У рыбацкого костра
Шрифт:
Фэникэ сделал за ней прыжок, не уступающий любой кошке, но тут Рикуца так страшно закричала, решив, что муж ее сошел с ума, что ему пришлось отказаться от запланированного сюрприза и все честно рассказать.
– И нужны непременно живые?
– удивилась Рикуца.
– Я забыл спросить Санду, но думаю, что да… Не станет же сом кидаться на падаль.
– В таком случае я тебе завтра подарю мышеловку. А теперь давай спать.
Солнце еще не взошло, только заря вскинула свои золотые ресницы. Зеркальная гладь озера снимала с себя серебристый ночной наряд. У причала стояли
Лодочник помог им забраться в лодку. Фэникэ греб, напевая в ритм движению:
Лодка на озере тихо плывет Сердце мое о любви поет.
– Мы не очень далеко отъехали, Фэникэ?
– Нет, дорогая. Я думаю, где много воды, там и рыбы больше.
Фэникэ осторожно просунул руку в коробку, взял мышонка и собирался нацепить его на крючок. Но мышонок вдруг вырвался и прыгнул в воду.
Тогда молодой рыбак более крепко зажал в руке второго и быстро, куда попало, воткнул крючок. Закинул удочку. Мышь на мгновение погрузилась в воду, но тотчас же появилась на поверхности и поплыла.
Фэникэ хлопнул себя по лбу:
– Тьфу! Знаешь, жена, я все делал наоборот.
– Как так?
– Санду сказал, что наживку бросают на дно. А как же я брошу на дно, если мышь живая и плавает? Зачем же я, дурак, мучился, вез из Бухареста живых мышей?
Рикуца расхохоталась.
– Что теперь делать?
– Что делать? Надо, чтобы приманка была не живая.
Он взял жестяную коробку с дырочками для воздуха, обвязал ее веревкой и опустил на дно.
Вскоре появилось солнце и уронило в озеро золотую дорожку. На берег пришел Санду и помахал платком. Фэникэ с силой стал грести к берегу, крича другу приветствия. Лодка врезалась в песок.
– Эх ты, «рыбак»!
– презрительно бросил Санду.
– Ты же всю рыбу разогнал.
– Почему?
– Кричишь, гребешь, как на состязаниях, жена твоя хохочет на все озеро…
Рикуца и Фэникэ переглянулись и прыснули.
– Тс-с-с! Тише! Так мы ничего не поймаем. Ведь рыбы очень чувствительны. Надо было настелить в лодку соломы, а то каждый звук передается в воду. Ты, Фэникэ, должен был из физики это знать, - ворчал Санду.
– Я-то знал. Но я не думал, что рыбы знают физику.
Но Санду пропустил шутку мимо ушей.
– У рыб прекрасный слух и обоняние. Вот прочти, - и он протянул другу книжку и два журнала.
Рикуца рассказала историю с живыми и дохлыми мышами.
Накладывая в лодку солому, Санду успокоил:
– Ничего, научишься. Я, когда впервые закинул удочку, сорвал крючком кепку с головы, второй раз разорвал рубашку, а третий уронил в воду удилище. Мне тогда было восемь лет. А у тебя разрешение на ловлю есть?
– Нет, - чистосердечно признался Фэникэ.
– Вот ты ничего и не поймал. Потому что нарушил закон, - улыбнулся Санду.
– Да у тебя получается, что рыба не только видит и слышит, но и чувствует нарушителя.
– К нарушителю она не должна идти, да?
– шутила Рикуца.
– Нет, мы сами должны оберегать ее от нарушителей, - серьезно ответил Санду.
Он греб легко, не поднимая волны. Когда поставил лодку на якорь, спокойно и ловко взял удилище, размотал леску, проверил грузило,
поплавок… Супруги внимательно следили за каждым движением приятеля. Вынув мышь из коробки Фэникэ, он сказал:– Я обычно не ловлю на мышей, но, если хотите… - он надел наживку и забросил удочку.
Все трое не сводили глаз с поплавка. Не прошло и десяти минут. как он дрогнул. Но Санду остался неподвижен. «Почему же он не тащит?
– подумал Фэникэ.
– Чего еще ждет? Но это знал только Санду. Вот поплавок на миг исчез под водой, и в следующее мгновение рыбак подсек и потянул удочку.
– Сачок!
У Фэникэ уже было все наготове.
– Сом!
– радостно воскликнул он.
– Да, килограмма на два, - сказал Санду.
– Зачем же ты говоришь так громко?
– А сейчас уже не имеет значения. Ведь разрешается ловить не больше трех килограммов. Так что сомов мы сегодня больше ловить не будем. Можем с берега потаскать немного мелочи.
– Почему ты не тащил сразу, как дрогнул поплавок? Чего ждал?
– Так это же тебе не щука, которая сразу бросается на приманку. Сом берет осторожнее.
Они расположились на полянке. Мужчины пошли удить с берега. Они переменили много мест, одно красивее другого. И не раз Фэникэ забывал о поплавке, засмотревшись то на сверкающую водную даль, то на полет ласточки.
Ожидая их, Рикуца варила солянку и читала журнал. Один абзац она даже подчеркнула: «Начинающий рыболов-спортсмен! Скорей отправляйся удить рыбу! Там, в горах, тебя ждут форель и хариус. Но не только рыба ждет тебя на волне. Остановись и вслушайся в тишину, и ты услышись, что лес разговаривает с тобой. И река и ветер - они тоже не молчат. Отправляйся на рыбалку! Оставь тех, кто смеется над тобой, сидя в прокуренной комнате за кружкой пива. Пусть они насмехаются, эти люди с желтыми лицами, с ручкой, торчащей из-за уха»…
Наконец вернулись рыбаки, немного усталые, но веселые и голодные. Счастливый Фэникэ нес на кукане плотву.
Рикуца расставляла на траве тарелки с солянкой.
– А знаешь, здорово получилось. Вкуснее, чем была в Течете!
– воскликнул Фэникэ.
– Как это ты сделала такую замечательную солянку?
– Я?… Солянка такая же, как и всегда. Это воздух другой, солнце, движение.
– И ты еще смеешь утверждать, что рыбная ловля не спорт?
– накинулся на друга Санду.
Рикуца погрозила мужу ложкой.
– Ну? Будешь еще когда-нибудь говорить, что я не умею готовить настоящую рыбацкую солянку?
Фэникэ поднял обе руки.
– Сдаюсь! Сдаюсь!
‹Nb 8, 1958)
Перевод с румынского М. Малобродской и В. Потемкиной
М. Марс-Валлет
На бегущей дороге
Они радостной толпой кружатся вокруг меня в сумасшедшей сарабанде - струйки воздуха, легко прикасающиеся ко мне, шелестящие, шепчущие.