У рифа Армагеддон

Уэйв-Тандер кивнул, но от него не ускользнуло, как сузились глаза Сифармера. Двое из подозреваемых агентов Эмерэлда, которым каким-то образом удалось избежать задержания в Хейрате, перерезали глотки двум самым доверенным следователям Сифармера, прежде чем исчезли. Следователям, которые приехали в Хейрату с тем, что должно было стать идеальным прикрытием... и знанием герцогом их личностей и миссии.

Фактически, герцог был единственным человеком в Хейрате, который был проинформирован об их присутствии, именно потому, что в прошлом агенты Нармана там так упорно избегали ареста. Сифармер дважды и трижды проверил, чтобы быть уверенным в этом, и это означало, что герцог также был единственным человеком в Хейрате, который мог выдать их личности. Это не обязательно что-то доказывало. Секрет мог быть раскрыт в самом Теллесберге, когда Сифармер впервые отправил их, или один из следователей мог быть известен другой стороне по предыдущему делу. Более невероятные вещи случались в прошлом и будут происходить снова. И даже если герцог был ответственен за утечку информации, он вполне мог раскрыть ее непреднамеренно. Если уж на то пошло, Нарману, возможно, удалось внедрить шпиона в официальный дом герцога, чтобы тот мог скомпрометировать информацию без его ведома.

Проблема заключалась в том, чтобы выяснить, действительно ли это произошло. И пока Уэйв-Тандер не справился с этим, он не мог позволить себе действовать на основе остальной информации Мерлина. Конечно, не по каким-либо из тех сведений, которые он не мог независимо подтвердить.

– Хорошо, - через минуту сказал барон.
– Думаю, что нам нужно действовать двумя разными способами. Во-первых, я хочу, чтобы люди, которые наблюдают за ним, получили подкрепление. И я уверен, что мне не нужно говорить тебе, как важно быть абсолютно уверенным в лояльности любого, кого мы назначим на это дело, Рижард.

– Конечно, же, милорд.

– И, во-вторых, - мрачно сказал Уэйв-Тандер, - думаю, нам нужно устроить небольшую ловушку.

– Ловушку, милорд?
– повторил сэр Рижард, и Уэйв-Тандер снова кивнул.

– Как ты говоришь, если бы мы знали, кому он передавал информацию, мы могли бы попытаться скормить ему ложные сведения, чтобы отследить их передачу. Что ж, возможно, мы действительно знаем, в общем смысле, кого-то, кому он ее передает.

Сифармер выглядел озадаченным, а Уэйв-Тандер резко фыркнул.

– Ты только что сам это сказал, Рижард. Люди Нармана в Хейрате, похоже, стали гораздо более неуловимыми, чем где-либо еще в королевстве.

– А, понимаю, милорд, - сказал Сифармер, и его глаза заблестели.

X

Особняк графа Грей-Харбора,

Теллесберг

– Ты не можешь быть серьезным, Бинжэймин!
– запротестовал граф Грей-Харбор.

– Знаю, ты не хочешь это слышать, Рейджис, - сказал Уэйв-Тандер, - но я не могу оправдать то, если не восприму это всерьез.

– И ты рассказал об этом его величеству?
– потребовал Грей-Харбор.

– Пока нет, - признал Уэйв-Тандер.
– Его величество и Кэйлеб даже ближе к герцогу, чем ты. До тех пор, пока я не буду уверен, что где-то под всем этим дымом есть огонь, я не собираюсь говорить ничего, что могло бы причинить им такую сильную боль на личном уровне. Конечно, ты не думаешь, что мне нравится говорить тебе, что кто-то настолько близкий к тебе и твоей дочери, отец твоих внуков, может быть предателем?

Грей-Харбор посмотрел на него сузившимися глазами. Они вдвоем сидели в креслах лицом друг к другу в отдельной гостиной в Грей-Харбор-холле, особняке графа в Теллесберге. Каждый из них держал наполовину наполненный стакан, а на столике у локтя графа стояла бутылка превосходного виски Сиддармарка. День клонился к вечеру, и с юго-запада надвигалась непогода, проносясь через перевалы в горах Стивин со стороны Колдрэна, мелководного, изобилующего течениями участка морской воды между Чарисом и островом Таро. Усиливающийся ветер гнал более тяжелые волны к волнорезам гавани, и по всей береговой линии экипажи задраивали люки, готовясь к тяжелой погоде. Над головой утренний солнечный свет превратился в тяжелый полумрак облачного раннего вечера, и зловеще прогрохотал гром. Облака, закрывшие солнце, были черными и плотными, и среди них то тут, то там вспыхивали молнии.

Погода, - подумал Уэйв-Тандер, - была, к сожалению, точным отражением напряженности в этой гостиной.

– Нет, конечно, я не думаю, что тебе нравится рассказывать мне, - наконец сказал Грей-Харбор.
– Это, однако, не означает, что я думаю, будто ты прав.

– Поверь мне, - сказал Уэйв-Тандер с предельной искренностью, - в этом случае я бы гораздо, гораздо скорее обнаружил, что мои подозрения неуместны. И у меня нет намерения портить отношения короля с его кузеном до тех пор, пока я не буду уверен, что для этого есть причина.

– Но тебя не очень беспокоят мои отношения с Калвином?
– сказал Грей-Харбор с ледяной улыбкой.

– Ты знаешь это лучше, Рейджис.
– На этот раз в голосе Уэйв-Тандера прозвучала язвительность, и он очень спокойно встретил взгляд графа.
– Если бы этого не требовал закон, я бы и тебе тоже ничего не сказал, пока не разузнал бы так или иначе.

Грей-Харбор снова пристально посмотрел на него секунду или две, а затем кивнул, с очевидным несчастьем.

Закон был очень ясен, и так было со времен прадеда Хааралда. В Чарисе, в отличие от большинства других земель, даже самого обыкновенного человека нельзя было просто схватить и оттащить в тюрьму. По крайней мере, не юридически, хотя Грей-Харбор не хуже других знал, что закон иногда нарушался, и иногда очень грубо. Однако по закону любой гражданин Чариса должен быть обвинен в каком-то конкретном преступлении перед королевским магистратом, прежде чем светские власти смогут посадить его в тюрьму, даже по серьезному подозрению. И он должен быть осужден за это преступление перед королевским судом, прежде чем его можно будет там оставить. Конечно, церковные суды были совершенно другим делом, и в результате между короной и Церковью возникала определенная напряженность, но и Хааралд, и епископ-исполнитель Жирэлд пытались свести ее к минимуму, насколько это было возможно.

Однако дворяне пользовались значительно большей защитой даже в Чарисе. Что, как сказал бы Грей-Харбор (если бы он вообще потрудился задуматься над этим вопросом), было так, как и должно быть. В случае с дворянином такого положения, как Калвин Армак, даже корона должна была двигаться осторожно. Уэйв-Тандер не мог законно инициировать расследование того рода, которое он, очевидно, намеревался предложить, без прямого одобрения короля или его первого советника. На самом деле, было вполне возможно, если Грей-Харбор хотел быть приверженцем этого, что Уэйв-Тандер уже превысил свои законные полномочия в этом деле.

Какая-то часть графа испытывала искушение высказать это замечание, но он отбросил искушение в сторону. Сама мысль о том, что Калвин может быть предателем, была за гранью смехотворности, и все же Уэйв-Тандер был прав. На нем действительно лежала ответственность за рассмотрение даже самых нелепых утверждений. А тот факт, что Калвин был зятем Грей-Харбора, только усугублял ситуацию для них обоих.

– Знаю, ты бы не сказал мне, если бы не был вынужден, Бинжэймин, - вздохнул Грей-Харбор через минуту.
– И я знаю, что это чертовски неловко. Думаю, что вся эта идея абсурдна и более чем оскорбительна, но я знаю, откуда взялось первоначальное обвинение. Лично я думаю, что этот так называемый сейджин перегнул палку, и с нетерпением жду, когда он попытается объяснить его величеству, почему он счел нужным ложно поставить под сомнение честь члена собственной семьи его величества. Но я понимаю, что тебе нужно мое разрешение, прежде чем ты сможешь продолжить. Итак, расскажи мне, что вы подозреваете и как вы намерены доказать или опровергнуть свои подозрения. Если, конечно, - он тонко улыбнулся, - сейджин Мерлин не сочтет нужным обвинить и меня в измене.

– Конечно, он этого не сделал, - хрипло сказал Уэйв-Тандер, затем посмотрел в свой стакан с виски. Мгновение или два он рассматривал прозрачные янтарные глубины, затем сделал глоток и снова посмотрел на хозяина.

– Очень хорошо, Рейджис, - сказал он.
– Вот что у нас есть на данный момент. Первое...

* * *

Прогремел гром, громкий и резкий, раскатившись по небу, и Рейджис Йованс, граф Грей-Харбор, стоял, глядя в открытое окно на безукоризненный сад своего особняка. Ветер трепал ветви и цветущий кустарник, трепал темные, блестящие листья, чтобы показать их более светлую нижнюю поверхность; воздух, казалось, покалывал его кожу; и он почувствовал резкий, характерный запах молнии.