Тюдоры. От Генриха VIII до Елизаветы I
Шрифт:
Под звездным небом лорд-канцлер мог допрашивать, в частности, сильнейших лиц государства и определять им меру наказания. «Я намерен, – писал он, – обучить их закону Звездной палаты». Он наказывал лордов за содержание слишком многочисленной вооруженной свиты, а рыцарей – за «давление» (принуждение к действию) на своих более бедных арендаторов; он расследовал случаи клятвопреступления и фальшивомонетничества; он регулировал цены и запасы провизии, справедливо полагая, что нехватка продовольствия может спровоцировать бунт. Одной из главных функций палаты было подавление общественных беспорядков или наказание за участие в них. Уолси изучал поведение шерифов. Во время предыдущего правления в Звездной палате слушалось примерно двенадцать дел в год; под руководством Уолси их количество достигло 120 за тот же период.
У Уолси был свой суд, называвшийся Канцлерским. Это был гражданский, а не уголовный суд, занимавшийся урегулированием таких вопросов, как получение наследства и разногласия по контрактам. Истцы могли изложить дело простым языком, а ответчики были обязаны явиться в суд, получив «повестку». Это был эффективный способ рассмотрения апелляций против решений, вынесенных судами общего права.
Он вызывал негодование у тех, кого наказывал, однако его служение правосудию, по всей видимости, принесло свои плоды. Поздним летом 1517 года он написал Генриху письмо, в котором с изрядной долей самодовольства рассказывал о благоденствующем королевстве. «Хвала Богу, – говорил он, – никогда прежде в государстве не царил такой мир и спокойствие».
1
And openly in that place / He rages and he raves / And calls them cankered knaves… / In the Star Chamber he nods and becks… / Duke, earl, baron or lord / To his sentence must accord.
В том же году Уолси организовал расследование причин сокращения сельского населения в графствах Англии. Сельская местность менялась на протяжении многих поколений: метаморфозы происходили настолько медленно, что были незаметны, пока не становилось слишком поздно что-либо предпринимать. К тому времени, как огораживание земель более состоятельными или предприимчивыми крестьянами было признано вопиющей несправедливостью, это уже стало привычной практикой, которую нельзя было повернуть вспять. Общество мелких землевладельцев уступило место крупным фермерам-арендаторам и классу безземельных батраков. Таков путь любых исторических перемен. Они происходят на протяжении многих десятилетий, многих веков, пока не станут необратимыми.
В XVI веке в свет вышло множество трактатов и памфлетов на тему пагубного влияния огораживания. «Утопия» Томаса Мора была отчасти направлена против этой практики. Огороженную землю стали использовать для разведения овец вместо выращивания сельскохозяйственных культур. Многие писали, что теперь овцы стали поедать людей, а не наоборот. Один пастух занял место множества земледельцев, что в результате привело к оттоку населения из значительной части сельских районов. Один из епископов писал Уолси: «Ваше сердце бы сжалось при виде городов, деревень, селений, дворянских поместий в упадке и запустении, вокруг ни души, лежат лишь брошенные плуги». Крестьяне, не находя себе работы, двигались дальше. Простые дома сельских арендаторов, покинутые хозяевами, разрушались от ветра и дождя; крошились стены и падали крыши, оставляя лишь земляные холмики там, где некогда стояли жилища. Деревенская церковь порой становилась кровом для скота. И все-таки определить причины этого упадка было очень сложно. Причиной бедственного положения в начале XVI века скорее могла стать череда неурожаев и неуклонный рост населения, к примеру, нежели резкое ускорение темпов огораживания земель. Население примерно в три миллиона человек оставалось ниже уровня, достигнутого в начале XIV века, однако оно постоянно росло [2] .
2
В середине XIV в. разразилась эпидемия чумы, или Черной смерти. В Англии население сократилось не менее чем на 25 % (порой указываются и более внушительные данные – о гибели 60 % жителей). В начале XIV в. население Англии составляло около пяти миллионов человек. Великий голод 1315–1317 гг. унес жизни более полумиллиона англичан. – Здесь и далее, если не указано иное, прим. науч. ред.
Само по себе огораживание было частью земледельческой практики еще с XIV века, когда чума, или Черная смерть, погубила огромное количество жителей. На фоне низкого спроса на зерно земельным угодьям необходимо было найти другое применение. Бесхозные поля стоили дешево, и начался процесс их устойчивой скупки, продолжавшийся еще в XVIII веке. Фермеры устраивали бартеры и обмены, в которых самые богатые или же самые изобретательные извлекали из сделок наибольшую выгоду. Многие из прежде открытых полей теперь огораживали изгородями боярышника. По подсчетам, стоимость огороженных участков в полтора раза превышала стоимость всех остальных земель. Этот процесс было невозможно остановить или предотвратить. И это, как нам предстоит убедиться, привело к кризису поколением позже.
Положение королевства по-прежнему в значительной степени определялось состоянием аграрного общества. Оно состояло из фригольдеров и лизгольдеров, манориальных арендаторов и батраков; все они подчинялись своему господину [3] . Их дома стояли стеной к стене, а вокруг простирались поля. Это было общество, в огромной степени зависящее от переменчивости погоды, когда один неурожай мог обернуться катастрофой.
В
мире, в котором всегда господствовали традиции и обычай, существовавшие прежде связи манориальной системы уступали место новым рыночным законам. Обычай заменялся законом и договорными отношениями. Совместная работа медленно вытеснялась конкурентной борьбой. «Мир сегодня настолько изменился для бедного арендатора, – писал один из современников, – что он испытывает физический страх перед своим жадным соседом – так, что за два или три года до истечения срока аренды он должен испросить у своего господина разрешения на его продление». Крупные фермеры продавали урожай растущему населению больших и маленьких городов; мелкие фермеры были вынуждены заниматься натуральным хозяйством, обеспечивая себя тем, что удалось вырастить. Земля перестала быть общинной собственностью, управление которой подразумевало социальную ответственность. Она превратилась в капиталовложение. Так, вместо ренты по манориальному обычаю арендатор теперь выплачивал так называемую грабительскую, или рыночную, ренту. Процесс шел медленно и долго, завершившись лишь к XVIII веку. И все же традиционному общинному сельскому хозяйству, с его коллективными ритуалами и обычаями, не суждено было пережить эти преобразования. В этом отношении историческое развитие сельского хозяйства можно сравнить с развитием религии.3
Фригольдеры – «в английском феодальном праве лица, державшие землю на условиях „свободного держания“ (фригольда)» (Большая российская энциклопедия, статья «Фригольдеры»). К фригольдерам относились и крестьяне, и рыцари, державшие землю на условии несения военной службы, и духовенство, и горожане. В узком смысле фригольдеры – лично свободные крестьяне, имевшие фригольд внутри манора (имения). Они могли завещать, делить и отчуждать свои держания, пользовались судебной защитой. Лизгольдеры – дословно «арендаторы», обязанные платить за пользование землей или строением. Срок и условия аренды зависели от арендодателя, в феодальном праве – владельца земли. Манориальные арендаторы (customary tenants) – держатели земельных наделов по обычаю манора.
Между ними и в самом деле прослеживается взаимосвязь. На общинных полях, протянувшихся вдоль прибрежных долин Уэстморленда и Нортумберленда, к примеру, сохранялась приверженность старой религии. В деревнях Восточной Англии и в восточной части Кента, где выращивали зерновые культуры для производства продовольствия, царил твердый настрой на реформу вероисповедания. Представляется вполне очевидным, что религиозный радикализм процветал в восточных графствах, в то время как на севере и западе преобладали более сдержанные настроения. Однако на фоне стольких исключений и обособленных случаев даже эти обобщения можно подвергнуть сомнению. Восточная часть Суссекса, например, приняла новую веру, тогда как на западе по-прежнему поддерживали старую. Можно лишь с определенной долей уверенности сказать, что приближалось время «новых людей».
3. Еретик!
В 1517 или 1518 году некоторые ученые Кембриджа стали встречаться в трактире «Белая лошадь», где, подобно университетским студентам всех времен, обсуждали насущные интеллектуальные темы. Все актуальные вопросы того времени, впрочем, вращались вокруг религии; она была средоточием любых дискуссий. Некоторые из этих ученых со всем свойственным юности пылом увлекались новыми и потенциально подрывными доктринами. Реформистские настроения витали в воздухе. Кто-то мечтал вернуться к простому благочестию движений, известных как бедные католики, или гумилиаты; они хотели уйти от помпезности и театральности средневековой церкви и взращивать так называемую devotio moderna, «современную набожность». Другие стремились вернуться к текстам Священного Писания, в особенности – к Новому Завету.
Работа, изданная Эразмом Роттердамским, уже вдохнула более строгий дух в теологические изыскания. В бытность профессором богословия леди Маргарет в Куинз-колледже Кембриджского университета [4] он осуществил перевод Нового Завета на греческий и латинский языки, который, казалось, должен был заменить старую Вульгату, используемую более тысячи лет. Эразм, проведя историческое исследование, возродил некий дух раннего христианского Откровения.
Он считал, что ритуалы и формальная теологическая теория церкви имели меньшее значение, чем духовное восприятие посланий, содержащихся в Писании; внутренняя вера как в божественную благодать, так и в искупительную силу Сына Божьего давала много больше, чем приверженность религиозной обрядности. «Если ты благочестиво, с почтительностью, смиренно» приблизишься к Писаниям, «ты почувствуешь, как тебя вдохновляет воля Божья» [5] , – писал он. Сатирически он высмеивал чрезмерное благоговение перед святыми мощами, слишком частые паломничества ради замаливания грехов и вырождение монашеских орденов. Он редко упоминал таинства, являвшиеся частью божественного инструментария официальной религии.
4
Профессор богословия леди Маргарет – старейшая именная профессура в Кембридже, основанная в 1502 г. Маргаритой Бофорт, матерью короля Генриха VII.
5
Цит. по: Эразм Роттердамский. Философские произведения / Отв. ред. В. В. Соколов. Пер. и коммент. Ю. М. Розума. М.: Наука, 1986 (Памятники философской мысли). С. 102.
Его вероучения не переросли в еретические догматы, однако он являлся таким же искоренителем традиционной религиозности, как Лютер или Джон Уиклиф (Виклиф). Без Эразма ни Лютер, ни Тиндейл не смогли бы перевести греческий Завет. Эразм лелеял надежду на то, что Писание станет общедоступным, – стремление, которое впоследствии будет сочтено почти еретическим. Томас Билни, один из ученых – завсегдатаев встреч в трактире «Белая лошадь», заявил, что, читая Эразма, он «наконец услышал о Христе». Немного позже Билни был сожжен на костре.