У черта на куличках
Шрифт:
Ты не должен бояться. Не должен бояться. Тебе просто нельзя бояться. Хватит бояться. Никогда больше не бойся.
Заклинание не действовало – страх не уходил, омерзение тоже, росла одна злость.
Шего отступил от кровати поближе к печи, заглянул в источавшую каменный холод дыру за заслонкой, подтянул рукав до предплечья и позволил огню охватить всю руку. Кирпичи откликались на позабытый зов пламени неохотно, как бы отталкивая его, словно не желали вспоминать. Крошки золы, сажи и глины на чугунной плите были похожи на землю Пустоши. Змей потер соринки горящими пальцами.
Крола, прижавший к груди трухлявые дрова, неуклюже внес их и себя в комнату и сбросил
– Что ты делаешь? – спросил змей с укоризной, растирая затылок свободной рукой.
– Дров принес.
Шего поднял одно полено – отсыревшее дерево зашипело в пальцах, обжигая кожу. «Терпимо», – подумал змей. И через мгновение у него в руке вспыхнул факел, восхитительное потрескивание которого отодвинуло зловещий шум дождя. Шего сложил в печь дрова – в три ряда, одно к другому – они тут же схватились, и в комнату клубами поплыл дым.
– Ох ты ж! – вскрикнул Крола, подскочил и выставил две заслонки в трубе.
Черные крошки сажи осыпали лицо, но едкий туман все равно лился в комнату, подобный духу, что не знает дороги домой.
– Засорилась она, что ли? – произнес провидец.
– Кто? – Шего жадно втягивал дым в легкие.
– Труба! Щас придется всю иллюминацию выключать – не на улице же мне спать!
– Погасить огонь? – ужаснулся змей.
– Ну а как?
– Погоди, дай ей прогреться, уйдет дым, – пообещал Шего и направил пламя с ладони в трубу.
– Посмотрю снаружи, будет ли тяга.
Провидец снова ушел, оставив за собой вереницу мокрых следов. Округлые блестящие пятна воды и осклизлые комья грязи переливались на полу закатными отсветами огня. Змей стянул с руки вторую перчатку, спрятал в карман плаща и плащ снял, бросив комком на спинку покореженного стула, потом подставил обе ладони чудесному сиянию, питая им все тело. Труба прогрелась, и призрачный дым свободно потек на улицу. Треск горящих поленьев принес покой, так что Шего уже не замечал размеренного клацанья капель.
– Ну чего, перестало вонять?
Змей вздрогнул: в этот раз провидец вошел так тихо, словно весь он был только голос.
– Спать ложись, – распорядился Крола и сам сонно потянулся. – А я осмотрюсь немного. Давно я тут не был.
Шего снилась Пустошь. И Рэда. В сияющих белых одеждах. Она стирала после зимы огромное алое одеяло. Мутная пена щелока плыла по тазу, собираясь полумесяцем у самой кромки, липла на ткань и кисти ведьмы, покрывая кожу тусклым серебром разводов-браслетов. Рэда вытерла лоб тыльной стороной ладони, оберегая лицо от мокрых пальцев, собрала мешавшие пряди. Солнце било в глаза, обжигая смуглую кожу и выгоревшие волосы, от старания и яркого света она хмурилась – крошечные морщинки белыми лучами расходились вокруг глаз и совсем исчезали, стоило только лицу разгладиться.
Морщины же Рае никогда не уходили. С каждым днем они становились все глубже, а в той, что залегла, как расщелина, у него между бровей, Шего думалось, можно спрятать крыло крошечной птички. Как-то он даже пытался. Много часов змей хранил невесомый расписной листок мертвой бабочки, найденной в Заводи, он хотел показать удивительное существо колдуну и вбежал в хозяйскую комнату, но Рае крепко спал – тревожная складка у него на лице лишь слегка расправилась. Шего тихонько крался к колдуну, между шагами – пауза, когда он вбирал в себя малейший шорох, мельчайшее колебание воздуха, но Рае не шевелился, укрытый пурпурным пухлым щитом, поверх которого лежали две его жилистые руки. Змею казалось, что это на треть отсеченное, суровое и торжественное тело плавает в море собственной крови. Склонившись над казненным, Шего боязливо и спешно сморгнул жуткое видение, сердце его дрожало, он жадно вслушивался – дышит ли Рае – пока когти сжимали сухое тельце насекомого.
Темная змеиная тень нависла над колдуном. След от руки отразился на спящем лице серым пятном. Ломкие крылья коснулись кожи, и… невесомый укол разбил чуткий сон. Рае открыл глаза. От неожиданности змей сжег свой подарок у него на лице. Колдун ударил себя по лбу, как будто его укусил комар, и прохрипел:
– Что ты делаешь?
Шего уставился на него и не мог вымолвить ни слова.
Рае тем временем сел на кровати, рассматривая пепел в руке, – он морщился, касаясь лба кончиками пальцев.
– Что ты делаешь, Шего?
Змей наконец перестал ошарашенно глазеть на него, но так и не смог выдавить ничего вразумительнее, чем:
– Я только хотел узнать.
– Что?
– Ничего.
– Буду ли я выглядеть как поп, причастивший лоб раскаленной просвиркой?
– Что?
– Ничего.
Колдун поднялся с кровати, откинув одеяло, и подошел к тазу с водой, стоявшему на столе возле окна. Он склонил голову, вглядываясь в свое подгоревшее отражение, протер переносицу мокрыми пальцами и сказал:
– Я не спал вечность.
– Прости меня, я не подумал.
– Ты никогда не думаешь, – Рае умылся, снимая с лица обрывки короткого сна.
– Зато ты думаешь слишком много, – выпалил змей, усталость колдуна отзывалась в нем и тоской, и яростью. – Даже во сне тревога так сжимает твое лицо, что они никуда не уходят.
– Кто? – недоумение влажной пленкой переливалось на коже Рае, стекая на рубашку прозрачными каплями, темневшими на светлом полотне.
– Морщины.
– Ты издеваешься, что ли? – колдун очертил подбородок ладонью, стирая лишнюю воду.
– Ты стареешь, неужели ты не видишь? Ты же стареешь.
– Может, мне намазать лицо маслом, как женщине?
– Это совсем не смешно! Ты теперь можешь умереть.
– Что за бред? – Рае откинул полотенце, которым вытер лицо, на плечо.
– Я принес тебе бабочку, мы нашли ее с Эркой в Заводи. Она не шевелилась, я не смог ее разбудить.
– Иногда я тебя совершенно не понимаю.
– Я просто хотел показать тебе… – смутился змей.
– Тебе нужно лучше себя контролировать.
– Ты не шевелился под этим проклятым одеялом.
– Боишься, что я умру?
Шего не ответил.
– У меня есть еще время. И тебе не придется отправляться за мной, когда это время закончится. Забудь об этом.