У кромки прибоя

Мэри чувствовала, что он смеется над ней, хотя по выражению его лица нельзя было ничего понять. Лишь лукаво приподнятая левая бровь подсказывала ей, что это действительно так.

— Нет, только с лошадями и машинами. Утром я буду чувствовать себя лучше. — Мэри могла бы поклясться в этом. Немного побыть наедине с собой — все, что ей сейчас требуется. — Если вы позволите… — И она направилась в сторону отведенной ей спальни.

— Мэри…

Девушка остановилась, услышав свое имя, мягко произнесенное Томасом, и, обернувшись, устало посмотрела на него.

— Да?

Томас был поразительно красив сейчас. На нем по-прежнему были черная рубашка и черные джинсы, которые он надел в дорогу. Он не успел переодеться к обеду из-за телефонного звонка, Эстер…

Томас усмехнулся своей характерной усмешкой, от которой замирало сердце Мэри.

— Спокойной ночи, — сказал он.

— Спокойной ночи, — резко ответила она и поспешила удалиться, пока Томас снова не окликнул ее.

Прежде чем отправиться в постель, она заглянула к Нине. Девочка спала, свернувшись клубочком, на ее губах играла блаженная полуулыбка. Сон невинности…

Что ж, она и сама еще до глупости невинна, решила Мэри, оказавшись в своей спальне. Она могла бы догадаться, что раздражение Томаса в связи с увольнением Эстер было несоразмерно поводу. Дело было не только в том, что он потерял служащую. Даже такого эгоцентричного человека, как Генри, занимал этот вопрос.

Томас и неизвестная Эстер…

О, она понимала, что после смерти жены у Томаса были женщины. Он слишком мужчина, чтобы могло быть иначе. Особенно если, как намекал Генри, он и, Синтия не были счастливы в браке. Но Мэри просто не могла себе представить на этом месте прежнюю няню Нины. А судя по тому, как он продолжал преследовать Эстер, их связь, с его точки зрения, далека от завершения.

Их общие смешки, шутки, поцелуи ничего не значили. По крайней мере, для Томаса… А что касается ее собственных чувств, то, чем скорее Томас отправится на следующее задание, тем лучше! Если его не будет поблизости, со временем она, возможно, забудет о чувствах, которые испытывала к нему.

Во всяком случае, Мэри на это надеялась. С завтрашнего утра она позаботится о том, чтобы их отношения ограничивались только служебными рамками.

Решение было принято, и Мэри заснула. Может быть, и не так невинно и беззаботно, как Нина, но она так устала, что сон пришел к ней сразу.

Она проспала! Часы на прикроватной тумбочке показывали четверть десятого. Она не могла припомнить, когда последний раз так долго спала. Что подумает Томас о ее обязательности? Ее могут уволить!

Мэри быстро надела джинсы и ярко-оранжевый свитер, придававший цвету ее волос еще большую интенсивность. На косметику времени не было, и она лишь пригладила волосы щеткой, прежде чем поспешить в кухню. Нине нужно приготовить завтрак, и Томасу тоже, если вчерашние описания его кулинарных талантов чего-нибудь стоят. Они, наверное…

Текст на большом листе бумаги, лежавшем на столе, гласил: «Я повел Нину в парк. Завтракайте без нас. Надеюсь, вы хорошо спали?» Внизу красовалась подпись Томаса.

Мэри обескураженно опустилась на стул — вся ее спешка оказалась ни к чему. Заботиться ей было не о ком. К тому же Мэри сомневалась, что последняя фраза в записке лишена иронии…

Она обнаружила, что все еще держит листок в руках. Мэри впервые видела почерк Томаса и сейчас с интересом вгляделась в него. Крупный и твердый, он походил на своего хозяина — такой же немного подавляющий своими размерами.

Без Томаса квартира казалось на редкость пустой. Без Нины, конечно, тоже. Но ей не хватало именно Томаса. И это притом, что вчера вечером она решила: чем скорее он уедет, тем лучше! Мэри застонала, пряча лицо в ладонях. Она любит Томаса! То, что она испытывала по отношению к Генри, не идет ни в какое сравнение с переполнявшим ее чувством к его брату. Но он был для нее так же недосягаем, как и Генри: в его жизни тоже была другая женщина…

Она вздрогнула от неожиданности, когда телефон, висевший на стене в кухне, зазвонил. Несколько секунд Мэри неподвижно смотрела на него. Отвечать или нет? Это телефон Томаса, и звонят, несомненно, ему. Дело могло оказаться срочным. Вдруг это даже сам Томас…

— Квартира Томаса Тэлфорда, — деревянным голосом сказала она в микрофон, крепко прижимая трубку к уху.

Несколько томительных мгновений на другом конце провода царило напряженное молчание, свидетельствовавшее о том, что звонивший явно ошеломлен услышанным женским голосом.

— Не могу ли я поговорить с Томасом? — Хрипловатый голос, звучавший с ирландским акцентом, явно принадлежал женщине.

Это еще больше увеличило нервозность Мэри. Не была ли это та самая «другая»?

— Э-э-э… его сейчас нет, — уклончиво ответила Мэри, чувствуя себя в высшей степени неловко. — Он повел Нину в парк.

Правильно ли было упоминать о дочери Томаса? Поскольку он почти все время жил здесь один, многие, возможно, даже не знали о том, что у него есть дочь. Может быть, и эта женщина тоже…

— Как она? — Голос женщины стал мягче и теплее, стоило ей заговорить о девочке.

Незнакомка на другом конце провода не только знала о существовании Нины, но и встречалась с ней!

— Замечательно, — коротко ответила Мэри, уловив собственнические нотки в своем голосе. Но что она могла поделать? И Нина, и Томас стали так много значить для нее!

— Это хорошо, — столь же кратко заметила женщина. — А вы, должно быть, домработница?

Мэри мгновенно ощетинилась:

— Нет, я не домработница… Могу я что-нибудь передать мистеру Тэлфорду? — спеша закончить разговор, предложила она.

— Если вас это не затруднит, — согласилась женщина, почувствовав настрой Мэри и отреагировав должным образом.

Мэри вздохнула:

— Нет, не затруднит.

— Передайте, что звонила Эстер. Я буду дома весь день, и он может связаться со мной, когда вернется.

Мэри едва слышала последнюю часть сообщения. Единственное, что занимало сейчас ее мысли, было имя Эстер. Так, значит, это экс-няня Нины, женщина, с которой так жаждал поговорить Томас вчера вечером!

Она с трудом проглотила комок в горле.

— Я скажу ему.

— Спасибо, — поблагодарила Эстер. — И передайте, пожалуйста, привет Нине. Скажите, что я по-прежнему ее люблю, — добавила она, прежде чем повесить трубку.