У Миткова поля на Ведроши

Ладно, завтра, надо думать, всё решиться, сеча обещает быть такой, что любая банька холодной покажется. Задачу воевода поставил сложную, не каждому по силам. Ну да ничего, справимся, только надо будет с утреца мужичков митковских за шиворот потрясти, чтоб обходную тропу к мостам показали, а то кабы не увязнуть в местных болотах.

Силуян натянул рубаху на мокрое тело, потянул повод. Конь фыркнул, ткнулся мордой в плечо. Силуян похлопал его по шее и повёл к стану.

Свой десяток Силуян нашёл быстро. Тимоха Васильев устроил ночёвку на прежнем месте, недалеко от реки, с присущей ему добротностью. У костра собралось человек пятнадцать из разных десятков, интересно всем было узнать, чего такого видели лазутчики на чужой стороне.

Ганька поднялся навстречу десятнику, протянул миску:

– Мы тебе поесть оставили: каши малость да хлебца. Повечеряй.

– Нет, не буду. Спать лягу. Накажи стороже, чтоб с рассветом толкнули меня.

Есть и вправду не хотелось, от усталости видно. Силуян разложил на земле тегиляй, лёг спиной к костру, сунул под голову кулак. Глаза закрылись будто печные заслонки - прочно. В голове замутило, и сквозь эту муть медленно просочился далёкий голос Ваньши Ухова:

– ...а ещё литва с собой наряд огненный везёт.

– А сие чего есть?

– Сие есть самопалы, кои сами палят огнём и камнём. Ляхи их пищалями кличут. Бьют будто рушницы, но покрепче.

– Покрепче?

– Ну да. Они ж поболе рушниц будут.

– А ты из их палил что ли?

– Палить не палил, но видел. Когда Выборг в осаде держали, наши стрельцы по ему из таких же пищалей били. А я у тех пищалей в стороже стоял...

Голос Ваньши тёк плавно, будто лодка на плёсе, и потому слова вязались в причудливую вязь - желтовато-зелёное узорочье из чудных птиц и зверей в обрамлении молодых деревьев: тонкие ветви и резные листья мелко дрожат, а сквозь них осторожно пробивается белый лучик. Такие лучи протягивает к людям луна. Она охватывает всё, до чего способна дотянуться и обнимает крепко, будто родное, своё, и хочется плакать. Хочется встать, приложить сложенные пальцы ко лбу и прошептать: во исполнение, Господи, воли твоей на всё иду с радостью... И сразу голова кругом, ибо от радости в груди всё переворачивается. Сп-а-а-а-ть...

Ближе к утру вернулся Коська. Соскочил с коня, растолкал Силуяна, выдохнул в лицо:

– Литва на подходе! С вечера тихо поднялись, и без огней в ночи вышли на Ведрош. Я насилу караулы успел упредить.

Силуян мотнул головой, отгоняя сон.

– У воеводы был?

– Был.

Следом за Коськой прибежал рыжий холоп.

– Батюшка Осиф Андреевич велел тебе подыматься и идти туда, куды вы в вечор об том говорили. А мне велел при тебе быть и слушать тебя аки ево.

Холоп выглядел жалко - растрёпан, растерян, из жёлтых раскосых глаз сочился страх. Силуян подумал было, на кой ему сдался этот рыжий, но тут же махнул рукой - оставайся. Коли решил воевода приставить сего холопа к нему, стало быть, так пусть и будет. Вдруг и в самом деле сгодится.

Стан зашевелился. Затрубил встревожено рог, в ближних загонах захрапели лошади. Со стороны Ведроши докатился гул. Вернее, он и раньше слышался, да только казалось, что это ветер шевелит камышовые заросли в машистых речных затонах, хотя прапора у боярских шатров висели не шелохнувшись. Теперь-то стало понятно, что это за гул.

– Чу!
– поднял палец Коська.
– Слышали? Передовой полк бьётся.

Гул вскоре исчез, поднимающиеся по тревоге сотни заглушили его. Кричали десятники, трубили рога, гудели свирели, над головами вздымались прапора и стяги. Но суматохи не было. Люди седлали коней, выезжали за ограду и по командам сотников становились в строй.

– А нам-то куды?
– спросил Ваньша Ухов.

Силуян затянул подпругу, поднялся в седло.

– К Миткову, - и кивнул Тимохе.
– Холопа с собою возьми, пусть тебя держится.

Подъезжая к деревенским задворкам, Силуян отметил: Курицын не подвёл, собрал людей, где уговорились. Сюда же бегом добралась тверская посошная сотня. Коренастый мужичёк одетый в плотную свиту подошёл к Силуяну, назвался сотником.

– Имя у тебя есть, сотник?

– Митроха.

Силуян вздохнул: ратного обличья в этом Митрохе не было ни на грош, даже рукоять ножа, выгладывающая из-за голенища, не придавала ему воинского вида. Но делать нечего, иного всё равно не будет.

– Из оружья у вас с собою что?

– Из оружья? Ну... половина, почитай, с рогатинами да с топорами, а у иных луки. А ножи так у всех есть.

Славное воинство - топоры да луки. Баб у колодца эдакие храбрецы напугать, пожалуй, смогут, а вот против литовской шляхты и пятигорцев выстоят вряд ли.

– Ладно, пойдёте за нами. Стрельцов своих ставь позади копейщиков, да укажи, чтоб вперёд зря не лезли.

– Это уж как водится, - кивнул Митроха, и улыбнулся по-доброму.
– Да ты не боись, воевода, не подведём. Бывалые мы.

Силуян покачал головой: бывалые... Но в груди потеплело: то ли от того, что воеводой назвали, то ли от бесхитростной улыбки посошного сотника. Стоявшие позади Митрохи мужики казались угрюмыми, будто не из большого города вышли, а из глухих заволжских лесов... может и в самом деле бывалые.

Подошёл Курицын - хмурый, напряжённый, глаза блудливо шныряют по сторонам. Всю ночь, видать, обида грызла, никак не успокоится. Спросил сквозь зубы:

– Ну что, воевода, какие указы будут?

От его слов в груди теплеть не стало. Оно сразу видно, когда человек к тебе с добром подходит, а когда с обидою. А у Курицына вдобавок обида желчью смазана, и из каждого слова желчь эта капает. Погоди, будет время, он ещё поквитается. Воеводе Осифу Андреевичу он разве что в думках своих нагадить может, а простому поместнику, человеку без званий, без крепких родичей - только волю дай. Поэтому Силуян ответил так:

– Указ у нас, сотник, с тобою один: обойти литву сзади да обратно через мосты не пустить. И указ этот мы с тобой, если надо будет, кровью своею оплатим.

Курицын промолчал, а Митроха подмигнул хитро:

– Ну, кровь-то лить дело не трудное.

Это точно: кровь лить не воду носить. Но до крови ещё дойти надо; Силуян приложил ладонь к глазам: от Ведроши к Тросне катилось серое облако - пыль. Видимо, князь Михаиле Телятевский по уговору с большими воеводами отходил к Миткову. Разглядеть, что творится по ту сторону реки, было нельзя, но по всему следовало, что литва подойдёт скоро.

Силуян привстал в стременах, оглядывая Тросну вверх по течению. Ещё с вечера думал, как лучше исполнить наказ воеводы. Самое простое было пройти выше по реке, найти брод, а потом идти обратно, прикрываясь от литовской сторожи речными перелесками и суходолами. Цепкий взгляд сразу наметил путь, выводящий отряд к мостам. Оставалось только переправу найти.

К Силуяну посунулся рыжий, подсказал негромко:

– Тут двумя верстами выше песчаная мелкотка будет. Течение сильное, но перебраться на ту сторону можно.