Тысяча Имен

Маркус неловко поерзал:

— В мое отсутствие старшим капитаном должен был стать Адрехт. Ты ничуть не нарушил свой долг, подчиняясь его приказам.

— Проклятье, ты сам знаешь, что дело не в этом! — Вал взволнованно скомкал свой ус, но тут же разгладил. — Я пошел за ним, потому что считал, что он прав!

— Многие так считали, — заметил Маркус, подумав: «На самом деле — все, кроме Фица и лейтенанта Игернгласса».

— Но они не командовали батальоном! — упрямо возразил Вал. — Они не могли пресечь все это на корню!

— И что бы ты сделал? Приказал второму батальону стрелять по четвертому?

— В случае необходимости, — чопорно ответил Вал.

— Это было бы гораздо хуже, чем то, что произошло на самом деле, — сказал Маркус. — Поверь мне.

— Но… — Вал замялся. — Разве после всего, что случилось, полковник сможет мне доверять?

Вот она, суть, подумал Маркус. Одно дело — принять ошибочное решение, и совсем другое — думать, что твой командир не простил этой ошибки. Он заговорил, тщательно подбирая слова:

— Полковник не дал мне ни малейшего основания полагать, будто он утратил доверие к кому–либо из офицеров. Если уж на то пошло, он винит в случившемся себя. — И мысленно добавил: «И разве это не удивительно?»

— Ты так думаешь?

Маркус пожал плечами:

— Если полковник с кем и говорит откровенно, так это со мной, а я до сих пор не слышал от него ни слова о недоверии. Притом неужели ты думаешь, что сейчас ему на руку твоя отставка? В ближайшие дни у нас каждый человек будет на счету.

— Если понадобится, я могу взять мушкет.

Маркус представил себе, как Вал с его щегольским мундиром и ухоженными усиками идет в атаку вместе с рядовыми солдатами, — и, не выдержав, прыснул. Вал крепился, но в конце концов тоже слабо улыбнулся:

— Ты же меня понимаешь, правда? Я просто счел, что должен как–то загладить вину.

— Знаю. Наилучший способ это сделать — позаботиться о том, чтобы второй батальон находился в полной боевой готовности. Завтра будет битва.

— Ты так думаешь?

— Полковник прозрачно намекнул мне на это, а он впустую намекать не станет.

Вал кивнул:

— Самое время. Вода уже на исходе. Да и парням не терпится начинить свинцом пустынных ублюдков.

— Как и всем нам. — Маркус жестом указал на письменный стол. — Все лучше, чем эта тягомотина.

— Что это за бумаги, кстати?

— Увольнения. Для солдат второй роты, которые были замешаны в бунте, и для кое–кого из четвертого батальона.

Вал непонимающе сдвинул брови:

— Увольнения? Разве их не возьмут под стражу до трибунала?

— Полковник сказал, что у нас нет ни времени, ни людей на содержание арестованных. Он намерен выдать им столько воды и пищи, сколько они смогут унести, и отпустить. Пускай добираются до побережья, если смогут.

— Через Большой Десол? — Вал втянул щеки. — Незавидная участь.

— Если мы когда–нибудь вернемся в цивилизованный мир, им всем будет уготована виселица, — заметил Маркус. — Министерство не одобряет бунтов.

— И все же… — Вал замялся, посмотрев на него. — Адрехт отправляется с ними?

Маркус кивнул. Вал покачал головой:

— Бедняга Адрехт. Нужно было ему остаться в Эш–Катарионе. Как чудовищно может подействовать на человека потеря руки или ноги.

— Может быть, он и доберется до Эш–Катариона.

— Может быть.

Несколько минут они сидели молча. Затем Вал проговорил:

— Мне кажется, Мор чувствует то же, что и я.

— Касательно Адрехта?

— Касательно отставки. Он считает себя виновным.

— Днем по его лицу это было не слишком заметно.

— Ты же знаешь Мора, — сказал Вал. — Он либо злится, либо притворяется, что зол. Однако в глубине души…

— Ты поговоришь с ним? Или же можешь прислать его сюда, если так проще.

— Я поговорю с ним, — решил Вал. — Боюсь, переубедить его получится не сразу.

И они снова замолчали.

— Ну что ж… — Вал хлопнул себя по коленям и поднялся на ноги. — Мне, пожалуй, и самому следовало бы отдохнуть. Завтра бой, говоришь?

— Почти наверняка.

В палатке стояла непроглядная темнота, но сон все не шел. Маркус лежал в койке, скомкав и сбив на сторону тонкое одеяло, и неотрывно смотрел в брезентовый потолок. Всякий раз, закрывая глаза, он видел Адрехта. Пока полковник произносил приговор, они не обменялись ни единым словом, но Адрехт ни на миг не сводил с Маркуса глаз.

«Как может он утверждать, что я предал его? Он, а не я поднял этот чертов бунт».

И все же, закрывая глаза, Маркус видел Адрехта — не мрачного однорукого капитана Ростона, а смеющегося азартного юнца, каким он был в академии. Вот он поднимает тост на дружеской пирушке, вот целует хорошенькую блондинку с нежной кожей и подведенными черным глазами… А вот протягивает Маркусу пистолет, и глаза его полны боли. «Если уж решил убить себя, Маркус, так по крайней мере сделай это как мужчина…»

«Ему было не место здесь, при всем его пристрастии к узорчатым тканям и хандарайским красавицам. Это было мое назначение». Маркус отправился в Хандар вслед за изгнанным Адрехтом из солидарности, но оказалось, что это место службы подходит ему куда лучше, чем его другу. Хандар находился далеко от Вордана, от пепелища родного дома и пожара, в котором сгинули все, кто был ему дорог.

Зашуршал полог палатки. Взгляд капитана метнулся в сторону звука и различил на фоне скудных огней лагеря женский силуэт. Маркус расслабился.

Полог упал на место, и палатка вновь погрузилась в темноту. Маркус различил шаги, затем шорох сброшенной одежды. Секунду спустя Джен скользнула в койку и прижалась к нему нагим теплым телом. Маркус просунул под нее руку, повернул голову, чтобы поцеловать девушку, — и уткнулся носом в нечто холодное и твердое.

— Извини, — сказала Джен. — Очки.

Она сняла очки, аккуратно пристроила поодаль, затем вновь подалась к Маркусу и, легонько тронув губами его губы, положила голову ему на плечо.