У каждого свой путь.Тетралогия
Шрифт:
Обстоятельств вывода войск из Чечни старались не касаться, но без этого было не обойтись и вскоре разговор зашел о войне. Мужчины помрачнели. У Андриевича скулы заходили ходуном, а огромные кулаки самопроизвольно сжались. Зоя и Тамара слушали. Марина задавала вопросы, часто задумывалась. Бредин внимательно и с какой-то грустью наблюдал за ней. От Кости это не укрылось. Силаев вздохнул, понимая, о чем думает генерал: женщина автоматически готовила новое резкое выступление в Думе, а это грозило новыми покушениями…
Расходиться начали после двенадцати ночи. Бредины и Шергуны вышли вместе. Генерал еще в квартире
— Н-да, давненько мне не приходилось подобных кушаний пробовать… А кролик был просто великолепен. Не зря генерал запал на него. Марин, где ты так готовить научилась?
Она как раз складывала грязные тарелки в стопку. Замерла на минутку. Вздохнула. Ответила, словно вспоминая:
— Дома. Вместе с мамой в выходные какие только рецепты не пробовали! В течение недели доставали продукты, а потом изощрялись. Отец смеялся: «Готовили полдня, а съели за пять минут»!.. Мужики, может останетесь до следующих выходных? Вместе поохотиться съездим…
Огарев покачал головой:
— Я по своим стосковался. Жена ждет. В каждом письме тоска ее слышится. Сыновей почти год не видел. Ты извини, Марин. В гостях, конечно, хорошо, но дом есть дом. Ты сама понимаешь… Вот Вацек пусть остается. С сестрой он повидаться успеет, да и с зятем поссориться тоже.
Андриевич подумал пару минут:
— Я не против, только не хотел бы третьим лишним оказаться. Марине с Костей побыть вдвоем хочется. Понимаю…
Степанова рассмеялась, шутливо шлепнув его по руке:
— Дурачок ты! Смотри, сколько комнат! Оставайся. Лишним не будешь…
Марина мыла посуду, а они сидели рядом на кухне и рассказывали, как горько обидел воевавших солдат и офицеров генерал Коршун. Огарев откровенно сказал:
— Мы думали, все же свой генерал! Поймет, выслушает, защитит от произвола политиков. А он нам поддых врезал. Нас враги боялись! Он нас перед всем миром ославил, в трусов превратил. Представляешь, Марин, вывод этот на драп похож. Все в спешке, все кое-как. Не мало оружия останется в Чечне.
Она присела напротив и пытливо поглядела на всех троих:
— Мужики, как сейчас устроились?
Андриевич и Огарев мрачно переглянулись, уставившись в стол. Вацлав жестко сказал, не глядя на депутата:
— В летних палатках посреди чиста поля, под Полтавским. Это километрах в тридцати пяти от Моздока. Бочек не хватает, чтоб печки сделать. Треть личного состава с простудой мучается, у некоторых чирьи по телу пошли. Вода питьевая в станице. Приходится возить В Куре настолько грязная течет, что даже для стирки приходится вначале дать отстояться. Да и стираться не в чем. Вот почему мы такие грязные прибыли. Местные жители некоторых из ребят, наиболее тяжелых, по домам разобрали. Там нас понимают, а вот в Москве не хотят. Мы попытались справедливости добиться, так нас в отпуск отправили. Вместо нас заместители командуют, с ними легче справиться…
— Генерал знает?
В разговор включился Огарев:
— Знает. Тоже ничего сделать не может. Вся надежда на тебя. Пусть хоть продукты присылают во время, полевые кухни нужны, печки-буржуйки требуются. Ведь с нуля начинаем! Так не хотел ехать, кто бы только знал! Мужики там мерзнут…
Марина внимательно поглядела на друзей и спросила:
—
Мужики, вы согласны рассказать все это одному моему знакомому с телевидения? Мужик хороший, армии симпатизирует, независимый канал. Его даже в Штатах смотрят. Вацек, он тоже поляк. Обещаю: ни фамилий, ни имен не будет. Но это единственный способ заставить правительство шевелиться. В Думе такой вопрос вероятнее всего вообще поднимать не станут, даже если я каждый день об этом твердить начну. Насмотрелась, знаю!Полковники переглянулись:
— Мы верим тебе, Марин. Давай попробуем! Рискнем погонами. Все равно в грязи по самые уши, благодаря «миротворцу»…
Марина притащила телефонную трубку и не смотря на позднее время собралась набрать знакомый номер. Огарев взглянул на часы:
— Поздно уже, Марин. Не удобно.
Она четко ответила:
— У меня деловой звонок, значит не поздно. К тому же сейчас под окнами шпионов нет.
Набрала номер. Долго шли гудки, затем заспанный голос произнес:
— Алло… Стефанович…
— Извините за поздний звонок Станислав Казимирович, Степанова беспокоит. Не могли бы вы прямо сейчас ко мне подъехать?
Голос мигом «проснулся»:
— Что-то случилось, Марина Ивановна?
Она мрачно сказала в трубку:
— Случилось. Приезжайте и камеру захватите, только никому ни гу-гу. Охрану внизу я предупрежу. Сейчас за мной не следят.
— Через полчаса буду!
Степанова отключилась и поглядела на полковников:
— Вот и все. Не пугайтесь, ребята. Говорить буду я сама, а вы подсказывать. Но вначале поговорите со Стасом. Завтра интервью промелькнет в телеканале. Пусть политики почешут затылки.
Андриевич глухо сказал:
— Марин, ты снова себя подставляешь.
Она взглянула на мрачного Костю:
— Мне отступать некуда. Я взялась за депутатство не для того, чтобы сидеть, как мышка. И дерусь, как умею.
Марина набрала номер охраны и предупредила о позднем визите. Продиктовала данные оператора. Огарев вздохнул:
— Дерешься крепко. Такие вопросы подняла, какие никто до тебя не поднимал. Правду с экрана швыряешь в лицо всей стране. Наши мужики в станицу по очереди бегают, чтоб новости узнавать. Сельчане знают, что ты с нами служила, охотно пускают в дома. Если чего сами услышат, нам передают.
Силаев встрял в разговор:
— Я с мужиками в Моздоке встретился. Наш полк устроился лучше, чего там говорить. В Кочубеевском районе. Захудалая часть, всего тридцать солдат, зато казармы целы и даже отопление имеется — две «буржуйки» посреди коридора. Зато с питанием дело швах! Второй месяц на одной перловке сидим. Даже кильки в томате не выдают. Офицеры еще как-то перебиваются, все же оклады хоть и не регулярно, но платят, а солдатам плохо. С обмундированием проблемы — на складе нет ни бушлатов, ни нательного белья, ни обуви. Мужики ходят штопаные-перештопаные, заплата на заплате…
В дверь постучали и Марина кинулась открывать. Мужики двинулись следом, застыв в дверях и готовые в любой момент прийти на помощь. В прихожую влез Стефанович с кинокамерой на плече и огромной сумкой в руке:
— Здравствуйте!
Огарев и Силаев забрали из его рук камеру с сумкой и унесли на кухню, чтоб мужчина мог спокойно раздеться. Расселись вокруг стола. Оператор скинул куртку и сапоги, прошел на кухню следом за ними. Подвинул табуретку и сел напротив. Марина устроилась на уголке последней. Оператор внимательно оглядел всех темными глазами. Потом взглянул на женщину: