Тяжесть короны
Шрифт:
Я знала, что ко мне лично священник неприязни не испытывал. Мы мило общались до того. Он, предварительно спросив разрешения арданга, предложил мне перейти на «ты». Поразительно, но, даже после уточнения характера наших с ардангом взаимоотношений, к нам продолжали применять правила общения с женатыми парами. «Муж» разрешение дал, мне тоже было удобней обращаться к Ловину без соблюдения множества условностей. Но не думаю, что он стал бы предлагать такое, зная, что перед ним принцесса. Значит, Ромэр не открыл мою тайну, исповедуясь. И за оберегание моего секрета я была ардангу благодарна.
Этот маленький инцидент у телеги можно было бы оставить
Сидя в тени раскидистого дерева рядом с колодцем, я поглядывала то на «супруга», то на «совершенно случайно» севшего между нами Ловина. Ромэр старательно отводил глаза, а священник напротив, излучал добродушие и развлекал меня разговорами. Но я все же догадалась, в чем дело. Ловин был в чем-то прав, проявив свое неодобрение. Ведь король Арданга показал заботу и дружескую привязанность к… простолюдинке.
Меня сложившаяся ситуация забавляла. С одной стороны понятное стремление Ловина оградить Ромэра от компрометирующей его женщины перекликалось с желанием Летты и Клода. С другой стороны хотелось видеть лицо служителя, когда он узнает личность девушки, которой с такой легкостью предложил перейти на «ты». Была еще и третья сторона. Я жалела, что Ловин поехал с нами. Отчасти поэтому не смогла удержаться и поддразнивала священника, обращаясь к Ромэру с пустяковыми просьбами. Мой «муж», человек воспитанный, не мог отказать даме. А когда Ромэр мне подмигнул, поняла, что он тоже не прочь подразнить Ловина.
После привала меня сморило, вполне закономерно после бессонной ночи. Забравшись с помощью Ромэра в телегу, устроилась в сене, как в гнездышке, и почти сразу задремала. Даже не помню, как мы выехали из деревни. Мужчины сидели на облучке и тихо переговаривались на ардангском. Они старались сдержать данное «супругом» слово и не мешать мне спать, а потому разговаривали почти все время шепотом. Лишь изредка Ловин, когда хотел тоном подчеркнуть отношение к тому или иному событию, говорил чуть громче. Тогда до меня сквозь дремоту доносились обрывки беседы.
— Мы это уже обсуждали, — по голосу Ловина слышала, служитель хмурится.
— Вот именно, — процедил Ромэр.
— То, что ты делаешь, недопустимо, — резко отчитал друга духовник.
— То, что я делаю, тебя не касается, — голос Ромэра звучал раздраженно, даже зло.
— Я не так сказал, — Ловин и не думал отступать, напротив, даже заговорил громче. — Имел в виду…
Но Ромэр не дал ему договорить:
— Мне все равно, что ты имел в виду. Не! Лезь! Предупреждаю последний раз.
Холодные полные угрозы слова. Представив тяжелый взгляд Ромэра, даже поежилась. Не сдержалась и, приоткрыв глаза, посмотрела на мужчин. «Муж», повернувшись к священнику, буравил его взглядом. Ловин тоже был сердит, но ссорится явно не хотел, как и признавать свою неправоту. Рассматривая мужчин, вдруг подумала, что по моему дыханию они поняли, что я проснулась. Вмешиваться я не считала возможным, поэтому только повернулась на другой бок и натянула на плечи одеяло.
Они молчали. Долго. Я даже почти задремала.
— Прости, — пробормотал Ловин. — Конечно, ты вправе
поступать так, как считаешь нужным.Берег речки, вскрики ласточек-береговушек, фырканье довольной лошади. Ромэр сидел рядом на траве и задумчиво смотрел перед собой на камыши. В солнечных лучах ржаные волосы арданга казались золотыми. Он повернулся ко мне, ласково улыбнулся и, не говоря ни слова, взял за руку. Мы некоторое время сидели молча, глядя на речку. Потом Ромэр снова повернулся ко мне и, знакомо приподняв бровь, сказал:
— А… старые добрые методы?
Недоуменно пожав плечами, ответила:
— Не понимаю, о чем ты.
Тут вклинился еще один мужской голос:
— Они до сих пор действенны.
Я даже вздрогнула от неожиданности. Не сразу сообразила, что Ромэр разговаривал с Ловином, а мне все, кроме голосов, приснилось.
— Приятно слышать, — усмехнулся арданг.
— Ты хорошо придумал тогда. Не могут же «Вороны» хватать всех людей в латаной одежде, — в голосе Ловина слышалась улыбка. — А заметить нарочитость иных латок они не в силах. В конце концов, у стражи есть заботы и посерьезней.
Раньше уверенность Ловина в том, что весть о возвращении короля разлетится по Ардангу за пару недель, меня удивляла. Но, прислушиваясь к разговору, поняла, что священник не преувеличивал. Оказалось, Ловин много путешествовал по стране. В основном по трем соседним княжествам, Тарлан, Аквиль и Берши. Но частенько выбирался и в Ноарн. Этот город, ставший теперь официальной столицей Арданга, издавна был религиозным и культурным центром государства, местом, где князья собирались на Совет. Не удивительно, что именно туда со всей страны стекались новости. Перебродив в Ноарне, они распространялись по Ардангу довольно быстро. С помощью целой сети информаторов — бардов, сказителей и священников. В провинциях знали, кому из странников можно доверять, кто не только рассказывает истории, но говорит правду. Таких людей в народе называли «лоскутники» из-за выделяющихся заплаток на левом рукаве. Когда Ловин упомянул эту деталь, я заметила на рукаве его потертой черной куртки темно-серую прямоугольную заплатку, аккуратно пришитую черной ниткой с парой красных стежков.
Значительно позже, когда познакомилась со многими «лоскутниками», заметила некоторые закономерности. Серый цвет заплаты означал принадлежность к знати, красная нить — к служителям, зеленые нить и лоскут — к военным. Белые заплатки выделяли лекарей, черные — купцов. Реже прочих встречалась синяя ткань. Она говорила, что обладатель такой латки — чиновник, основной поставщик достоверных сведений. Разумеется, подтверждать мои догадки никто не спешил. Конечно, заплатки старались ставить так, чтобы они не казались ярким пятном на фоне одежды. Думаю, никому и в голову не пришло, что я обратила внимание на множество разных по форме и расположению на одежде заплаток у людей, ставших значительной частью окружения Ромэра.
Вечерело и парило. Сидя рядом с «супругом» на облучке, отметила, как изменилась местность. Большие поля сменились довольно крутыми холмами, на склонах ровными рядами росли хмель и виноград. По словам арданга здесь кроме прочих выращивали и лучшие в стране сорта, «Бархат» и «Черная ночь». Мне эти названия ровным счетом ни о чем не сказали, хоть я постаралась не подать виду. Но Ромэр все же заметил.
— Ты не знаешь эти сорта, — констатировал он с улыбкой. Неловко было ужасно, но я вынужденно согласилась.