У каждого свой путь.Тетралогия

— Пошли к бочке, прополощешь сразу. До завтра в палатке у печки высохнет.

— Пошли. Только тебе придется на стреме стоять. Ко мне близко не подходить. У меня руки запоминающиеся, потому и в перчатках.

— Ладно. Я уже привыкать начал к твоим штучкам.

Маринка справилась с полосканием за двадцать минут. Капитан стоял отвернувшись метрах в пятнадцати от нее. Сложив чистое белье в таз, они отправились с капитаном назад. В палатке Костя быстрехонько натянул веревку:

— Развешивай шмотки!

Она попросила:

— Выйди на пять минут.

Капитан молча вышел. Она скинула бушлат и перчатки, принялась торопливо развешивать. Взглянув на лифчик и трусики, скомкала их в кулак и бросилась в свой закуток. Приподняв матрас со стороны стенки, осторожно повесила краешками на фанеру и прижала сверху матрасом. Крикнула:

— Входи!

Силаев вошел с хозяевами палатки:

— Искандер, хозяева явились, познакомиться не хочешь?

Марина набросила бронежилет, натянула перчатки и вышла. Стройный старший лейтенант с темно-карими глазами представился:

— Фатеев Михаил из Орла.

Молоденький прапорщик с пушком на подбородке в упор разглядывал ее:

— Виталий Осколков с Брянщины.

Марина коротко бросила:

— Искандер.

Старший лейтенант хмуро спросил:

— Это вы двух сержантов уложили в грязь?

— Так точно. Уложил за хамство. Значит, вы командир и они все-таки доложили, как я приказал?

Фатеев поджал губы:

— Доложили! Я, конечно, понимаю, что вы более подкованы в военной науке, чем солдаты-срочники, но сегодняшний случай не делает вам чести.

Степанова усмехнулась:

— Это еще почему? Они собирались содрать с меня маску и очки только потому, что на мне пустые погоны. Я должен был спокойно смотреть? А у меня есть предписание — никто не должен видеть моего лица!

Вмешался Силаев:

— Плохие у вас подчиненные, товарищ старший лейтенант. Разгильдяи и хамы. Я сам наблюдал за безобразной сценой. Они получили по заслугам!

Фатеев замялся, не зная, что сказать. Лицо начало покрываться пятнами. Из-за сержантов он попал в глупое положение. В конце концов сказал правду:

— Они доложили, что это вы привязались, избили и заставили отжиматься в грязи.

— Что?!? Они у меня двигались под команду “лечь — встать”! Капитан свидетель.

Силаев кивнул:

— Точно. Они у вас еще и лжецы!

Старший лейтенант извинился перед Мариной. Медленно и как-то боком, скользнул к двери, а затем пулей выскочил из палатки. Он даже одеться забыл. Прапорщик поглядел на качнувшийся полог и констатировал:

— Все. Кранты сержантам! Миша своих любимчиков по стенке размажет за такой позор! Я ему говорил… — Достал из-под своей кровати вещмешок и вытащил фляжку: — Может, дернем за знакомство?

Степанова отказалась:

— Я пас! Вы можете выпивать, если хотите.

— Тогда дождемся лейтенанта…

Фатеев появился через полчаса с подергивающимся от злости лицом и багровыми пятнами на скулах. Сел за стол и сказал:

— Мерзавцы! Солдаты такое про них рассказали… Я верил обоим! И о том, как вы их уложили в грязь, сказали. Жаль, что я не присутствовал в этот момент! Устроил бы гаденышам! Еще раз прошу простить…

Маринка почувствовала, что засыпает и извинилась:

— Вы, мужики, можете болтать, сколько влезет. Мне это не мешает. Но я пошел спать. С ног валюсь.

Силаев махнул рукой:

— Иди, ложись. Никто не заглянет, не беспокойся. Понимаем, что служба такая…

Степанова забралась в свой закуток. Расправила брезент так, чтобы заглянуть бесшумно было невозможно. Разделась до нательного белья. Достала рюкзак, вытянула из него спальник и раскатала по не больно-то чистому матрасу. В изголовье положила скатанный бушлат и нырнула под одеяло. Спать в постели, пусть и в таких условиях, показалось ей неслыханной роскошью после почти двухнедельных скитаний.

Уснула она мгновенно. Мужики еще долго сидели и болтали обо всем, и о ней в том числе, но женщина не слышала. Разбудил ее крик муэдзина на башне, призывающий мусульман к утренней молитве. Она сразу посмотрела на брезент у входа и облегченно вздохнула: все осталось по-прежнему, никто не заглянул. Прислушалась. Мужики уже встали и тихонько переговаривались. Она торопливо оделась. Вышла и поздоровалась:

— Доброе утро.

— Как спалось?

— Отлично выспался. Только после многодневного лазания по горам, можно оценить то счастье, когда спокойно спишь в постели под охраной. — Вышла на улицу. Разыскала туалет. Вернулась в палатку и смущенно попросила: — Мужики, мне бы умыться…

Силаев скомандовал:

— Выходим! Мы пока покурим. Тебе пару затяжек оставить?

— Я не курю. Запах табака может выдать противнику.

Офицеры и прапорщик вышли из палатки. Она уловила их тихий разговор:

— Странный парень!

— Разведка, что ты хочешь!

Фатеев буркнул:

— Я встречался со спецами, масок на них не было. А он ее не снимает.

Силаев, помолчав, ответил, словно защищая Марину:

— Он мне сказал, что ему здесь не один год воевать придется. Потому и не хочет, чтоб видели. Задание у него какое-то суперсекретное, как я понял.

— Тогда, конечно…

Марина почистила зубы, умылась и расчесалась не спеша. Аккуратно натянула маску и очки. Застегнула бушлат. Вышла на улицу с котелком:

— Кто проводит до кухни? Боюсь, еще кто-нибудь намылится маску с меня снять.

Прапорщик с готовностью отозвался:

— Я провожу! Только наши котелки захвачу… — По дороге Осколков с любопытством спросил: — Вы много людей убили?

Степанова вздрогнула, а затем кивнула:

— Много. Только это были враги, а не люди. Типа бешеного волка.

Виталий поежился:

— Мне еще не приходилось в бою бывать. Все здесь и здесь! В первый раз страшно?

Она честно ответила:

— Я не хожу, как вы, в атаки. Для меня это скорее охота на зверя. Дай Бог, чтоб тебе подольше не пришлось в бой идти.

— Что ты чувствовал, когда убил первый раз?

Маринка попыталась вспомнить свои ощущения, когда приколола боевика в пещере. Ничего конкретного не вспомнилось, кроме азарта и страха. Так и ответила:

— Надо было убить. Что-то сродни азарту и страху: или ты или тебя.