Тюрьма особого назначения

— Жизнь продолжается! Доставили еще троих заключенных. А так все по-прежнему. Мы все здесь наслышаны про ваши подвиги в больнице... Командир просил вас зайти к нему сразу же, как приедете. Если сможете — загляните потом к нам, хорошо?

— Постараюсь. Как твоя Наташа?

Когда я уезжал в Вологду, жена лейтенанта находилась на восьмом месяце беременности.

— Сын у меня родился! И мы решили назвать его Павлом, — сообщил Матушкин, улыбаясь. — Надеюсь, вы не против?

Вместо ответа я смущенно пожал плечами. Вторые ворота «шлюза» поднялись, и микроавтобус выехал на тюремный двор. А я все еще пребывал в некотором оцепенении. Мне вдруг вспомнилась моя Вика, мой так и не родившийся сын, которого она хотела назвать Владиславом... Видимо, тяжелые воспоминания так сильно отразились на моем лице, что доктор Шеханов осторожно положил мне руку на плечо:

— Что с вами, отец Павел? Рана беспокоит?! — Он был готов немедленно оказать мне посильную медицинскую помощь, но я, как мог, постарался убедить Алексея, что со мной все в порядке. Он убрал руку с моего плеча, но во взгляде его по-прежнему читалась тревога. — Если что — зовите меня не стесняясь. С такими огнестрельными ранами, как ваша, лучше не шутить. Поверьте мне, я полтора года отработал в полевом госпитале, в Карабахе, и знаю, что говорю!

Этот молодой парень, недавний выпускник Военно-медицинской академии, воспринимал меня как непослушного больного, мечтающего поскорее сбежать из клиники, и мне ничего не оставалось делать, как благодарно кивнуть ему.

Когда я вышел из автобуса, Игорь уже ждал меня с моими вещами в руках.

Он помог донести мою довольно объемистую спортивную сумку до домика настоятеля и, уходя, напомнил только что сказанное Матушкиным — полковник Карпов хотел бы встретиться как можно скорее.

— Скажите, что я зайду к нему минут через... сорок. Разберусь с вещами и сразу же поднимусь, — заверил я Игоря и, поставив сумку на кровать, сделал вид, что принялся за распаковку вещей.

Но едва за ним захлопнулась дверь, как тягостные мысли о Вике уступили место всепоглощающему любопытству. Мной снова безраздельно владело желание как можно скорее проникнуть в подземелье и лично убедиться, что бесценные реликвии Спасского монастыря существуют на самом деле.

Сил отложить это дело хотя бы на час не было никаких, и я немедленно приступил к его осуществлению, для полной уверенности предварительно снова достав переданное мне журналисткой письмо настоятеля и пробежав его глазами.

Неужели все так просто! Надо только...

Спрятав письмо в лежавшую на столе Библию, я подошел к находившейся в углу комнаты печи, вытащил обе верхние заслонки, присел на корточки возле чугунной дверцы для дров и внимательно вгляделся в основание кирпичной кладки, заштукатуренное и густо закрашенное несколькими слоями серой краски.

Глава 40

О том, чтобы обнаружить нижнюю выдвижную металлическую плиту-стопор под этим покрытием, не могло быть и речи. Для начала необходимо до самого кирпича очистить нижнюю часть печки при помощи острого инструмента, например ножа или стамески.

И тут я неожиданно вспомнил о заточке, сделанной из напильника неизвестным зеком много лет назад, которую я обнаружил в первый же день приезда на остров воткнутой с внутренней стороны столешницы в одну из деревянных ножек.

Я тут же подошел к столу и запустил руку под его потрескавшуюся от времени прямоугольную крышку. Пальцы сразу нащупали холодный шершавый металл, покрытый тонким слоем ржавчины. Вернувшись назад к печке, я опустился на корточки и принялся старательно ковырять штукатурку у основания печи, в сантиметре-двух от пола. Вскоре заточка царапнула по чему-то металлическому. Я отложил напильник, смахнул рукой цементную пыль и заметил маленький железный уголок, торчащий между последним, наполовину погруженным в настил пола, и предпоследним радами кирпичей. Я снова взялся за инструмент и принялся методично выцарапывать металл, до тех пор, пока не появилась возможность ухватиться пальцами за торчащий из пола, почти незаметный из положения стоя металлический язычок.

После нескольких безрезультатных попыток потянуть его на себя, когда на лбу от напряжения выступили капли пота, язычок вдруг поддался и стал медленно, словно нехотя расставаясь со своей тайной, выползать наружу. В глубине печи что-то тихо щелкнуло, и в следующую секунду я едва не опрокинулся на спину, резко выдернув из-под кладки длинную широкую полоску из тяжелого ноздреватого чугуна.

Второй запор был снят, и теперь нужно было попытаться отодвинуть печь, открыв вход в подземелье. Судя по ее положению в комнате, перемещаться печь могла только в одном направлении — в сторону окна, влево. Впрочем, казалось невероятным, что ее вообще можно сдвинуть с места.

Я встал на ноги, несколько раз глубоко вздохнул, уперся в угол кладки плечом и изо всех сил надавил...

С громким треском по всему периметру печки лопнула многослойная корка из штукатурки и краски, и вся кирпичная глыба отошла от стены, обнаружив под собой прямоугольный люк, прикрытый потемневшим от времени деревянным щитом из плотно пригнанных друг к другу досок. Сердце мое взволнованно забилось. Значит, вот он, реально существующий вход в подземелье!..

Нужно только снять деревянный щит и спуститься вниз! Ну же, что ты стоишь, как каменный истукан с острова Пасхи?!

Но я медлил. Находясь на пороге неизвестности и канувших в бесконечность семи с половиной десятилетий, я словно оцепенел.

Не знаю, сколько я так простоял в полной неподвижности — может, с минуту, а может, и все пять, — но наконец заморозившая меня ледяная лавина отступила, я поднял лежащую возле ног заточку, подковырнул ее острым концом край деревянного щита и почти без всяких усилий откинул его в сторону, обнажив черный провал подземелья. Из мрачной глубины на меня пахнуло могильным холодом, неизвестностью и непредсказуемостью того, что ждет меня в этом подземном мире...

Прочитав про себя «Отче Наш» и трижды перекрестившись, я взял с полочки у стены толстую восковую свечу. Я зажег ее и, положив коробок спичек за пояс, а также прихватив на всякий случай сделанную из напильника заточку, осторожно нащупал ногой первую ступеньку круто уходящей вниз деревянной лестницы. Она дрогнула, но все-таки оказалась достаточно прочной, чтобы выдержать мой вес. По мере продвижения в глубь подземелья свет позади меня все более бледнел, а потом пропал совсем, как только ход круто свернул вправо. Надо отметить, что к сооружению подземелья выкопавшие его несколько столетий назад безвестные строители-монахи подошли более чем добросовестно. И стены, и своды туннеля были кирпичными, что совершенно исключало обвал, и лишь под ногами у меня была рыхлая, но сухая земля.

Миновав не меньше пятидесяти метров — так, по крайней мере, показалось мне, поскольку при тусклом свете свечи я продвигался вперед со скоростью черепахи, — я наткнулся на первое, уходящее в сторону от основного туннеля, ответвление. Если верить тому, что писал в своем письме в Афины отец Амвросий, именно здесь и должны находиться спрятанные им от чекистов бесценные реликвии Спасского монастыря, бережно собираемые несколькими поколениями монахов.

Недолго думая, я свернул именно в этот «аппендикс» и пошел быстрее, подстегиваемый близкой разгадкой тайны монастырских сокровищ. Вскоре узкие своды туннеля расступились, и я оказался в просторном помещении, возле дальней стены которого, слабо освещенной оплавленной свечой, стояли какие-то плохо различимые на расстоянии предметы.