Ну…что ты здесь жила, а потом вдруг решила уехать в город. То есть, в смысле, что не увязла в рутине, а поняла, здесь тебе не место. Своими силами добилась поступления в Вуз, собралась, и поехала. Ведь своими?

И я кидаю быстрый взгляд на Занозу.

– Конечно своими, чьими же еще. Или думаешь, у меня был какой-то спонсор?

– А он был?

Ви молчит, и испепеляет меня взглядом. Но я сам отвечаю за нее.

– Нет, если учесть, что я был у тебя первым…Ведь первым? Ты ведь не играла тогда? Никаких операций по восстановлению девственности?

– Демьян, я сейчас кину в тебя чем-нибудь тяжелым, - грозит Заноза, а я выдыхаю от облегчения и смеюсь.

– Ты…невыносимый, - продолжает возмущаться она.

– А ты сегодня идешь со мной на свидание.

Заноза поджимает губы.

На ее языке это означает что-то типа, зря я пообещала, но делать нечего.

– Я сейчас позвоню Валентине Сергеевне, чтобы она приехала, окей?
– продолжаю я.
– Освободит нам вечер.

– Ладно.

– Она, кстати, жаловалась мне, что ты ее не приглашаешь.

– Мне неудобно было, и вообще…Вообще, странно, что мама тебя не выгнала.

Валентина Сергеевна принимает вызов, и это избавляет меня от необходимости отвечать.

…

Деятельная старушка приезжает ровно в назначенный срок, и после очерчивания матери Ви, кто она и зачем, мы, наконец, покидаем участок.

Немного уставшие к вечеру, потому что Игорек совсем не спал, а также измотанные необходимостью делать вид, что нас не тянет друг к другу. Но на предложение Ви перенести свидание, я отвечаю категорическим отказом.

– Поедем просто в тихое место, - говорю я. – Отдельный кабинет, полумрак, приятная музыка и вкусная еда.

– С условием, что никакого секса, Демьян.