У подножия Саян

Анай-кыс будто очнулась, перестала плакать и отстранилась от Лапчара. Перед ней стоял не брат, не родственник, а посторонний взрослый мужчина. Она уже сожалела о своих словах, стыдилась своей слабости.

— Ладно, хватит... — сказала она и пошла вперед.

— Я с тобой, — сказал Лапчар.

— Куда? — Снова вздохнула она.

— Я никому не позволю издеваться над тобой, — голос его неожиданно стал твердым, уверенным. — Если хочешь — выходи замуж за Эреса... он скоро вернется... или за кого другого, кого сама выберешь, Достак-оолу я тебя не отдам!

Теперь Анай-кыс стояла, не шелохнувшись, и смотрела на Лапчара широко раскрытыми глазами. Действительно, перед ней был мужчина, который умеет не только махать топором и валить деревья, а — что самое главное — умеет постоять за себя.

— Поехали, — сказал он, беря ее за руку.

— Куда? — Удивилась Анай-кыс.

— По дороге я тебе все расскажу, — и, видя, что она сомневается, добавил: — Здесь-то тебе нечего делать.

— А конь у тебя есть?

— На одном поедем.

Анай-кыс указала в сторону, где стояли лошади:

— В белых чулках наш. Отвяжи его.

— Отец не станет разыскивать?

— Пусть ищут.

Лапчар посадил Анай-кыс на своего коня. Ход у него мягкий, на нем легче ехать. Стараясь не шуметь, чтобы не привлекать внимание оставшихся в юрте, всадники тронули коней. Кляча Санданов едва передвигала ноги. Анай-кыс придерживала коня, так как Лапчар все время отставал, но скоро лошадь его пошла быстрее, видно, почувствовав настойчивого седока.

— Куда дальше поедем, брат? — спросила Анай-кыс, когда подъезжали к селу. Не знала она, что тот же вопрос задавал себе и Лапчар, стараясь держаться спокойно, не выдавая своего смятения. — Мы как загнанные в валенок мыши, — словно угадав его мысли, сказала Анай-кыс спокойно.

Ей действительно было с ним спокойно, хотя она не знала, куда они едут, что с ней будет, вообще ничего не знала. Но рядом был этот парень, такой искренний и надежный, как брат. Она и не заметила, как стала называть его так.

— В Хендерге! — выпалил Лапчар.

— В Хендерге? — удивилась она. Анай-кыс только слышала об этом далеком аале за перевалом. — Это же очень далеко, за перевалом?

— Нет такого перевала, Анай, который не одолел бы человек.

— Когда же поедем? — неуверенно спросила она.

— Сейчас, немедленно, — он старался говорить бодрым голосом. — Если ехать всю ночь, к утру доберемся. У меня там сестры. К ним и поедем.

— Странно все... Вдруг приедешь с девушкой. Что они подумают?

— Почему? Если с девушкой, не обязательно еще... — он запнулся, — не обязательно сразу думать, — отшутился он. — Не уснуть бы вот на перевале.

— Летняя ночь, как верблюжий хвост.

— Ну, тогда все в порядке! А дня через три, когда вся эта заваруха кончится, вернемся. Опять будешь доить коров.

— А девушки подумают, я замуж выхожу. Жена председателя, оказывается, сообщила Сергею Тарасовичу, что меня не будет эти дни.

Всадники въехали в лес. Дорогу эту Лапчар знал хорошо. Раньше по ней ездили только верхом. Потом близлежащие колхозы совместными усилиями очистили ее, так как в Хендерге жило много чабанов и скотоводов. С ними нужна была связь, им подвозили продукты, строительные материалы. Но дорога в глубокой тайге долго не держится. Буреломы, дожди, весенние потоки заваливают и размывают ее. Поэтому машины и сейчас здесь не часто увидишь, проходит только вездеход.

Местами можно было срезать дорогу, ехать напрямик, но Лапчар не хотел рисковать: с ним была Анай-кыс. Она впервые ехала на такое расстояние. Он боялся, что она выбьется из сил, заснет, и тогда волей-неволей надо будет думать о ночлеге здесь, в тайге. Лапчар и сам думал об этом не без страха. Чтобы как-то отвлечь ее, он рассказывал какие-то истории.

А вот начинается подъем. Стали слышны голоса птиц, ночной мрак постепенно рассеивался, будто тайга вздремнула немного и теперь просыпалась. Она устала за целый день, накормить столько зверей, птиц, деревьев, каждую травку, каждую ягодку! Поэтому сон ее так глубок, тьма-тьмущая. И вот сейчас снова начинается ее трудовой день.

Когда путники были на самой вершине, им навстречу вставало солнце, посылая на землю тысячи золотистых лучей-стрел, поднимаясь все выше и выше. Лапчар спешился.

— По нашему обычаю, путник должен на перевале сойти с коня и полюбоваться красотой родной земли. — Он помог Анай-кыс сделать то же самое.

Через несколько шагов она остановилась, глубоко вздохнула:

— Такую зарю я еще не видела. Красота какая!

Девушка стояла впереди, и Лапчару показалось, что она купается вся в лучах восходящего солнца. Стряхивая с ближайших веток росу, она собирала ее в ладонь и выплескивала себе на лицо. Когда повернулась к нему, лицо ее улыбалось, улыбались мягкие черные глаза, нежные губы, родинка на щеке.

Дальше ехать стало легче. Кони сами неслись рысью, и на крутых спусках приходилось придерживать их.

— Вон на той вершине берет начало речка Хендерге. А тайгу на том склоне называют Семиозерной.

— Какая красота, — повторила Анай-кыс. — Разве можно не любить эту землю!

— Да, богатый край. Сколько песен о нем сложено. — И Лапчар запел.

У того коня хребет высокий, Поэтому хотел бы ездить на нем. Хендерге — край широкий, Поэтому хотел бы жить там.

А потом что-то веселое:

Не найдя дорогу в Онгажа, Запоздал я, задержался. Не найдя свою милую, В золе весь извалялся.

Анай-кыс рассмеялась, Лапчар был доволен.

— Песня сокращает расстояние. Раньше наши араты неделями не бывали дома, провожали караваны иноземных купцов. Песня помогала им, сокращала дальний, долгий путь на родину.

Наши путники поехали быстрее.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

— Я с самого начала говорил, что из вашей затеи ничего не выйдет. — Докур-оол строго глядел на жену, старавшуюся избегать его взгляда. — Создание семьи, — продолжал он назидательно, будто они и не прожили вместе почти тридцать лет, — ты знаешь, что такое? Это... это тебе не игра в сайзанак! — и потряс в воздухе указательным пальцем.

— Это все Манмаа, — оправдывалась жена, ставя перед мужем горячий чай. — Она твердила, все готово, надо торопиться.

— А ты? Ты всеми верховодила! Ты увезла девчонку! — Брови его сошлись...