Тысяча Имен
Шрифт:
— Но… — Винтер осеклась, покачала головой. — Ладно. Извинения приняты. Если для тебя это важно, знай: я понимаю, почему ты так себя вела. После Эш–Катариона…
— Но ведь ты с самого начала была права, — серьезно перебила Феор. — Онвидаэр подарил мне жизнь. Растратить сей дар попусту означало бы презреть его душевные муки, равно как и мои.
Если задуматься, Винтер и впрямь говорила нечто подобное, но тогда она несла все, что в голову придет, только бы заставить Феор двигаться. Она пожала плечами.
— Что ж, я рада, что ты это поняла.
— Мне стало ясно, — продолжала Феор, — что по воле богов я встретила вас и совершила
— Доказательство? — эхом отозвалась Винтер. — О чем ты?
— Мой наат… — Феор замялась, — священная сущность. Обв–скар- иот. По–хандарайски это означает… — Она на миг смолкла, беззвучно шевеля губами. — «Молитва Небесного Хранителя» — наверное, так. Более точно я не могу передать. Язык магии не поддается переводу.
— Я помню. И что же это означает?
— Он дарует силу и могущество Неба, дабы защищать верных и дело Небес в этом мире. Соединив с ним расхема, неверную, я полагала, что он не достигнет полного расцвета. Могущество Небес не снизойдет на недостойного.
— Полного расцвета? — повторила Винтер.
— Да. — Феор вновь замялась. — Осматривала ли ты место, куда была нанесена самая первая рана?
— Осматривала. — Винтер опять искоса глянула на Бобби, но продолжала по–хандарайски: — Оно разрастается, верно?
— Полагаю, что да.
Винтер прикусила губу.
— Что происходит с Бобби?
— Небеса благоволят ей. Не знаю почему, но они одарили ее своим могуществом. Она воистину становится Небесным Хранителем. — Феор выдохнула с такой силой, словно долго задерживала дыхание. — Вот почему я знаю, что встретилась с вами по воле Небес.
— Но что будет с Бобби? Эта штука распространится по всему ее телу?
— Не знаю. Подлинный Хранитель не появлялся уже много поколений, а изучать древнейшие знания мне не было дозволено. — Феор покачала головой. — Возможно, преображение остановится, когда она достигнет цели, которую уготовили для нее Небеса.
— Возможно?! — Винтер, как могла, постаралась сдержать гнев. «Если бы не этот наат, Бобби была бы уже дважды мертва, да и я, скорее всего, тоже». — Хорошо. Стало быть, ты на самом деле не знаешь. А кто может знать?
— Мать. Но вполне вероятно, что не знает даже она. Слишком многие знания древнейших дней нами ныне утрачены.
— Ладно. — Винтер потерла двумя пальцами лоб, борясь с пробуждающейся головной болью. — Ладно. Стало быть, когда мы захватим в плен эту вашу Мать, я просто попрошу полковника разрешить нам поболтать с ней с глазу на глаз.
— Ее не захватят в плен. — Страх промелькнул в глазах Феор, и она крепко обхватила себя руками. — Она скорее умрет. Все умрут.
— Они могут сбежать и на этот раз, — заметила Винтер.
— Нет. — Феор подняла взгляд. — Именно это я и пришла сказать. Мать близко. Я чую ее. И Онвидаэра тоже.
— Думаешь, они здесь? В оазисе?
— Да.
— Но… — Винтер повернулась к Бобби и перешла на ворданайский: — Ты сказала, что оазис захвачен, верно?
Капрал кивнула.
— А в чем дело?
— Феор утверждает, что там еще кое–кто остался. Те самые люди, которых мы видели в Эш–Катарионе в ночь пожара. Могли они где- нибудь спрятаться?
Бобби ответила не сразу.
— Я знаю, что полковник приказал обшарить весь оазис в поисках припасов, но не слышала, чтобы кто–то обнаружил что–то подобное. Правда, поиски еще продолжаются. — Она пожала плечами. — Графф и
все ребята из нашей роты сейчас как раз заняты этим под началом капитана Д’Ивуара.Винтер надолго замолчала. Словно тугой комок стянулся в груди, и заговорить ей удалось не сразу.
— А ты осталась? — тихо вымолвила она.
— Мы хотели, чтобы кто–то был при тебе, когда ты проснешься, — пояснила Бобби. — Я решила, что лучше всего остаться мне. Потому что… словом, ты знаешь.
Винтер медленно выдохнула. Заныло в боку.
— Что ж, — сказала она, — теперь я проснулась, и мне пора возвращаться к своим обязанностям. Пойдем разыщем наших.
— Но в этом же нет никакой нужды, — возразила Бобби. — Графф может справиться…
— Нет уж, я сама, — процедила Винтер сквозь зубы. Перед мысленным взором ее неотступно стояли картины той жуткой ночи в Эш–Катарионе, когда юноша по имени Онвидаэр прикончил трех вооруженных мужчин легко, словно повар, который сворачивает голову обреченной на суп курице. Она повернулась к Феор и спросила по–хандарайски:
— Ты сумеешь отыскать Онвидаэра?
— Не… не совсем. Я могу почуять его, когда он где–то рядом, но не более.
— Если мы найдем его… — Винтер заколебалась. — Однажды он уже не подчинился приказу вашей Матери. Поступит ли он так снова? Если у тебя будет возможность с ним поговорить?
— Я не знаю. — Выражение, мелькнувшее в глазах Феор, подсказало Винтер, что хандарайка думала о том же. — Однако хотела бы попытаться.
Вблизи пушка всегда казалась Маркусу на удивление крохотной по сравнению с ужасающим грохотом ее выстрела.
По крайней мере так было с обычными полевыми пушками. Маркусу доводилось видеть осадные орудия — вначале в академии, потом на причалах Эш–Катариона. Эти чугунные исполины были так огромны, что казалось невозможным представить, как люди ухитряются их заряжать, не говоря уж о том, как осмеливаются стоять рядом, когда подожжен запал.
На фоне такого мастодонта двенадцатифунтовое орудие показалось бы сущим карликом — металлический, шести футов длиной цилиндр с дулом, которое было в диаметре немногим крупнее головы Маркуса. Малый размер пушки лишь подчеркивали колеса — высокие ободья из дерева, обитого железом. Сама пушка — одна из трех, изначально имевшихся в распоряжении Пастора, — была целиком, от дула до основания, покрыта искусно выгравированными цитатами из Писания, а сейчас еще и усеяна пятнами порохового нагара.
Сам Пастор стоял возле орудия и вел разговор с полковником. Позади них застыла в ожидании седьмая рота первого батальона. Маркус узнал богатыря–капрала, который вместе с ними находился в плену у Адрехта, и едва удержался от соблазна помахать ему рукой.
— Выстрел прямой наводкой будет обладать большей пробивной силой, — говорил Янус. — Да и двери не могут быть из сплошного камня, иначе створки было бы невозможно сдвинуть с места. И противовес там пристроить негде.
— Со всем почтением, сэр, но мне доводилось видеть весьма хитроумные противовесы, — отозвался Пастор. — Притом же, если двери легкие, не имеет значения, под каким углом в них стрелять, а если случится рикошет, я уж верно не хочу, чтобы ядро отлетело прямо в нас. — Он с отеческой нежностью похлопал по стволу пушки. — Опять же, милостью Господа и Военного министерства, мы не испытываем недостатка в ядрах. Не получится разбить двери с первого раза — повторим попытку, только и всего.