У сопки Стерегущей Рыси

Сначала я попала на молочную ферму, потом на свинокомплекс и наконец разыскала конюшню.

Конюха в этот час не было видно. Несколько лошадей бродило в загоне — это были кобылы с жеребятами. Я остановилась, крикнула:

— Эй! Есть здесь кто-нибудь?

Но в ответ послышалось лишь ржание лошади. И я увидела, как одна лошадь подошла к забору и, пытаясь просунуть голову между брусьями, начала жадно и шумно нюхать воздух. Я тоже подошла к ней, сказала ласково:

— Ну что ты, лошадка?

И вдруг… я увидела знакомую звёздочку на лбу, знакомые глаза… Это была Зобара!

— Зобара?! Не может быть!

Она ответила мне настойчивым тихим ржанием. В один миг я перемахнула загородку, Зобара, моя Зобара ласково и радостно тормошила моё плечо, толкала меня тяжёлой головой, и её прекрасные тёмно-фиолетовые глаза светились радостью. Она первая вспомнила и узнала меня, она была жива и здорова, и это казалось чудом! «Ну конечно, — думала я, — мы же как раз в Арском районе! Как мне не пришло в голову?!»

Я посмотрела на неё. Рыжая шерсть стала очень густой. Зобара разве что немного раздалась в груди, была теперь не такой худой и жилистой, как прежде, но зато стала красивой: в ней появилась благородная и мощная стать, теперь она не казалась слишком высокой, а была хорошей, крепкой лошадкой.

А рядом с Зобарой топтался тёмно-гнедой жеребёнок с белой полоской на лбу.

Я чувствовала, что меня покидает тот горестный осадок, то чувство потери, которые были со мной всё это время, с того дня, когда я в последний раз пришла на ипподром…

Я не сразу услышала, что мне кричат:

— Что вы тут делаете, девушка?!

Невысокий черноглазый парень с седлом в руках смотрел на меня с удивлением. Я поняла, что это конюх, и рассказала ему всё.

— Вот это да! — воскликнул он. — Только её не Зобара теперь зовут, а Зойка. Хорошая лошадь. С норовом, правда, но сильнее и выносливее всех остальных.

Вечер был тихий и совсем летний. Солнце садилось, и дорога то бежала между чёрными перепаханными полями, то терялась в высокой, ещё не скошенной ржи, то спускалась к узеньким ручейкам, бегущим к речке Каенсарке. А Зобара несла меня всё дальше и дальше. Она скакала ровным и крупным галопом, и я чувствовала, как весело и радостно она соглашается с каждым моим движением. Рядом, не отставая ни на шаг, звонко перестукивал копытцами её тёмно-гнедой малыш.

ПРЕДАТЕЛЬСТВО

1

Он был маленький, тёплый, с пушистой светлой шёрсткой. Тёмная полоска тянулась у него по спине — от головы до хвоста, похожего на тонкую верёвку. Он ничем не отличался от своих сестёр и братьев, таких же серых, как он, щенков: так же пищал, если ему было холодно, так же жадно искал сосок с тёплым и вкусным молоком и потом засыпал, успокоенный и сытый. Их мать, немецкая овчарка, была уже старой. Она облизывала всех щенков одинаково ласково, толкая неловких детёнышей к животу большим чёрным носом.

Первый месяц его жизни прошёл в полутьме сухого и тёплого сарая. И не успел он как следует разглядеть то, что его окружало, недавно открывшимися мутно-голубыми глазами, как всё вокруг переменилось. Он остался совсем один, в тишине, без тёплого бока и ласкового языка матери, без возни и писка сестёр и братьев. Щенок плакал в неуютной коробке всю ночь от голода, растерянности, обиды. А когда его гладили чьи-то большие тёплые руки — успокаивался.

Проходили, один за другим, дни. Неуклюжий, толстолапый, с большими ушами, которые всё время падали на глаза, щенок весело бегал по дому и по двору, трепал зубами все попадавшиеся ему вещи и оставлял где попало маленькие лужицы. Очень скоро щенок понял, что его зовут Дэн, что существуют свои игрушки и те, которые трогать нельзя и за которые его обязательно накажут: потреплют за ухо. Большой человек с тёплыми ласковыми руками был его хозяин.

Чем старше становился Дэн, тем больше оказывался мир, в котором он жил, где было много чужих людей, шумных машин, где встречались и другие собаки. Дэн гордо шёл рядом с хозяином, готовый тут же зарычать: в щенке постоянно жило чувство, что хозяина нужно защищать от всех, даже от наглых и глупых голубей, которые сновали по тротуарам.

К этому времени Дэну исполнилось семь месяцев. Это был высокий, ещё нескладный пёс с острыми стоячими ушами на крупной голове. Когда он лаял или улыбался, в его пасти блестели крупные молодые клыки.

Однажды утром хозяин надел на Дэна намордник и, не отпуская с поводка, куда-то повёл. Они долго ехали в трамвае. Дэн жался к ногам хозяина, вздрагивая и поднимая лапы, на которые всё время наступали люди. Ему было жарко, намордник мешал высунуть язык, и, глядя на хозяина снизу вверх округлившимися глазами, Дэн нетерпеливо поскуливал и чихал от неприятных чужих запахов. Наконец они вышли из трамвая и долго гуляли по большому парку, в котором Дэн ещё никогда не был. Ему было спокойно и весело: Дэн прыгал на мягкие кучи опавшей листвы, грыз палки и носился среди деревьев, гоняя медлительных ворон. И лишь разноголосый, всё нарастающий лай привлёк его внимание. Он насторожился и заволновался.

Его ошеломило множество собак — больших, шумных и сильных. Овчарки, колли, эрдельтерьеры обступали его, бесцеремонно обнюхивали, рыча и скаля зубы; Дэн вертел головой, не зная, куда деть своё большое неуклюжее тело. Подошёл, отогнав собак, хозяин, и Дэн благодарно положил лапы ему на грудь.

С этого дня Дэн вместе с хозяином стал заниматься на собачьей площадке. Понятливый и смышлёный, он на лету схватывал все команды; жадно следя за хозяином, чутко ловил интонации родного голоса. Долго и с трудом давались Дэну прыжки через высокий барьер. Неловко цепляясь за него большими длинными лапами, он тяжело переваливался на другую сторону и неуклюже прыгал вниз.

Собаки, которые вначале так испугали Дэна, были вовсе не страшными. Они были такими же молодыми и весёлыми, как и он, и после тренировок, во время отдыха, затевали между собой весёлые игры. И хотя Дэна иной раз трепали взрослые и очень сильные псы, это не огорчало его. Дэн не боялся ни собак, ни чужих людей.

Пришла зима, с белым снегом, в котором Дэн любил валяться, с занятиями на площадке, которые он радостно ждал.

Весной, когда Дэну исполнился год, он стал совсем взрослым и, наверное, красивым. По крайней мере, чужие люди всегда говорили о нём «красавец!», и Дэн понимал, что это очень хорошо. Но главное — рядом с ним был его хозяин, по которому Дэн скучал каждый день, когда тот уходил на работу. И каждый раз, встречая его, радовался, скуля от избытка чувств.

2

Это воскресенье началось как обычно. Сегодня идти на площадку. Поскуливая от нетерпения, Дэн вертелся возле хозяина и не замечал, что тот был как-то по-особенному молчалив и хмур. Хозяин долго запирал дверь, и Дэн несколько раз ласково ткнулся носом в его руки, пытаясь поторопить его.

В знакомом парке Дэн издали услышал громкий лай. Нет, эго был не тот лай, которым лаяли собаки на тренировках. Это была отчаянная мольба, слившаяся в один гнетущий и пугающий вой. Шерсть на загривке у Дэна поднялась, и он вопросительно посмотрел на хозяина. Хозяин шёл молча и смотрел куда-то поверх Дэна. Иногда он звонко хлестал поводком по стволам деревьев. Хозяин был с ним, а значит, всё хорошо. И Дэн оживлённо побежал вперёд.