У любви семь жизней

Он не замечал её присутствия, равнодушный и закрытый. Словно их никогда ничто не объединяло, и они посторонние люди.

Было очень холодно и тоскливо.

Марков хмелел, темнел, голос становился всё более нервным и злым. На неё упорно не смотрел, взор фиксировался только на товарище.

В какой-то момент быстро скользнул ненавидящим взглядом по девушке и столкнулся с несчастными глазами. Его зрачки гневно сузились, коротко вспыхнув хищным неприязненным сполохом.

Раздувшимися ноздрями рывком втянул воздух, внезапно, в одну секунду забыл о собеседнике, развернулся всем корпусом, придвинулся вплотную и обрушился с обвинениями на вздрогнувшую Леру.

С садистским наслаждением выплёскивал накопленную желчь, претензии, притянул все обиды, обвинил в плохом характере, в упрямстве, неуступчивости, неженственности, грубости и невоспитанности.

Останавливался, чтоб добавить новую порцию вина в свой бокал, залпом опрокидывал его и снова хлестал ядовитыми словами.

Лера, обхватив себя руками, больно кусала губы, сухими страдающими глазами пристально всматривалась в Давида и не узнавала его.

Он раздражённо натыкался на её грустный испытующий взгляд, лицо дёргалось, искажалось в мучительной гримасе. Опускал почерневшие глаза, неподвижно сидел какое-то время, прикрыв веки рукой.

Второй мужчина выглядел растерянным, сочувственно и извиняюще улыбался девушке, мягко пытался успокоить разбушевавшегося Давида.

— Зачем ты приехала, Лера? — зло прогремел Марков нависая над ней.

Она встрепенулась, распрямила плечи, окинула его сузившимися зрачками и тяжело выдохнула:

— Зачем? Не поверишь — с ума сходила… Так хотела тебя увидеть.

Горько усмехнулась, вспоминая, как всеми правдами и неправдами рвалась на эту встречу. Иронично добавила, издеваясь над собственными терзаниями и грёзами:

— Скучала. Безумно скучала. Согласна — зря я приехала. Больше не поеду.

Он язвительно скривился:

— Соскучилась? Почему тогда так ведёшь себя?

— И как я веду себя, Давид? Ждал, что я на шею брошусь? Ты сам хотел встретиться, поговорить… Вот она — я. Здесь. И что ты хочешь сказать нового? Что изменилось? Что ты можешь мне сообщить? Или облить скопившейся грязью, которую вывалил сейчас? Это и есть смысл встречи?

— Нет, нет… Конечно, нет…

Поймал руку, прижал холодную ладонь к своим пересохшим губам, глухо произнёс:

— Прости… Плохо мне. Не могу тебя забыть. И ничего нового не скажу. Только то, что говорил раньше — выполню всё, что обещал. Ты должна мне поверить!

— Поверить? — сорвалась Лера, — Во что?! У тебя есть жена. Для постели есть любовница. Для полноты картины и самоутверждения хочется, чтоб молодая влюблённая девчонка пожертвовала своим будущим и родила ребёнка. Что нового? Этот вариант и набор этих слов слышала много раз. С твоей стороны — на что готов ты? Давид, мне тоже плохо. Мне очень-очень плохо! Если б ты мог представить — насколько мне плохо!

Она соскочила, стиснула челюсти и сдерживая всхлипывания, метнулась к выходу.

Финиш. Больше эту экзекуцию и унижение терпеть нельзя. Они ранят друг друга. Права цыганка: «Нашла коса на камень». Дальше ничего не может быть. Только боль и поругание всего светлого, что когда-то было у них.

Давид рванул следом, навалился на дверь, не выпуская из квартиры. Пьяным голосом хрипло прорычал:

— Я не дам тебе уйти! Мы с тобой сегодня спим здесь. Это будет наша брачная ночь.

Вцепился в руку, насильно потащил в комнату. Лера ахнула и горько расхохоталась, ни дать ни взять — сцена семейной потасовки! Как противно — докатились до того, что отношения переродились в грязные скандалы, выяснения отношений и чуть ли не драки?!

Её глаза засверкали, вздыбилась, двумя кулаками треснула по груди:

— Отпусти! Не прикасайся!

Давид попробовал усадить упирающуюся девушку на диван, толкнул. Потеряв равновесие, упала на спину. Он всей тушей навалился сверху, придавил.

Завязалась отчаянная борьба. Она лягалась, колотила кулаками, извивалась. Изловчилась и мёртвой хваткой вцепилась зубами в плечо. Разъярилась, вошла во вкус и подвигала челюстями взад-вперёд, взад-вперёд… Мужчина взвыл от боли:

— Разожми зубы! Разожми по-хорошему!

Лера как невменяемая усилила укус.

— Бл….! — заорал он и с размаху влепил чувствительную оплеуху в щёку. От удара клацнули зубы, разжала челюсти. Покатились злые слёзы. От бессилия оскалилась по-собачьи, рыкнула в лицо.

Давид с яростно перекошенной физиономией поймал две её руки, соединил общим захватом в районе запястья и поднял над головой. Зажал увесистым туловищем её тщедушное тельце, пресекая потуги сдвинуться. Второй рукой бесцеремонно задрал кофточку, оголяя грудь.

Приостановился. Свирепо уставился в раскрасневшееся лицо, задыхаясь прохрипел:

— Ну, что? Продолжу? Или по-хорошему договоримся?

— Отпусти меня, придурок! — Девушка сорвалась на истерический крик. — Отпусти, отпусти!!! Давид!!! Отпусти меня!

Тот, сверкая бешеными глазами, мрачно навис над ней. Не выпускал из плена, но и не делал дальнейших попыток окончательно скрутить. Оба тяжело прерывисто дышали.

Испуганный приятель, услышав визг и крики, прибежал с кухни и откинул вяло сопротивляющегося Маркова.

Разъярённая Лера вскочила, одёрнула одежду. Кинулась к выходу.

Остановилась. Решительно вернулась. Подошла к дивану, что есть сил потрясла поникшего Давида за плечи и прокричала в потемневшее лицо:

— Забудь мой телефон! Забудь меня! Никогда больше не звони! Трах**ся со своей Ирой!

Выскочила в подъезд и помчалась по ступенькам, не дожидаясь лифта. Слёзы покатились градом, бежала не смахивая их.

Что за чертовщина? С каждым разом всё хуже и хуже…

И ему, и ей. И это невозможно прекратить…

Всё равно тянет к нему! Самое сильное и единственное желание — видеть его. До сумасшествия хочется вернуться и, несмотря ни на что, остаться рядом! Наваждение…

Не помня себя доехала до Новокузнецкой, перешла на свою линию. Села на скамейку. Отдышалась и застыла, невидящим взглядом уставилась на блестящие рельсы…

Поезда шли мимо, грохотали, открывались и закрывались двери.

Лера сидела и смотрела сухими глазами на то, как сверкая огнями, вместе с шумным потоком воздуха, вагоны появляются из черноты тоннеля. Заслоняют и вновь открывают манящий холодный металл под их колёсами.

Хотелось одним махом прервать боль внутри себя…

Всё. Это край. Точка. К чему она пришла? Стоп.