У кошки девять жизней

— Редкий экземпляр, — и с этими словами вышел.

Нет, какой отвратительный тип! Назвал меня экземпляром! Сейчас встану и оторву ему уши.

Эвелина села рядом со мной, прижимая руку к груди.

— Я так испугалась!

— Напрасно. Со мной все в порядке. Подумаешь, ай, несколько синяков. Ох!

— Вот видишь. Сиди, не вставай. Куда ты собралась?

— Хочу посмотреть на себя в зеркало. У меня нет синяков на лице?

Тут она прыснула и рассмеялась.

— Белла, ты невозможное создание! Нет у тебя синяков, успокойся.

Помолчав, Эвелина спросила:

— Это правда, что Кадо прыгнул на тебя?

Я кивнула.

— Господи!

— Он часто на меня прыгает. Но обычно, я падаю на что-нибудь более мягкое. Он так играет.

— Ничего себе, играет! — громко возмутилась она, — ты ведь могла убиться!

— Но не убилась ведь.

— Как он мог!

— Эви, — я вздохнула, — чего ты хочешь от глупого пса? Ему скучно, с ним никто не занимается, ему хочется побегать. Я сама виновата, нужно было сперва вывести его во двор.

— Ты оправдываешь собаку?

— А ты хочешь предать его суду? — фыркнула я, — Эви, это же глупо. Он же просто пес. И, конечно, он не хотел ничего плохого.

Не знаю, как далеко зашел бы наш спор, если бы не приехал доктор. Он осмотрел меня и сказал, что переломов нет, есть только сильные ушибы и многочисленные синяки. Впрочем, это я знала и без него, так что, не стоило платить ему за визит.

Закончив осмотр, доктор серьезно заметил:

— Вы родились в сорочке, ваша светлость. Ваше падение было очень опасным и все могло закончиться гораздо хуже.

— Конечно, — согласилась я, — я могла бы свернуть шею. Но все обошлось, не так ли?

Он посмотрел на меня очень странно. Наверное, уже сомневался в своем диагнозе. Не стукнулась ли я головой и не вышибла ли себе последние мозги?

Подобного пробуждения следующим утром я давно не испытывала. Болело все, даже то, что в общем-то не должно было болеть. Я еле доковыляла до зеркала, взглянула на свою бледную физиономию и всклокоченные волосы, пощупала шишку, которая не стала меньше несмотря на прикладываемый холодный компресс и приподняла подол сорочки, чтобы полюбоваться на ножки. Красивые ножки, если быть честной, но вот только в данный момент их вид оставлял желать лучшего. Столько синяков я давненько не видела.

— Зачем вы встали? — захлопотала прибежавшая Эмили, — вам нужно лежать.

— Я не хочу лежать. Это скучно.

— Хотите, я принесу вам какую-нибудь книгу, госпожа?

— Перестань, Эмили. Я вполне в состоянии передвигаться сама.

Но сделав несколько шагов, я признала эту идею не очень удачной. Оказывается, синяки очень мешали мне передвигаться. И при всем том, еще и болела поясница. Я проковыляла из одного угла комнаты в другой, держась за спину и выглядела, как древняя бабка. Только клюки и не хватало. А если учесть, что я при этом еще и причитала: "Ох, ай, мама!" и тому подобное, то сходство было полным.

Эмили выдержала не более минуты этого душераздирающего зрелища. Подскочила ко мне и топнула ногой:

— Немедленно ложитесь в постель! Вам нельзя ходить в таком состоянии, госпожа! Это же больно!

Она была права. Было больно, но не так, чтобы совсем плохо. Эту боль можно было терпеть. Но я подумала, почему, собственно, я должна ее терпеть? И сдалась. Легла обратно в постель и потянувшись, сказала:

— Буду спать до обеда. Давно об этом мечтала.

И впервые Эмили не стала спорить. Лишь кротко кивнула и почти на цыпочках вышла. Красота! В кои веки могу поспать, как человек.

На другой день я уже была готова подняться, да и чувствовала, что смогу. Синяки еще побаливали, но я не обращала на это внимания.

— Вам лучше, госпожа? — спросила Эмили, укладывая мои волосы.

— Конечно, — согласилась я, — не понимаю, почему столько шума из-за обычных синяков. Эвелина вчера едва не привязала меня к кровати.

Служанка красноречиво фыркнула, но ничего не сказала. Я погрозила ей пальцем.

— Не дерзи.

— Я ничего не сказала! — показательно удивилась она.

— Зато подумала. И я знаю, о чем.

Будучи совершенно готовой, я вышла из комнаты, медленно дошла до лестничного пролета, все-таки ноги были не вполне готовы принять на себя такую нагрузку. Хоть я и весила не слишком много.

Собираясь спуститься. Я была остановлена воплем: "Стой!" И в самом деле, едва не свалилась от неожиданности. Оглянулась. Ко мне спешил Этьен.

— Подожди, — предупредил он меня, подходя, — я помогу тебе спуститься.

Я вздохнула и подняла глаза к потолку.

— Этьен, — сказала веско, — полагаешь, я не умею ходить?

— Судя по вчерашнему полету, нет, — отрезал он, — давай руку и не смей передвигаться без посторонней помощи. И вообще, тебе нужно было оставаться в постели.

— О Господи, — отозвалась я, подав ему руку, — сколько заботы! Может, отнесешь меня в столовую на руках?

Тут уже вздохнул он

— А что? — не унималась я, — я не против. Было бы очень удобно.

Сжав мою руку, Этьен почти потащил меня вниз.

— Язва, — говорил он по пути, — это как же тебе нужно упасть, чтобы ты научилась держать язык за зубами?

— Если ты будешь меня так тянуть, я точно упаду. Не торопись, у меня синяк на пятке.

Этьен рассмеялся.

— Жаль его нет на языке.

Мы вошли в столовую, где кузен тут же выпустил мою ладонь и чинно прошел к своему месту. Эвелина громко ахнула.

— Зачем ты встала?

— Доброе утро, — отозвалась я, садясь на отодвинутый стул, — все в порядке.

— Но вчера…, - не унималась она, но герцог ее перебил.

— Если знаешь слова, какими можно ее убедить, то говори. Лично я думаю, что таких нет.

— Правильно, — согласилась я, взяв салфетку.

— А мы написали письмо твоему батюшке — не смолчала Эвелина, — завтра он приедет.

— Зачем?

— Как зачем? Ты сильно ударилась.

— Ну и что?

Вопрос был не в бровь, а в глаз, они оба замолчали и долго не могли ничего сказать.

— Думаете его удивить? — продолжала я, пожав плечами, — напрасный труд. Батюшка давно привык к моим падениям. Напротив, он удивится, что я так долго этого не делала.

Кстати сказать, я была абсолютно права. Первое, что сказал отец, когда узнал, что со мной стряслось, было: