Тыл — фронту
Шрифт:
— А я в общежитии. Была у нас?
К своему стыду, мы с Верой там не бывали.
Сложно складывался коллектив цеха и комсомольская организация. Большинство рабочих и специалистов эвакуировалось с Харьковского завода. Много было с Ленинградского Кировского, конечно, челябинцев, сталинградцев. Летом 1941 года строили корпус, где и поместились потом цехи 200, 400, 600, 800 моторного производства. По мере прибытия оборудования монтировались станки и с ходу включались в работу. Все еще было вперемешку, неспокойно. Люди устраивались на новую жизнь, знакомились, приспосабливались. И в нашей организации секретари менялись то и дело. Кто на фронт уходил, кто на другую работу. Вот в такую пору и шел разговор в то давнее утро.
— А ты зайди, погляди, как мы живем, — пригласил Фунтик. — Может, по-другому и разговаривать будем на комсомольском
Этой фразой он отвечал начальнику участка, который предложил «пропесочить» ребят на собрании.
После смены мы с Верой пошли в общежитие. В окнах почти не было целых стекол. А стоял ноябрь. Дул холодный ветер. Сушильные шкафы не работали. На трехъярусных кроватях только матрацы. Ни одеял, ни простыней. Кое у кого лежали подушки. А Фунтик, как белка, вскакивал на окна, выбегал в дверь и приговаривал: «Вот такая у нас вентиляция воздуха… А дома, конечно, теплее».
Члены бюро ВЛКСМ после нашего сообщения решили провести комсомольское собрание с отчетом замначцеха по быту. Но сей начальник заявил, что нет у него охоты тратить время на пустые разговоры: все равно, мол, ребята променяют одеяла и подушки на хлеб, не удержишь. Мы возмутились и направились к парторгу цеха. Лев Аронович Йорш понял нас с полуслова, поддержал. Попросил к собранию хорошо подготовиться, все проверить, решение толковое подработать.
На собрание пришел парторг и заместитель начальника по быту. В решении было записано все, что необходимо сделать. Спустя какое-то время пошли проверять. Порядок был наведен. В общежитии стало чисто, светло, уютно. Создали совет, начали выпускать стенгазету. Ребят предупредили: если кто разобьет стекло, продаст одеяло или подушку, будет выселен (что делать, другого выхода у нас не было). Жалоб не поступало. Член бюро ВЛКСМ Катя Гречанинова жила в общежитии, ей поручили заботиться о его жильцах.
Вот с этого и началась жизнь цеховой комсомольской организации, возглавлял которую Миша Сарайлов.
Долго мучились с очередями в столовой. Было в ней неуютно, грязно, сумрачно. Работники столовой грубили всем и каждому. В ней обедали рабочие нескольких цехов. Устанавливали графики питания, кассир стал работать в цехах по отделениям, и в столовую проходили только с чеками. Но очередь не исчезала. Окрыленные успехом в ремонте общежития, мы решили взяться за столовую. Долго обдумывали, спорили и решили, наконец. Подобрали старательных комсомолок, которые согласились работать официантками. На комсомольском собрании, где решался этот вопрос, дали им наказ: работать честно, обслуживать быстро, вежливо, не воровать продуктов. Если же заметим неладное, взыщем самой строгой мерой. Заведующим столовой партийная организация направила харьковского рабочего-доводчика.
Начали девчата с наведения порядка. Отработают смену и остаются, чтобы мыть, скоблить, красить. Им сделали деревянные подносы, чтобы можно было ставить не по четыре, а по восемь тарелок в два «этажа». Было трудно, конечно: поднос и сам тяжел, а на нем еще тарелки с супом. Они наливали воду в тарелки и тренировались, чтобы даже капельки не расплескать. Посветлела столовая. Столы, посуда — все в ней сияло чистотой. Справились наши посланцы. Исчезли длинные очереди.
Давала себе знать цинга. И в столовой ввели порядок: не подавать обеда (овсяный суп без всякой заправки и хлеб), пока человек не выпьет пол-литровую кружку хвойного напитка. Он, может, был бы даже приятным, будь в нем хоть немного сахара. А нам давали натуральный, ничем не подслащенный. Сводило не только челюсти, но и желудки, глаза пощипывало, но пить приходилось. Эта мера позволила сохранить зубы, хотя и поныне военная нехватка витаминов дает себя знать.
Сама жизнь ставила перед комсомольской организацией задачи, которые надо было решать неотложно. Когда в цехе наладилась работа по всему циклу, сложились отношения в коллективе, выяснилось, что у некоторых нет теплой одежды, обуви. И снова мы шли за советом и поддержкой к нашему парторгу. Не все мастера хотели считаться с нашим мнением, старались почти все талоны на теплую одежду отдать кадровым рабочим. Понятно, люди семейные, основные специалисты — им и внимание. А кто позаботится о подростках? После споров, советов, согласований решили составлять списки на талоны, которые будут действительными только за подписью парторга, предцехкома и комсорга. А ребята, почувствовав заботу товарищей, старались
трудиться еще лучше. Редко кто сам просил: «Дайте талон». Чаще хлопотали товарищи, соседи по станку, сменщики, групкомсорги.Наскоро, хаотично монтировавшиеся станки со временем выстроились в четкие линии потока. Нарастала производительность труда. Какое-то время все шло вроде само собой. Все продумывалось начальством, а мы, молодежь, оставались в стороне. Отмечали успехи кадровых рабочих, они заслуживали высокой чести. Мы, контролеры, вписывали в наряды рабочим количество годных, качественных деталей и видели, кто и как работает. Начальник отделения ленинградец Сергей Владимирович Бильдюгин подводил итоги месяца. Но это мало, если можно так выразиться, подливало масла в огонь соревнования. Мы договорились со сменным мастером Колей Бариновым, что наша нормировщица Лида поможет нам. Она не была комсомолкой, но охотно принялась за дело, быстро готовила все нужные сведения. К концу смены уже знали, кто как трудился. Еще не успевали почистить станки; сдать инструмент, а красочная «молния» сообщала о лучших рабочих. Толпились люди, улыбались, подначивали друг друга, а про себя мечтали перегнать передовика. Наш комсорг Миша Сарайлов быстро составлял лаконичный текст, а дядя Саша, цеховой художник, красиво, ярко оформлял. И пошли вверх проценты. Выполняли сменное задание (не норму, а задание!) на 200—300—500 процентов. Потом появились и тысячники.
Представим только, что проценты эти давались на станках типа ДИП, а не на современных, с числовым программным управлением, людьми истощенными, но одержимыми. Где-то раздобыли школьную доску и после каждой смены подводили итоги. Выходила цеховая стенгазета. И у людей словно прибавлялось сил. Было неистовое желание сделать больше, чтобы там, на фронте, наши бойцы ни в чем не нуждались.
Очень тяжелы были первые месяцы работы. Двенадцать часов на заводе. Да еще дорога, часто приходилось добираться пешком до дому. И потому все наши усилия были направлены на поддержание в людях всех человеческих интересов. Нельзя терять духовной стойкости — основу характера человека.
На участке 206 работал Вася Брюханов. По мере знакомства я вела разговор с молодыми рабочими о вступлении в комсомол. В очередную встречу слышу от Васи: «Опять агитировать в комсомол пришла?» Обиделась. Сказала, чтобы не воображал, без него найдутся желающие.
Часто задавали вопрос: «А что нам даст комсомол?» И теперь нередко так спрашивают, а не наоборот: «Что я дам комсомолу?» Однозначно не ответишь. Комсомол, прежде всего, воспитывает в молодежи чувство коллективизма, сознательное отношение к труду, ответственность. В этом возрасте человеку важно понять главное: он должен трудиться не только ради денег, а прежде всего ради нужности своего труда цеху, заводу, обществу. «Без меня не обойдутся», — вот что притягивает молодого человека к коллективу, к комсомолу. В нашем цехе кого только не было: учителя, студенты, даже артисты. Общая работа, высокая цель, забота о судьбе страны сдружили нас.
Пришло время, и Вася Брюханов сам заговорил о вступлении в комсомол. Он убедился в жизнеспособности, деловитости, в силе влияния организации на жизнь молодежи. Парень решил учиться в техникуме. После работы и теперь тяжело учиться, а тогда, в голодное время, после двенадцатичасового рабочего дня, — и подавно. Хорошо бы трудиться только в первую смену. Тогда лекции мог бы слушать. Мастер не хотел, не осмеливался брать ответственность на себя, а вдруг все захотят учиться… Брюханов делал канавки на кольцах и обеспечивал деталями обе смены. Нам хотелось поддержать Васю. Пришлось снова действовать через парторга. Добились!
Мне говорили, что позже Брюханов был комсомольским работником. Так что исчерпывающе мог ответить сам, что дал ему комсомол. Тот, кто вложил в жизнь организации свой труд, азарт, всегда будет помнить и любить комсомольские годы.
Станки работали безостановочно. Смену передавали на ходу. К концу ее контролеры не успевали принять все детали. Ведь каждую гильзу, кольцо, прокладку надо было осмотреть, проверить по всем размерам, поставить клеймо и записать в журнал. А выполнение плана смене засчитывалось по сданной на сборку продукции. Чаще нам приходилось работать и за сменщиков. Мы, контролеры, очень уставали, но понимали: сборка не ждет, фронту нужно много танков.