У птенцов подрастают крылья

Но делать уже нечего, теперь уже поздно. И я уехал.

О своей жизни в Москве писать не буду. Это уже совсем новая полоса в моей жизни — студенческие годы, годы исканий своего собственного жизненного пути.

В заключение этой книги скажу только несколько слов о том, что являлось как бы последней ниточкой, которая связывала еще меня с моей ранней юностью, — скажу о Машеньке.

Первое время мы писали друг другу, как условились, через день, а я иной раз и каждый день.

Потом Машенькины письма стали приходить пореже, но в каждом из них было подробное объяснение, почему не могла написать в срок.

А потом Маша почему-то не писала целую неделю. И вот снова письмо.

Как я ему обрадовался, раскрыл конверт! В нем лежал один листочек, четвертушка почтового листа. «Маловато за целую неделю», — подумал я.

Маша писала:

«Дорогой Юра, ты был прав, когда спрашивал меня в последнее время, что произошло в наших отношениях. Я не хотела тебя расстраивать перед твоим отъездом да и сама как следует еще не могла разобраться в себе. Но вот ты уехал, а Митя остался…»

При чем тут Митя? Почему вдруг Маша вспомнила о нем? Я стал с волнением читать дальше:

«Мы с ним виделись все чаще, потом каждый день. И я, Юра, поняла, что люблю его. Не сердись и не огорчайся. Я ведь не виновата. Я ведь сама хотела, чтобы все осталось по-прежнему, хотела, хочу и не могу.

Давай останемся друзьями, будем писать друг другу по-прежнему. Нет, не по-прежнему, а немножко иначе, просто по-дружески. Я понимаю, как горько тебе будет получить это письмо!..

Ведь ты хороший, лучше меня. А я вот гадкая, взбалмошная. Но только не сердись на меня, я совсем не виновата, я этого не хотела.

Ах, зачем ты уехал! Если бы не уезжал…»

Дальше я не смог читать. Просто все строчки слились в какую-то серую массу… Да и что читать?!

Зачем я уехал? Нужно ли было уезжать? Этот вопрос я мучительно себе задавал еще в Черни. Но ведь я и ехал-то ради нашего общего будущего.

И вот последняя ниточка, связывавшая это будущее с прошлым, оборвалась.

Я очутился совсем один. Один, в большом и чужом для меня городе, вдали от родных мест, от Михалыча, от мамы… Я походил на беспомощную перелетную птицу, которая впервые вылетела из гнезда, сразу же отбилась от стаи и не знает, куда лететь дальше, а лететь куда-то нужно.

Долгий и, увы, далеко не легкий предстоял мне впереди перелет.