У нас в Заримании

"В России нет веры, а есть только суеверие" - цитировал Достоевского его друг по универу Петька Субботин. Классик как всегда оказался прав. Мать Николая в церкви была за всю жизнь, раз пять, но свято верила во все дурные приметы: в бабу с пустым ведром, в черного кота переходящего дорогу и многие другие, причем норовила расширить и углубить список этих примет до бесконечности. Про истинно верующих людей в средневековье Николай много чего читал, и жить рядом с фанатиками не собирался… Мало того, что они сами себя загоняют в тесные рамки ритуалов и ограничений, они еще и свирепо приглядывают за окружающими-насколько те благочестивы: крестяться ли, моляться ли, ходят ли в церковь ….Жить среди отмороженных экстремистов? Нет, уж лучше обратно в леса!

Николай встрепенулся. Члены семьи Ватура уже вовсю гремели мисками и ложками, раскладывая из объемистой глиняной кастрюли дымящиеся куски белого мяса, тушеного с овощами.

"Хорошая молитва-короткая!"

65.

Маша ворочалась на раскладной походной кровати. Не спалось почему-то.

Завтра сражение. Она, конечно, не полезет в драку, не дура. Будет смотреть вместе с маршалом издалека. Все равно страшновато…

В голове крутились кадры фильма французского, где Мила Йовович, бледная и грязная как бомж металась среди озверевших солдат в железе, рубивших друг друга на части. Как фильм тот назывался? Маша опять повернулась на другой бок.

В палатке ей спать даже нравилось. На свежем воздухе и никто рядом не храпит и не пердит! Одна-как королева. Тюфяк, набитый шерстью малость попахивал овцой, но это было лучше, чем в вонючих домишках местных крестьян.

При Маше имелась служанка для услуг и два оруженосца. Оруженосцы-пацаны лет пятнадцати, смотрели на нее как на чудотворную икону с обожанием и с ожиданием чуда. Они помогали эльийской деве снимать и надевать доспехи, они ехали на войну!

Пацанов нереально колбасило, чего там. Спали оруженосцы на тюфяках у входа, но снаружи, готовые прийти по первому зову.

Кроме того, вокруг палатки всегда бродили три-четыре здоровяка из охраны с мечами наголо. Лорас строго за ними присматривал.

Маша прислушалась. В лагере все давно угомонились и заснули.

Ага, ходят…шаги слышно…как коты ученые по цепи кругом!

"Ну, почему не спится то?!"

Свеча в железном фонаре затрепетала как под сквозняком.

Увидев черную тень, возникшую напротив входа, Маша мгновенно села на кровати и схватилась за рукоятку кинжала, сунутого под подушку.

– Кто здесь?

– Это я, донна.

Хандану сбросил с головы капюшон.

"Вот же, верткий ублюдок, пролез между охраной!"

– Ты откуда? Чего здесь забыл?

– Донна, надо бежать! Люди Морены идут через лес, они атакуют спящий лагерь и вырежут всех!

– Они же на перевале…-растерялась Маша.

– Морена решил не ждать, а самому ударить первым.

– Ночью? Это же не честно!

– Война путь обмана, донна! Уходим скорее!

Сбежать…Все бросить…Все ждут чуда, а получат смерть…

– Я что-такая сука?

– Простите?

– Я не брошу своих людей!

Маша натянула короткие сапожки со шпорами ,притопнула.

Хандану протянул руки с мольбой.

– Они не твои люди, донна! Они даже не эльфы! Грубые мужланы и горные дикари! Пусть их перебьют, что тебе до них?

– Да пошел ты!

Маша выскочила из палатки.

– Лорас! Ко мне Лораса!

66.

По настоятельной просьбе Герта Николай, уходя в город, оставил свой фламберг. Взамен мастер выдал ему пояс с кинжалом в деревянных ножнах.

– В Норведене мужчины не кинжалов не выходят на улицу.

– Из-за преступности?

Герт нахмурился.

– Преступность? Как понять твои слова?

– Никак!
– махнул рукой парень и застегнул на талии пояс. Раз положено-будем носить.

Солан отрядили Николаю в проводники.

Девушка одежду не сменила, только спрятала свои косы под белый, накрахмаленный чепчик.

С утра на пристани, напротив дома оружейника суетились чумазые подмастерья, волокли мешки с углем на спине вверх по крутой лестнице, вырубленной в камне.

Выше по склону, на домом дымились трубы, торчащие прямо из камня. Там, в пещерах, располагались мастерские.

Рядом с причалом стояли лодки, принадлежащие видимо семейству Герта, но Солан не повела гостя к ним. Она прицепила кусок красной ткани на двухметровую палку и установила ее в отверстие в настиле пристани, на самом краю.

– Что это?

– Я подзываю йомпроира. Нам же нужно быстро попасть к соборной площади.

Йомпроир оказался местным аналогом такси. Из хаотического, казалось, потока разных лодок выскочила узкая, ярко-красная лодка с одним гребцом и причалила к пристани.

Солан поторговавшись с гребцом-веселым парнем, махнула рукой.

По лесенке, спустившись в лодку, Солан и Николай сели в центре на узкую скамью, бок о бок лицом к гребцу. В зеленом берете, натянутом на уши, в расшитой бисером кожаной жилетке, поверх чего-то похожего на свитер грубой вязки, в мягких сапогах до колен, норведенский таксист выглядел в сравнении с семейкой оружейника как то слишком ярко. Серебряный бон сверкал на груди, на толстой серебряной цепи как орден.

Мощно махнув веслом с широкой лопасть и придав лодке хорошее ускорение, гребец немедленно завязал оживленную беседу с Солан.

Николай глазел по сторонам и не прислушивался.

– На соборке сегодня после колокола фигляры выступают. Придешь, красавица?

– Приду, но не с тобой.
– Хихикнула Солан.

– Со своим кавалером-иносом?

– А тебе то что? У тебя же девушка есть.

– Девушка-это еще не жена и я еще не связан клятвой.

– Таких как ты никакая клятва не удержит. Йомпы всегда неверные мужья.

– Ай-я-яй! Девочка с такими мыслями никогда не получит веселого мужа!

– Веселого и неверного? Лучше никакого!

С утра у воды было свежо и ветерок скользил по спине, забираясь под кожаную грубую куртку, что Николаю презентовал Герт взамен мохнатого овечьего плаща. В плаще было бы комфортнее…

Берег фьорда, вдоль которого довольно быстро скользила лодка плотно застроен. У воды деревянные или каменные пристани, выше фасады домов, а еще выше склоны горы с многочисленными дырами ходов или окон или вентиляции. Норведенцы зарылись в горы как гномы.

Йомпроир причал к каменной пристани в паре кварталов от старого города. Здесь дома не теснились по склонам, а выпирались на узкой "полке" по берегу залива на пять этажей вверх. Вдоль каменного парапета набережной ,отделенной от причалов высокой кованой оградой, гуляли разодетые господа. Кое-кого даже тащили в носилках по четверо носильщиков сразу. Причем носилки-коробочки с крышей и занавесками на окошках, были раскрашены во все цвета радуги с красочными картинками на бортах.