У природы нет плохой погоды

Декабрь 1986

Январь

Смеяться над бюро прогнозовнеловко как-то и грешно.Мы в ожидании морозов,которым быть бы уж должно.Всему своя температура,ждет холода моя натура,ей надоели морось, гниль.К тому ж скользит автомобиль…И смотрят вниз на гололедицуБольшая с Малою Медведицы.

* * *

Как хорошо порою заболеть,чтоб бег прервать, единственное средство.Под одеяло теплое залезтьи вспомнить, как болел когда-то в детстве.Там за окном зима – весь мир замерз.Пьешь с горькой миной сладкую микстуруи на тревожный матери вопросплюсуешь ты себе температуру.Высовываешь белый свой язык,«а» говоришь, распахивая горло,и взглядом, отрешенным от живых,даешь понять, мол, руки смерть простерла.Как сладостно себя до слез жалеть,в мечтах готовить жуткие сюрпризы:взять и назло всем близким умереть,чтоб больше не ругали за капризы.Вообразить – кладут тебя во гроб,мать вся в слезах, дружки полны смиренья.И бьет по телу россыпью озноб,как предвкушенье будущих крушений.Дней через пять, к несчастью, ты здоров.Укутали и вывели на солнце,и ты забыл обиды, докторов.А мысль о смерти спит на дне колодца.

* * *

Я все еще, как прежде жил, живу,а наступило время отступленья.Чтобы всю жизнь держаться на плаву,у каждого свои приспособленья.Я никогда не клянчил, не просил,карьерной не обременен заботой.Я просто сочинял по мере сили делал это с сердцем и охотой.Но невозможно без конца черпать —колодец не бездонным оказался.А я привык давать, давать, давать.И, очевидно, вдрызг поиздержался.Проснусь под утро… Долго не засну…О, как сдавать позиции обидно!Но то, что потихоньку я тону,покамест никому еще не видно.Богатства я за годы не скопил,порою жил и трудно, и натужно.В дорогу ничего я не купил.Да в этот путь и ничего не нужно.

1988

Кругосветка

Говорит старуха деду:

– Я в Америку поеду!

– Ах ты, старая балда,

Туда не ходят поезда!

Частушка

С другом старым я расстался,влез в отцепленный вагон…И поехала вдруг станция,заскользил назад перрон.Мягко двинулись березы,шаг ускорили столбы…Чуть не навернулись слезы —знак обманчивой судьбы.Я теперь уже не нужен,как исчерпанная мысль.Городки бежали дружно,переезды пронеслись.Отпивал я помаленькужелезнодорожный чай,мимо мчались деревеньки,проезжал родимый край.Что за странность? Что за диво?Поезд без локомотива.И не поезд, а вагон —ни к чему не прицеплён.Все стремительней стучалив беге гулкие мосты.И отъехали печали,и растаяли мечты.Вдруг какой-то городишковстал у моего окна:заграничные людишкии чужая речь слышна.А потом опять галопомсквозь рассветы и туманпроскакала вся Европа…За окошком – океан!Свирепеют злые штормы,волны небывалой формы,выше крыши, больше нормы,и в поклонах корабли.А вагон стоит упорно.Качки нет. И нет земли.В том отцепленном вагонеудивительный покой,а вокруг меня в разгонераскрутился шар земной.После океанской поркиматерик притормозил…Ноги я размял в Нью-Йорке,кое-что сообразил.Завертелась вновь пружина.Проскочил в один моментэкзотической картинойазиатский континент.Семенили государства,суетились города.Не успев сказать им «здравствуй»,я прощался навсегда.Проявились вновь заботы,завершался круг судьбы.Круг беды или почета?Шаг замедлили столбы.Снова город мой вернулся,скатертью лежит перрон…Как некстати я проснулся!Я хочу обратно в сон.

1991

* * *

Я понял, что необразован,хоть и прожил немало лет,хотя начитан и подкован,хоть и объехал целый свет.Иной мужик, что рос в деревне,попросвещеннее меня —легко читает в книге древней,природной книге бытия.Он сойку отличит от дятла,не спутает с пшеницей рожь,ему как своему понятнареки предутренняя дрожь.По голосу он понимаеткто – коноплянка или дрозд?В чужом лесу не заплутаети знает много разных звезд.По запаху он ищет травы,легко в реке отыщет брод.Он изучил букашек нравы,какая рыба где живет.Ему любой звереныш ведом,и словно азбука – поля.В преданьях, переданных дедом,ему завещана земля.Угадывает он погоду,набит приметами – не счесть!Не знает, любит ли природу,поскольку сам природа есть.

* * *

Еще пишу, снимаю, сочиняю.Дела идут и вроде хороши.Но знаю – не живу, а доживаю.И это пониманье – боль души.Не жду удачи, озаренья, взлета.Мне так и не достался главный приз.И предстоит паршивенькое что-то,крушение или круженье вниз.Эпоха раскрутилась многоликои припустилась в суматошный бег.Смотрю ей вслед безропотно и тихо,оставшийся в минувшем человек.

1992

* * *

На горных дорогах устраивают приспособления, чтобы гасить скорость, если у машины вдруг откажут тормоза. Называется оно – «улавливающий тупик»!

Не надо слишком быстро ездить,запальчиво стремиться вдаль.Наступит некогда возмездье —вас остановят враз. А жаль!Не надо слишком лихо мчаться,других азартно обходить.Придется разочароваться —придется долго слезы лить.Зачем вводить людей в расстройствои издавать победный крик?Есть специальное устройство:улавливающий тупик.Вот вы несетесь, вы несетесь,и не нужны вам тормоза!Добро, коль сами разобьетесь.А то помогут вам друзья.Ведь вы, набрав большую скорость,тем огорчите всех. Тогдарешат, что повернуть вас впоруна путь, который в никуда.Но если все ж, презрев условья,вы вырветесь в чудесный миг,вас заарканят, вновь изловят,собьют, сошлют, заткнут в тупик.

* * *

Всё беспричинно. Чей-то взгляд. Весна.И жизнь легка. Не давит ее ноша.И на душе такая тишина,что, кажется, от счастья задохнешься.Всё беспричинно. Чей-то взгляд. Зима.И жизнь тяжка. И неподъемна ноша.И на душе такая кутерьма,что, кажется, от горя задохнешься.То ночь жарка, а то морозен день.Вся жизнь в полоску, словно шкура тигра.А на душе такая дребедень.Да, жаль, к концу подходят эти игры…

* * *

Осень начинается в горах,а затем сползает вниз, в долины…В нижний лес прокрался желтый страх,белый снег покрасил все вершины.Старость начинается в ногах,даже в зной, укутанные, мерзнут…И ползет наверх холодный страхпредисловием событий грозных.

* * *

Какие звонкие ребятапришли в конце пятидесятых, —худы, крикливы, небогаты,со свежим чувством, с тонкой кожей,со словом новым, непохожим;глаза дерзки, упрямы мышцы —певцы, актеры, живописцы,творцы кино и музыканты…Какие звонкие таланты!Теперь, в конце восьмидесятых,в почете прежние ребята,богаты и лауреаты,и телом, и душой пузаты,пропал их праведный запал.Теперь, в конце восьмидесятых,оборотились в доставал…Какая жалкая расплата!

1989

* * *

Я тороплю и тороплюсь!Я, как курьерский поезд,куда-то бесконечно мчусь,никак не успокоюсь.Несусь без остановки,не надо, мол, парковки,я лишь в лихом движеньеспасусь от пораженья.Я тороплюсь и тороплю,остались сзади лица…И запоздало я скорблю —не смог остановиться.Как много пробуксовоки передозировок…Я весь в изнеможенье,скорее бы паденье.Я тороплю и тороплюсь!Но сколько можно, сколько?Я развалюсь, я расколюсьна мелкие осколки…Но я отваги наберусьи наконец остановлюсь…По сторонам я оглянусьи, может, в чем-то разберусь.Сменю я установку,возьму переигровку…Поскольку наслажденьевсегда в освобожденье.

* * *

Когда-то, не помню уж точно когда,на свет я родился зачем-то…Ответить не смог, хоть промчались года,на уйму вопросов заветных.Зачем-то на землю ложится туман,всё зыбко, размыто, нечетко.Неверные тени, какой-то обман,и дождик бормочет о чем-то.О чем он хлопочет? Что хочет сказать?Иль в страшных грехах повиниться?Боюсь, не придется об этом узнать,придется с незнаньем смириться.От звука, который никто не издал,доходит какое-то эхо.О чем-то скрипит и старуха-изба,ровесница страшного века.И ночь для чего-то сменяется днем,куда-то несутся минуты.Зачем-то разрушен родительский дом,и сердце болит почему-то.О чем-то кричат меж собою грачи,земля проплывает под ними.А я все пытаюсь припомнить в ночикакое-то женское имя.Зачем-то бежит по теченью вода,зачем-то листва опадает.И жизнь утекает куда-то… Куда?Куда и зачем утекает?Кончается всё. Видно, я не поймузагадок, что мучают с детства…И эти «куда-то», «о чем-то», «к чему»я вам оставляю в наследство.