У Миткова поля на Ведроши
Шрифт:
– Колоды?
– переспросил Силуян.
– Ну да, - подтвердил Ганька.
– С десяток будет. Или боле. Их в деревню уволокли.
Силуян прищурился: железные колоды? На ум пришёл штурм Выборга - тот день, когда огненные стрельцы воеводы Субботы-Плещеева из пищалей две свейских вежи обрушили. Грохоту было - едва не оглохли, но и пользы тоже случилось немало. Ганька по нови своей в походе том не был, потому и не ведает, как пищали те выглядят. Выходит, литва с собою наряд огненный везёт. А жальнеры, о коих казак упоминал, не иначе огненные ляшские стрельцы.
– Ещё чего видели?
– Ещё вершники. Много. И пешцы
Пешцы, вершники, огненные стрельцы... Силуян напрягся. Стало быть, литва всей силой идёт. Не в набег, не на вороп, а на большую войну собрались. Да ещё ляхи с ними. Большая, получается, рать. Сеча будет злой.
Силуян расправил плечи.
– Коська, ты здесь покуда оставайся, смотри за литваками. Как начнут собираться, ты сразу назад беги, упреди об том передовые караулы. А мы на разу до воеводы пойдём. Обсказать надо чего увидели.
Обратно шли, ведя лошадей в поводу. На дорогу не выходили, боялись столкнуться с литовскими разъездами, и лишь когда до караулов передового полка оставалось с версту сели в сёдла и погнали намётом. Знакомый уже пятидесятник, встретив их на рожнах, принялся спрашивать, чего видели, но Силуян отмахнулся: времени нет. Сказал только, что литва рядом, готовьтесь.
Первым, кого встретили в стане на Тросне, оказался сотник Курицын. Он стоял у становых ворот, будто нарочно ждал кого-то. Увидев Силуяна, нахмурился, махнул рукой, подзывая к себе, но Силуян и не глянул в его сторону, а прямиком направил коня к шатру воеводы.
Осиф Андреевич сидел на бочонке у коновязи, чистил саблю. Боевое оружье чужих рук не любит, его не дают даже слугам, будь они трижды доверенными. Осиф Андреевич водил по золотистому лезвию бархатной тряпицей и время от времени поднимал саблю в вытянутых руках, ловя в голомень последние лучи вечернего солнца, щурился, когда красноватый луч ударял в глаза.
Силуян шепнул Ганьке, чтоб шли к сотне, отдыхали, а сам подъехал к коновязи, спешился. Осиф Андреевич глянул на десятника искоса, не торопясь провёл тряпицей по лезвию ещё раз и удовлетворённо причмокнул: хорошо. Нехотя положил саблю на колени и крикнул, поворачиваясь к шатру:
– Эй, квасу принеси!
Из шатра вышел рыжий холоп с крынкой и ковшиком. Плеснул в ковшик квасу, поднёс воеводе. Силуян сглотнул: пахнуло земляникой и мятой, почувствовал, как по горлу тягучим комом покатилась жажда.
– Не мне, - воевода кивнул на Силуяна.
– Ему.
Холоп подал ковшик десятнику; Силуян перекрестился и выпил квас двумя глотками. Захотелось ещё - вкусно, жена на Тихвинскую такой же готовит - но просить добавки постеснялся.
– Ну?
– буркнул воевода.
– Литва у Лопатина, - утирая губы ладонью, ответил Силуян.
– Сколь тыщ не скажу, но по всему выходит, что не мене нашего. Человек мой железные колоды видел. Я так думаю, сие пищали будут. Вот только почто они литвакам нужны - не ведаю. Полевать с ними несподручно.
– Не скажи, - качнул головой воевода.
– Есть такие пищали, кои тюфяками кличут. У них хайло большое, его битым камнем наполняют да встречь по наступающим бьют, и урон от того враг имеет не малый. Кабы литва по нам такоже бить не начала. То-то крови прольётся.
Силуян кивнул, соглашаясь. Про тюфяки он слышал, и какой они урон принести могут, слышал тоже. Однако сталкиваться с подобным
пока не доводилось, оно, видно, и к лучшему. Если и в самом деле всё так, как говорит Осиф Андреевич, то радости от такой встречи мало.Сзади подошёл Курицын, задышал в затылок злобою. Силуян шагнул в сторону, подальше от этого дыхания. Осиф Андреевич меж тем поманил пальцем холопа, сказал вполголоса:
– Ступай к князю Даниле Васильевичу, скажи: сейчас к нему с вестями буду.
Холоп мотнул головой и опрометью кинулся к шатру большого воеводы, будто весь день ждал такого поручения.
Осиф Андреевич вновь повернулся к десятнику.
– Думаешь, скоро литва к нам сунется?
Силуян пожал плечами.
– А чего им тянуть? Они сюда не на посиделки шли. Если чего иного не удумают, так завтра не позже полудня жди их у Ведрошей.
– Тогда так сделаем, - Осиф Андреевич наклонился, провёл пальцем линию по земле.
– Сие есть Тросна. Гляди, передовой полк, коли Господь сподобит, за неё отойдёт. Об том у нас с князем Михайлом Телятевским уговор был: коли литва ударит, так чтоб он за Тросну ушёл, а мосты после себя чтоб не жёг. Литва по этим мостам следом на нашу сторону пойдёт. А тебе, Силуян, с двумя сотнями, обойти литву сзади да мосты те перекрыть, дабы ни один литвин обратно перейти не смог. А мы уж тут их попотчуем славно. Смекаешь?
– То не задача. Задача, где две сотни взять. Я же давеча говорил, у меня пяток людей...
Осиф Андреевич хлопнул ладонью по колену.
– Одну сотню из тверской посошной рати тебе дам. Мужички хоть и не воинского разряда, но крепкие, в бою не подведут. А вторую, - он усмехнулся и кивнул на Курицына.
– Вот его возьмёшь. Теперь он под твоим началом ходить будет.
– Как же так, воевода!
– сотник от неожиданности выпучил глаза.
– То мои люди, мне их и вести!
– и покрываясь краской, зашипел сквозь зубы.
– Не по чести ты со мной поступаешь. Ужо вернёмся к Москве, будет тебе...
Осиф Андреевич прищурился.
– Ты меня, сотник, ни с кем, случаем, не попутал? Я тебе не калика перехожая, лаять на себя не позволю. А ежели и дале на меня тявкать станешь, так до Москвы в цепях отправишься. Уразумел?
Силуян посмотрел на Курицына. Тот закусил губу, молчал. Мериться с воеводой званьями ему явно не по силам, но будет случай - сквитается непременно. Даром что родич в посольском приказе дьяком состоит.
– На том и порешим, - Осиф Андреевич встал.
– Ступай. Нужен будешь - позову.
Вот и стал полковым головой. Силуян расправил кафтан под кушаком. Две сотни, конечно, не дюже какое войско, но всё же больше десятка. Если и дале так пойдёт, то, глядишь, первым среди детей боярских стать доведётся. А это и честь иная, и награды, и поместья.
Силуян развернулся к Курицыну.
– Люди с моего десятка при мне доглядчиками останутся. А ты, как рассветёт, выводи сотню к Миткову на задворки. Да не мешкай.
Силуян отвёл коня к реке, почистил, ополоснулся сам, смыл с тела многодневную грязь. Лучше бы, конечно, в баньку: поставить войлочный шатёр на бережку, сложить внутри печку из речного камня да протопить пожарче - вот было бы славно. В последнем походе, когда занесла нелёгкая на свейскую сторону, только так болячки свои лечили. А ныне уже третью седмицу без бани и без чистой одёжи - вконец опаршивели.