Тысяча Имен

Губы Граффа зашевелились, словно он пережевывал что–то жесткое.

— Хватит, — сказал он, по–прежнему не поднимая головы. — Хватит. Добудьте чистое полотно и разорвите его на полосы, а я сниму с него рубашку.

Винтер кивнула и направилась к своему чемодану. Из двух запасных рубашек она выбрала ту, что почище, и разорвала ткань с треском, похожим на отдаленный мушкетный залп. У Винтер были готовы уже с полдюжины неровных полос полотна, когда Графф отшатнулся от раненого, разразившись потоком ругательств.

— Мать вашу, зверя мне в задницу!

— Что такое? — Сердце Винтер мгновенно сжалось. Она обернулась. — В чем дело?

— Да сами гляньте! — пробормотал Графф. — Вот…

Вначале Винтер решила, что речь идет о ране, вокруг которой капрал тщательно вытер кровь, покуда не осталась лишь кровавая рваная дыра в правой части живота. Вслед за тем он расстегнул пуговицы, чтобы снять с Бобби остатки прилипшей к коже рубашки, и тогда…

— Вот оно как, — тихо проговорила Винтер. Взгляд ее скользнул по лицу Бобби — юному, неогрубевшему, не тронутому щетиной женственному лицу, — и сотни деталей в ее сознании со щелчком сложились в отчетливый узор.

— Чтоб меня!.. — выдавил Графф. — Да ведь он…

— Она, — поправила Винтер.

— Она, — тупо повторил капрал. — Я же не могу… то есть я не…

— Продолжай, — оборвала Винтер. — Можно подумать, ты впервые в жизни увидел женскую грудь.

— Продолжать?! Но…

— Потом, — жестко сказала Винтер. — Потом. А сейчас — делай все, что можешь.

Графф поглядел на нее, и девушка приложила все усилия, чтобы ее ответный взгляд выражал полное спокойствие. Капрал судорожно сглотнул, затем кивнул и снова склонился над своим пациентом.

Некоторое время спустя Графф выпрямился. Струйка пота стекала по его лбу, и капрал рассеянно стер ее, оставив на волосах красный след.

— Плохо, — сказал он. — Пуля так и сидит где–то там, внутри, но если стану копаться в ране — выйдет только хуже.

Винтер посмотрела на Бобби. Его, точнее, ее губы беззвучно шевелились, но глаза были плотно закрыты, словно ей снился сон и она никак не могла проснуться.

— Отнести бы ее в лазарет… — начал Графф.

— Это что–нибудь изменит?

— Нет, — признал он. — Скорее всего, нет. У него… у нее слишком сильное кровотечение, и уже началась лихорадка.

— Можешь прикинуть, сколько… сколько еще это продлится?

— Пару часов в лучшем случае, — сказал Графф.

— Она придет в сознание?

Графф устало пожал плечами:

— Я не врач, а всего лишь капрал, который научился кое–как резать и штопать. Хотя сомневаюсь, что даже врач мог бы вам ответить на этот вопрос.

Винтер кивнула:

— Тогда тебе лучше уйти.

— Уйти? — Графф поднял на нее взгляд. — Куда?

— Быть может, еще кому–то в роте нужна твоя помощь. Фолсому по крайней мере.

— Но… — Капрал беспомощно указал на девушку, лежавшую на полу.

— Я побуду с ней, — сказала Винтер. — Не оставлять же ее одну.

Графф отвернулся, но Винтер успела заметить, что на лице капрала промелькнуло облегчение. Она постаралась не винить его в этом.

— Я еще загляну, — произнес Графф, отступая на шаг. — Попозже. А вы можете найти меня и сообщить, если он… то есть когда она…

— Сообщу.

Винтер подтолкнула его к выходу. Когда за капралом опустился полог палатки, она с полминуты устало смотрела ему вслед, а потом повернулась и села около Бобби.

Хотя Графф и перевязал рану самодельными бинтами, на повязке уже проступала кровь. Винтер не сводила взгляда с лица девушки. Оно словно закаменело, исказившись от боли, коротко, по–мужски остриженные волосы слиплись от пота. Винтер отрешенно расправила их одной рукой.

— Только не к мясникам, — пробормотала она. — Ну да, конечно.

Ей самой подобная возможность даже в голову не пришла.

«Эта девочка оказалась куда предусмотрительней, — думала Винтер. Грудь, которая вызвала у Граффа такое потрясение, была совсем небольшая — только начала набухать, и Винтер задумалась, сколько же Бобби на самом деле лет. — Если б только она мне об этом рассказала… — Бредни, конечно. Все, в том числе и Винтер, прекрасно знают, что тайна, хоть раз произнесенная вслух, — уже не тайна. — Но я могла бы задать ей столько вопросов! Как она прошла через вербовочный пункт? Откуда она родом? Как попала в Хандар? Что за чудовищная несправедливость — узнать, что ты не одинока, и через пару часов опять оказаться в одиночестве».

Винтер с удивлением поняла, что плачет. Она крепко зажмурилась, борясь со слезами, но они неумолимо пробивались наружу, текли по щекам и капали на мундир Бобби. Одна слезинка закатилась в уголок рта, и Винтер бездумно слизнула ее — соленую, с едким привкусом пота и пороха.

— Винтер.

Феор сидела, подавшись вперед, неотрывно глядя на Бобби.

— Нечего на нее глазеть, — сказала Винтер.

— На нее, — повторила Феор вполголоса, словно пробуя это слово на вкус. — На женщину. — И совсем уже тихо, очень быстро добавила что–то непонятное.

— Кстати, — продолжала Винтер, — стоило бы ее прикрыть. Чего доброго, ввалится кто–нибудь без спроса, и будь я проклят, если…

— Я могу ей помочь, — выпалила Феор.

Винтер застыла. Искорка надежды, ничтожно малая, на миг вспыхнула в ее сердце, хоть девушка и осознавала, как глупо тешить себя этой надеждой. Но ведь священнослужительницы с Памятного холма известны тем, что хранят тайные знания! Возможно ли, что Феор известно некое таинственное снадобье, некий рецепт, нечто…

Она подавила внезапный восторг и сказала:

— Ты могла бы сообщить об этом раньше.

— Раньше я не знала, что капрал — женщина, — пояснила Феор. — Обв–скар–иот не соединится с мужчиной.

Этого слова из древнего хандарайского Винтер не знала.

— Что именно ты хочешь сделать?

— Я могу соединить ее с моим наатом, — едва слышно проговорила Феор.

— Понятно. — Искорка надежды замигала и бесследно погасла. — Магия. Ты имеешь в виду, что можешь помочь ей духовно.

Винтер старалась не выдать себя голосом — Феор говорила очень серьезно, и ей совсем не хотелось задеть чувства девушки, — но все же помимо воли последнее слово прозвучало натянуто.