У Червленого яра

— И зимой живу. Тепло, привольно.

— Так тесно же, — пригнула Услада голову, словно упиралась в потолок, хотя до матицы не дотягивался даже Миронег.

— Здесь тесно? — разобиделся хозяин. — Ты что до этого в боярских хоромах жила?

— В княжьих, — вздохнула гостья.

— Ах да, при княжне, — припомнил Миронег. — Ну, не обессудь, у меня здесь не терем, светлицы нет.

— Хорошо здесь, уютно, — миролюбиво отозвалась Услада, сообразив, что обидела хозяина.

— Ну, можешь на лавку пока прилечь, я сейчас коз гляну и молочка тебе принесу. Тебе холодного или парного?

— Какого принесешь, благодарствую.

Миронег оставил девчонку и вышел на двор. Глупо обижаться, но червячок все же точил изнутри. «Подумаешь, хоромы княжьи: подай — принеси, а я здесь сам себе хозяин».

Миронег, прихватив подойник, заглянул в козлятник, погладил истосковавшихся рогатых, подоил, отогнал стадо на луг, проверил пчелок. И пчелы у него были «ручными», почти никогда хозяина не жалили. Дед Корчун научил заговаривать, помогало.

— Эх, да что ж это я, девка-то голодная! — хлопнул себя по лбу радушный хозяин и побежал переливать молоко из подойника в крынку.

— Вот и молоко, извини, закружился, — влетел Миронег в избу.

Услада мирно спала на лавке, подложив под голову кулачок. «Напоил», — вздохнул Миронег. Он поставил крынку на стол, пошарил в коробе, достал подушечку и подложил спящей, бережно приподняв голову. А ведь ежели Миронега родня рано оженила бы, у него могла быть дочь такого же возраста. Сейчас бортник показался себе жутко старым тридцатилетним занудой.

— Что ж с тобой делать, воробышек с княжьей крыши?

Заявятся ли сюда преследователи? Да. Они идут вдоль Савалы в этом же направлении, к счастью, другим берегом. А дощаник им, должно, пришлось бросить, их с десяток и при собаках, куда им с лодкой брести, только маета. Ежели не порубили, можно потом поискать. Услада сказывала, у них кораблика не было, пешими гнались. Да, может, они вообще отстанут, своих погрести нужно, дед убит, а про девчонку соврут, что и в живых ее нет. Проверить то как? А коли они догадываются, что бежит Услада к Ингварю, а им все ж крепко ее изловить надобно, то проще не гнаться крутыми берегами, отгадывая, каким путем она утекает, а перехватывать беглянку у Вороножа. Вот сам Миронег так бы и сделал, и ничуть его не смутил бы крюк, что придумал старый Военег, чтобы сбить охотников. Верно выбранная засада и терпение — все, что нужно, для удачных ловов. А, стало быть, сейчас отправлять девчонку одну с обозом к Вороножским селениям нельзя, пропадет тощенькая пташка. Миронег посмотрел на хрупкие плечики.

— Откормить тебя следует, а там поглядим.

Глава XIII. Баня

— Здорова спать, — улыбнулся Миронег робко выплывшей из избы гостье. — Поела? Я там тебе на столе оставлял.

— За угощение благодарствую, — отозвалась Услада, бочком подходя к Миронегу и заглядывая, что же он там мастерит.

— Топор старый подточил, сейчас дров нарублю, баньку топить пойду, она у меня чуть подальше, в овражке. После такого-то помыться не помешает.

Услада согласно кивнула.

— Раз так, — Миронег поднялся, — вот подойник, пойди коз подои, молоко в крынки перельешь, крынки на жердях висят, — деловито начал он объяснять девчонке, — и хворостина в углу, с собой прихвати, потом на луг рогатых моих выгонишь, это там, — указал Миронег рукой.

Услада растерянно захлопала ресницами, покраснела до макова цвета, но послушно пошла к полке под навесом. Долго там стояла, разглядывая многочисленный скарб бортника.

Миронег поставил колоду и начал подтаскивать к ней бревна собранного сухостоя.

— Эй, ты чего там? — окликнул он, приклеившуюся к навесу девчонку.

— А подойник — это что? — обернулась она.

— Как это что? — бросил свое занятие Миронег и поспешил к Усладе. — Вот же, — показал он кадку с небольшим носиком для слива молока, — а во что же вы доите?

— Не знаю, — тихо проговорила Услада.

— Ты доить-то умеешь? — заподозрил неладное Миронег.

Девчонка отрицательно покачала головой.

— И такое бывает, — удивленно пожал плечами бортник. — Ладно, потом покажу — как, дело-то нехитрое. У меня козы смирные, не то, что у Радяты, те только Елицу подпускают, от челядинок брыкаются, а у меня — дои да радуйся.

Услада снова согласно кивнула.

— Ладно, тогда я сейчас пойду доить, потом с дровами возиться, а ты уж состряпай нам чего. Вот тут погребок у меня…

— Я не умею, — еле слышно проговорила гостья.

— Стряпать не умеешь? — ахнул Миронег, присаживаясь на колун и новыми глазами разглядывая белоручку.

— У нас стряпухи были, а меня на кухню не пускали, — начла лепетать Услада.

— Они что там, совсем блажные все? — развел руками Миронег. — Девку замуж надобно выдавать, а они к печи ее не подпускают. Ну нет матушки, так бабки да тетки на что?

— Я при княжне жила, — напомнила девчонка.

— И чем же ты при княжне целыми днями занималась, косу ей чесала? — зло усмехнулся Миронег.

— Златошвея я, — обиженно вздернула носик Услада, — кушаки узорочьем убирала, рукава расшивала… и по подолу еще.

— Вона как, — подивился бортник. — И чего ж мне с тобой делать, златошвея? У меня злата нет, да и расшивать нечего.

— Прогонишь меня теперь? — на Миронега глянули большие карие очи.

— Не прогоню, куда ж тебя, птаха, гнать, — как сестрицу потрепал хозяин гостью по голове. — Я дров наколю, а ты их вон по той тропочке к баньке снеси, — это хоть сможешь?

— Смогу, — кисло улыбнулась девица.

— А стирать умеешь? Свое хоть сможешь постирать? После бани лучше новое надеть.

— У меня смены одежи нет, только то, что на мне, — со вздохом напомнила Услада.

— Рубаху я тебе свою дам, как раз тебе до пят будет, опояской подвяжешься. А поневу к ночи простираешь и на ветер вывесишь, к полудню просохнет.

«Вот так вот. Все продумал», — сам себя похвалил разумный хозяин.

Баня потихоньку прогревалась, Миронег показал Усладе как следить за огнем и убежал: доить коз, варить похлебку, доколоть оставшиеся дрова, да мало ли дел. А еще прошелся по округе, так, на всякий случай, потому что осмотрительность не помешает. Хорошо бы завести пса, да не одного, чтобы вовремя предупреждали о чужаках, но после гибели старика Лютого, Миронег все никак не мог решиться на нового четвероногого друга… Как не хотел он новой жены, не желал вступать в новую дружину, не хотел новой семьи, ведь сгинувший десяток дядьки Якима и была его семья. Жизнь показала, что Мирошка однолюб и, теряя, не спешил замещать новым, долго взвешивая и выбирая. И чаще этот выбор был в пользу одиночества, так спокойней, тише. Миронег не был затворником, чурающимся людей, но слишком тесно общаться, подчиняться чужим правилам, не желал. Воля — лучшее, что у него сейчас было.

— Должно готово, уж парко, — напомнила о себе Услада.

— Ну, так вот тебе рубаха обещанная, ступай первой, — протянул холщевую тряпицу Миронег.

— Мужи первыми мыться идут.

— Ты ж гостья, — расщедрился хозяин. — А завтра опять в ноги к Радяте кинусь, чтоб лодку дал, свезу тебя в Большую вервь, это ниже по течению. Там деда Корчуна, отца моего названного, сестрица живет. Бабка древняя, но еще крепкая. У нее тебя пристрою. Она добрая, всему тебя научит, уж такую невесту славную из тебя сделаем. А как лед станет, повезу на санях тебя к Вороножу ко двору Ингваря, как твоему дядьке обещался.

— Все ж прогоняешь, — обиженно поджала губы Услада, отворачиваясь. — То потому, что я ничего делать не умею?

— Не прогоняю, а пристраиваю, в надежные руки при том, — засеменил за ней Миронег. — А мне мед качать, потом возить по селениям, отлучаться буду часто, кто тебя здесь будет охранять?

— Так с собой бери, я помогать стану, ты только покажи — как, я ж научусь, — развернулась к нему Услада, и снова на Миронега посмотрели бездонные девичьи очи.

— Да пойми, негоже девке незамужней при бобыле жить, — как неразумному дитяти начал растолковывать хозяин, — слух пойдет, как тебя потом замуж пристраивать?