У бабушки, у дедушки

Несмотря на увечье, петух держался молодцом. Следил за порядком в курином стаде, не подпускал никого из посторонних. Найдет червяка — зовет подружек, сам не клюет, им отдаст, а потом, по- керкивая, с важным видом прогуливается около. Смотрите — мол, вон я какой! Настоящий хозяин и мужчина!

Это был красивый петух: крупный, с большим красным гребнем и серьгами и длинными изогнутыми перьями на хвосте. Где-то я вычитал, что в Японии выращивают, специально для украшения императорского диорца, петушков с хвостами в несколько десятков метров длиной. Мне мой петух казался самым великолепным на всем белом свете. Самое главное, это был храбрый петух! Ни одна кошка не смела подкрасться к наседкам, когда он находился поблизости. Да что кошка — даже я боялся нашего петуха! Стоило подойти поближе, переступить какую-то невидимую черту, которую определял сам петух, когда кокетливо ударяя ногой о землю и слегка опустив крыло, как галантный кавалер, крутился около очередного предмета своих ухаживаний,— как, забыв про ухажерство, он немедленно бросался в атаку. Клеваться умел больно- пребольно

За это мать и бабушка уважали петуха. С таким петухом можно было не беспокоиться за судьбу кур и цыплят.

И вот случилось что-то непонятное.

С утра был петух как петух, а после полудня свихнулся. Будто подменили. Всегда оберегал кур, а тут вдруг ни за что ни про что принялся их бить. Дико закукарекал, забегал, шатаясь по двору, разогнал испуганных несушек, взлетел, ударился оземь, с трудом поднялся, проковылял с усилием несколько шагов и свалился окончательно. Затих. Лежа на боку, вытянул лапы и закрыл глаза — все уже решили, что петуха хватил удар. Но нет: очнулся, задергал лапами, затрепыхал крыльями, попробовал подняться, упал на грудку и бессильно распустил крылья по земле. Полежав с минуту, одурело ворочая по сторонам головой, неожиданно опрокинулся на спину и, задрав лапы кверху, принялся отчаянно горланить. Набезобразничав, опять умолк. Бот тут-то его и взяли и кинули в «кутузку», как выражалась моя бабушка, то есть в летнюю куриную «резиденцию» — за загородку под навесом.

Мама и бабушка терялись в догадках: что с петухом? Не то сошел с ума, не то разбил паралич!..

Набуянившись вволю, петух уснул. Уснул мертвецки, камнем пролежав посреди своего загончи-ка часа полтора-два. Потом вдруг вскочил, захлопав крыльями, взлетел на загородку, звонко-заливисто проорал «кукареку» и, как ни в чем не бывало, отправился к курам. Что, прошла дурь?!

У петуха прошла, зато началась у кур. Петух нипочем не мог совладать с ними — тихие смиренушки отказывались повиноваться. То разбегутся в разные стороны, шатает их туда-сюда, то соберутся вместе и затеют потасовку... Потеха!

Чтобы куры не покалечили себя так же, как молодку, и вообще чтоб унять разбуянившихся хохлаток, мама стала ловить их и рассаживать по разным местам. И тут наконец обнаружилась причина их шумного поведения.

Дело было перед праздником, бабушка готовила вишневую настойку. Когда настойка настоялась, ягоды — вишню — выбросила, а куры их нашли и наклевались. Ягоды-то были пьяные, проспиртованные.

А много ли птице надо? Куры и «окосели»!

Первым пострадал петух. Вероятно, наткнувшись на вишню, он решил, что эта еда не для кур, и принялся клевать сам. Потом вишни отведали хохлатки. И тоже стали дурными и глупыми. Вот какая история.

Даже птицы делаются дурными и глупыми, когда пьянеют. А что с людьми?

Не ко двору

В то лето у нас появилась еще одна собака — сеттер Бобка, по паспорту Боб. Купили его у знакомого охотника («охотник» этот. кажется, не имел даже ружья) после долгих моих упрашиваний. Мальчишке видите ли, загорелось иметь «настоящую» породистую собаку! А Бобка был чистокровный «ирландец» — рыжий, с длинной волнистой шерстью, мягкими ушами и саблевидным хвостом, который у сеттеров по-охотничьи зовется «перо».

Покупать Бобку ходил я. Хозяин просил за него десять рублей. Я, как меня учили, давал три. Сошлись на пятерке. Рыжий красавец сперва усиленно упирался, и я тащил его чуть не волоком; с полпути он неожиданно пустился вскачь — я едва поспевал за ним. Мне кажется, уже тогда проявился вздорный характер Бобки. Подозреваю, из-за этого его и продал хозяин.

Впоследствии выяснилось: такая быстрая смена настроений — характерная черта Бобки. Кроме того, он оказался невероятно упрям, а непослушание его могло вывести из себя кого угодно. Первый владелец, у которого пес прожил полтора года, безбожно надул нас — Бобка не был дрессирован. Родители брали собаку для меня и предоставили ее полностью моим попечениям, я же был еще слишком неопытен, чтобы сломить рыжего упрямца.

Очень скоро все в нашем доме решили, что Бобка просто дурак: хозяина не слушает, делает что хочет. Хоть с паспортом, а что толку? (Паспорт — родословное свидетельство — вручил мне прежний хозяин при покупке.)

Бывают ведь и люди такие: дипломов куча, а ума ни на грош. У Бобки, казалось нам, тоже ни на грош. Мы не знали, и прежде всего не знал я (никто не сказал), что в каждой породистой собаке много своевольства и если ее не обучить своевременно, то она и впрямь покажется «глупой». Пожалуй, этим она и отличается от дворняжки. Бедный Бобка, рыжий ирландский пес, мне остается лишь пожалеть, что я узнал об этом слишком поздно...

Бобка распугал всех дедушкиных кошек, он гонялся за курами, перебил немало посуды, несколько раз уронил меня и бабушку и кончил тем, что был передан в новые руки. На сей раз его отдали даром — безвозмездно, как сказал мой отец, даже не назначили никакой цены, как будто он и вправду не стоил ни копейки.

— Не ко двору,— сказала бабушка, когда уводили Бобку. А почему у них с дедушкой все кошки и собаки были ко двору? . А может, и вправду не ко двору: зачем брать охотничью собаку, если не ходишь на охоту?

Так печально окончился мой первый самостоятельный опыт собаководства. Наверное, все- таки это я не сумел поладить с Бобкой. Из-за меня он пошел по рукам. Плохо.

Плохо, когда собака меняет хозяев. Проку не будет.

Томка в беде

Пожалуй, меньше других пользовался вниманием Томка — дворовый пес. Его не баловали. Сыт, накормлен, и ладно. Но именно Томка открыл мне, какой надежный друг — собака.

В гости к нам приехал родственник, папин племянник, чуть старше меня. Мы строили во дворе катушку — ледяную гору. Томка бродил тут же, присматриваясь к тому, что мы делаем.

Михаил решил побороться со мной. Схватил и повалил в снег. И вдруг Томка ка-ак зарычит да кинется на Михаила! Тот едва успел увернуться от грозных собачьих клыков.

Томка бросился защищать меня. Ай да Томка! Откуда ему было знать, что Михаил шутит и хозяину ничего не грозит!..

Томка был крупный, сильный — мог испугать кого угодно. Отец считал, что Томка не простая дворняга; пожалуй, внешний вид пса подтверждал это. Возможно, среди предков его были английские сеттеры, от них он унаследовал рост, черную шелковистую шерсть, форму головы и мягкие висячие уши. От дворняжек достался загнутый хвост и добрый, покладистый нрав.

Это не значит, что Томка плохо сторожил. Напротив! Когда надо, он проявлял злость. И чуткости ему не занимать. Не случайно мама говорила, что когда Томка во дворе, она спокойна.

Папа часто уезжал в командировки, дедушка не слышит. Естественно, мама беспокоилась. Томка ел свой хлеб не зря.

Днем Томка отсыпался в конуре, а вечером его спускали с цепи (закрыв предварительно ворота на засов), и до утра он бродил по двору, поднимался на сеновал, заглядывал во все закоулки, темные углы и время от времени басисто брехал.