Тысяча и один призрак
Шрифт:
— Негодяй, я была невиновна!
Не знаю, какое впечатление это произвело на других, но что касается меня, то у меня пот катился со лба.
— Ну это уж чересчур! — воскликнул доктор. — Глаза на тебя смотрели, губы говорили!
— Слушайте, господин доктор, так как вы врач, то ни во что не верите, это естественно, но я вам говорю, что голова, которую вы там видите… вы слышите? Я говорю вам, она укусила меня, я говорю вам, что эта голова сказала: «Негодяй, я была невиновна!» А доказательство того, что она мне это сказала, в том, что сначала я хотел убежать, убив ее (не правда ли, Жанна?), а вместо того чтобы спастись, я побежал к господину мэру и сам сознался.
— Да, Жакмен, — ответил Ледрю тоном, в котором звучало сочувствие. — Да, правда.
— Осмотрите голову, доктор, — распорядился полицейский комиссар.
— Когда я уйду, господин Робер, ради бога, когда я уйду! — закричал Жакмен.
— Что же ты, дурак, боишься, что она опять заговорит с тобой? — сказал доктор, взяв свечу и подходя к мешку с гипсом.
— Господин Ледрю, ради бога! — с жаром произнес каменотес. — Скажите, чтобы они отпустили меня, прошу вас, умоляю вас.
— Господа, — заговорил мэр, делая жест, чтобы остановить доктора, — нам уже не о чем более расспрашивать это несчастного, позвольте отвести его в тюрьму.
— А как же протокол? — вмешался полицейский комиссар.
— Он почти закончен.
— Надо, чтобы обвиняемый его подписал.
— Он его подпишет в тюрьме.
— Да. Да! — воскликнул Жакмен. — В тюрьме я подпишу все, что вам угодно.
— Хорошо! — согласился полицейский комиссар.
— Жандармы, уведите этого человека! — распорядился Ледрю.
— О, благодарю, господин Ледрю, благодарю, — воскликнул несчастный каменотес с выражением глубокой благодарности.
И, взяв сам под руки жандармов, он с небывалой силой потащил их вверх по лестнице. Человек ушел, и драма исчезла вместе с ним. В погребе остались ужасные предметы: тело без головы и голова без тела. Я нагнулся, в свою очередь, к Ледрю.
— Милостивый государь, — сказал я, — могу я удалиться? Я к вашим услугам для подписания протокола.
— Да, милостивый государь, но с одним условием.
— Каким?
— Вы придете ко мне подписать протокол.
— С удовольствием, милостивый государь, но когда?
— Приблизительно через час. Я покажу вам мой дом, он принадлежал Скаррону, вас это заинтересует.
— Через час, милостивый государь, я буду у вас.
Я поклонился, поднялся по лестнице, с верхней ступени оглянулся и посмотрел в погреб. Доктор со свечой в руке отвел волосы с лица. Это была еще красивая женщина, насколько можно было разглядеть, так как глаза были закрыты, губы сжаты и уже посинели.
— Вот дурак Жакмен! — воскликнул он. — Уверяет, что отсеченная голова может говорить! Наверняка он все выдумал, чтобы его приняли за сумасшедшего, недурно притворился. Это может стать смягчающим обстоятельством.
IV
Дом Скаррона
Через час я явился к Ледрю. Случайно я встретил его во дворе.
— А, — воскликнул тот, увидев меня, — вот и вы. Прекрасно, я очень рад с вами поговорить. Я познакомлю вас со своими приятелями. Вы обедаете с нами, конечно?
— Нет, сударь, вы меня извините.
— Извинений не принимаю, вы попали ко мне в четверг, тем хуже для вас: четверг — мой приемный день, все, кто являются ко мне в четверг, становятся моими гостями. После обеда вы можете остаться или уйти. Если бы не происшедшее сегодня событие, вы застали бы меня за обедом, я всегда обедаю в два часа. Сегодня, в виде исключения, мы будем обедать в половине четвертого или в четыре. Пирр, которого вы сейчас видите, — Ледрю указал на прекрасного дворового пса, — Пирр воспользовался
волнением тетушки Антуан, стащил у нее баранью ногу и съел. Что ж, он был прав, а ей пришлось покупать у мясника другую ногу. Я тем временем успею не только познакомить вас со своими приятелями, но и сообщить вам о них кое-какие сведения.— Какие сведения?
— Относительно некоторых личностей, как, например, Севильский цирюльник или Фигаро, необходимо дать кое-какие пояснения об их костюме и характере. Но мы с вами начнем с дома.
— Вы мне, кажется, сказали, сударь, что он принадлежал Скаррону?
— Да, здесь будущая супруга Людовика XIV, до того как посвятить себя семье государя, ухаживала за бедным калекой, своим первым мужем. Вы увидите ее покои.
— Покои мадам Ментенон?
— Нет, мадам Скаррон. Не будем смешивать: покои мадам Ментенон находятся в Версале или Сен-Сире. Пойдемте.
Мы поднялись по просторной лестнице и вошли в коридор, выходящий окнами во двор.
— Вот, — заметил Ледрю, — это вас касается, господин поэт. Вот самый высокий слог, каким говорили в 1650 году.
— Карта Страны нежности!
— Маршрут по ней в обоих направлениях проложен Скарроном, а заметки сделаны рукой его жены.
Действительно, в простенках между окнами помещались две карты. Они были начерчены пером на больших листах бумаги, наклеенных на картон.
— Видите, — продолжал Ледрю, — эту синюю змею? Это река Нежности, эти маленькие домишки — это города и местечки: Ухаживания, Записочки, Тайна. Вот гостиница «Желание», долина Наслаждений, мост Вздохов, лес Ревности, населенный чудовищами. Наконец, на острове посреди озера, в котором берет начало река, расположился дворец «Полное Довольство» — конец пути, цель всего путешествия.
— Черт возьми! Что я вижу! Это вулкан?
— Да. Он иногда разрушает страну. Это вулкан страстей.
— Его нет на карте мадемуазель Скюдери?
— Нет. Это изобретение мадам Скаррон.
— А другая?
— Это полная противоположность первой. Видите, река вышла из берегов, она наполнилась слезами тех, кто идет по берегу. Вот деревня Тоска, гостиница «Сожаление», остров Раскаяния. Это очень остроумно.
— Вы позволите мне их срисовать?
— Ах, пожалуйста. Теперь пойдемте в покои мадам Скаррон.
— Замечательно!
— Вот сюда.
Ледрю распахнул дверь и пропустил меня вперед.
— Теперь это моя комната, но за исключением книг, которыми она завалена, она сохранила свой облик в таком виде, как она была у знаменитой хозяйки: вот тот же альков, та же кровать, та же мебель, этими предметами она пользовалась.
— А покои Скаррона?
— О, покои Скаррона располагались в другом конце коридора, их вы уже, к сожалению, не сможете увидеть, туда нельзя входить: это секретная комната, комната Синей Бороды.
— Черт возьми!
— Да, и у меня есть тайны, хоть я и мэр. Пойдемте, я покажу вам нечто другое.
Ледрю пошел вперед, мы спустились по лестнице и вошли в гостиную.
Как и все в этом доме, гостиная носила особый отпечаток. Обои были настолько стары, что трудно было определить их первоначальный цвет. Вдоль стены в два ряда стояли кресла и стулья со старинной обивкой, также были расставлены карточные столы и маленькие столики. Среди всего этого обилия мебели, будто окруженный океанскими рыбами левиафан, возвышался гигантский письменный стол, который одной стороной был придвинут вплотную к стене и занимал треть гостиной. Он был завален всевозможными книгами, брошюрами, газетами, среди которых царила, как монарх, любимая газета Ледрю — «Constitutionnel».