У судьбы твои глаза

И вот теперь. Когда я позволил себе поддаться ярости и отметелить босса, натравив на себя его, полицию, миссис Вуд и адвоката. Я боялся засыпать, потому что не знал, что меня ждёт завтра. И не хотел этого знать.

В пять утра я уже не мог больше мять простыни и спустился вниз. Приготовил завтрак и немного увлёкся. К моменту, когда Уэйн и Полин проснулись, вся раковина была забита грязными сковородками, а стол – стряпнёй из четырёх блюд. Если они и удивились моему внезапному рвению к готовке, то виду не подали. Пришлось им давиться резиновыми оладьями, пережаренным до треска беконом и жидким омлетом. Но Крис проглотил всё без задней мысли, улыбаясь тому, что и его бабуля и вечно занятой отец завтракали все вместе.

Он так же улыбался, когда я всё утро возил его в подготовительную школу и по врачам. Значит, сегодня был хороший день. Но вместо того, чтобы радоваться, я изнывал от тревоги и нервно барабанил рукой по рулю каждый раз, как мы останавливались на красный.

Пока Крис был на занятиях, я шерстил интернет в поисках вакансий, но ничего дельного не попалось. Тогда я взял ситуацию в свои руки и дозвонился до пяти строительных компаний в радиусе сотни миль. И с облегчением выдохнул, когда из четырёх из них поступило приглашение на собеседование. Ещё не всё потеряно, если я смогу оплачивать счета.

На завтра был не такой хороший день, потому что Крис улыбался не так широко. Пришлось Полин взять на себя обязанности его спутницы, пока я наматывал мили между Рочестером, Честером, Додж-Сентром и Спринг-Вэлли. Я чувствовал душевный подъём, отправляясь на собеседование в «Честер Буилдерс», но к моменту встреч в компаниях «Гранд Реконстракт» и «Спринг Аркитект» мой энтузиазм перегорел.

Всюду мне задавали один и тот же вопрос:

– Вы тот самый Шон Тёрнер?

Не зная, что именно они имеют в виду – тот самый Шон Тёрнер из «Тёрнер Хаус» или тот самый Шон Тёрнер, что разбил стекло собственным боссом – я кивал. И тут же видел, как еле заметно кривились губы собеседников. Как неловко они меняли позы на стульях. Как резко менялось их тёплое отношение ко мне.

Никто не хочет связываться с психом, который колошматит своё начальство. И я получил три твёрдых отказа.

– Не спеши отчаиваться, – пытался успокоить меня Генри по телефону. – У тебя всё ещё много вариантов.

– Боюсь, вы нам не подходите. – Сказали мне в «Глобал Реновэйт».

– Простите, но мы ничего не можем вам предложить. – Подхватили в «Голдсмит и Спектр».

Я услышал разные интерпретации одного и того же отказа в семи разных компаниях Миннесоты. Франклин Таннер сдержал своё обещание – никто не хотел брать меня на работу. Он позаботился о том, чтобы каждая строительная контора в штате узнала о моих прегрешениях. Как гласит истина, когда мы роем кому-то могилу, мы сами же в неё и попадаем.

Я вернулся домой удручённый и озлобленный, обвиняя весь мир в своих злоключениях, но больше всего ненавидя самого себя. Я ничего не умел в этой жизни, лишь орудовать молотком и забивать гвозди. И я гордился тем, что тяжёлый физический труд однажды принесёт свои плоды – я выбьюсь в люди, прокладывая туда дорожку из досок и стропил, кровью и потом. Но оказалось, что с лопатой я управляюсь не хуже, так как сидел в самой глубокой яме, которую сам же и выкопал.

Полин встретила меня традиционным поцелуем и по одному моему виду поняла, что всё из рук вон плохо. Она колебалась, сообщать мне или нет ещё одну неприятную новость, которая поджидала меня на кухне.

– Это принёс курьер, пока тебя не было. – Кивнула Полин на конверт на кухонном столе, будто боясь подойти к нему ближе и коснуться рукой.

Было страшно даже спрашивать, что там, но я осмелился спросить.

– Я не смотрела. Но на конверте стоит штамп компании «Рочестер Лоерс».

Адвокатская фирма. Мои умственные навыки не всегда дотягивали до физических, но не нужно быть гением, чтобы понять, что внутри. Ноги предательски подкосились, и я почти упал на стул. Полин никогда ещё не выглядела такой взволнованной. Она побледнела и всё так же держалась подальше от злосчастного конверта, словно оттуда мог выпрыгнуть чёрт, как из табакерки.

Руки не хотели слушаться, но я заставил их вскрыть конверт. Мы с Полин одновременно перестали дышать, пока я молча читал документы. Тёща не могла столько ждать, не удержалась и захлопала шкафчиками в поисках баночки с успокоительным. Закинула две таблетки в рот и запила водой. Никогда не видел, чтобы она хлестала успокоительные, даже не знал, что они у нас хранятся в коробочке рядом с бинтами и пластырями. Может, Полин лишь притворялась несгибаемой и всё это время подпитывала свою силу таблетками? Как многого мы не замечаем, потому что хотим верить в лучшее? Я не замечал слабость Полин, потому что хотел видеть её сильной. Глупец.

– Что там, Шон? Не томи.

– Франклин Таннер подаёт на меня иск. Мне нужно явиться в суд в понедельник, к девяти утра.

Полин облокотилась на шкафчик, побледнев ещё больше. Я выронил бумаги и подлетел к ней, помог присесть на стул и налил ещё воды.

– Я в порядке, мой мальчик.

– Хватит строить из себя героиню, Полин. Ты была сильной слишком долго. Пора мне взять на себя эту ответственность.

Она прижала ладонь к груди и попыталась отдышаться. Её грудь тяжело поднималась и опускалась, словно лёгким не хватало воздуха. Я достал пузырёк таблеток, которые только что приняла Полин, и прочитал название. Алпразолам. Мощное успокоительное для снятия тревожных расстройств и панических атак. Рёбра закололо от резкого осознания того, что я так отчаянно не замечал.

– Давно ты их принимаешь? – С нажимом спросил я, наблюдая, как дыхание тёщи возвращается в норму.

Она не ответила, и, если бы не была так бледна, покраснела бы до мочек ушей.

– Полин! Как долго ты пьёшь транквилизаторы?

– Шесть лет.

В рёбра вгрызлась боль тысячи игл.

– С того самого момента, как умерла моя Элизабет.

Вот чёрт. Те два месяца, что я топил горе в виски, Полин отпивалась успокоительными. Пичкала организм химией, которая помогала ей держаться, хотя помогать должен был я. Всё это время она была моей опорой, но сама опиралась на пузырьки с пилюлями. Даже страшно представить, сколько этих пузырьков сменилось в аптечке за шесть лет. Моя опора оказалась не такой прочной, как мне думалось. А я считал, что чувствовать себя ещё большим уродом не смогу. Но это была моя очередная ошибка.

Хотелось снова пустить кулаки в ход от злости на самого себя. Оставить дыру в дереве кухонного шкафчика, но вместо этого я трижды глубоко вздохнул и опустился рядом с тёщей на стул.

– Почему ты мне не сказала?

– Как я могла? Тебе нужна была помощь.

– А тебе не нужна? – Чуть более грубо, чем намеревался, переспросил я. – Ты строила из себя героиню ради всех нас, но, что ты сама мне говорила? Даже супергероям иногда нужна помощь.

– Мне её не хватает, Шон. – Прошептала Полин с такой болью в голосе, словно ей под ногти вгоняли булавки. Темень глаз перестала быть такой тёмной из-за слёз, что собрались за ненакрашенными ресницами. – Каждый день я просыпаюсь с надеждой, что сейчас спущусь, а она встретит меня на кухне. А потом вспоминаю, что кухня пуста, как и моя душа. Моя девочка умерла шесть лет назад, но я не могу поверить до сих пор. Пытаюсь убедить себя, что такова воля Господа. Он даровал жизнь Крису ценой жизни моей дочери.

Полин никогда не делилась со мной своими чувствами. Не была столь откровенна, как сейчас. Я почувствовал себя самым большим предателем на земле, и был уже почти готов открыть правду, которую скрывал от всех вот уже шесть лет. Не Господь изъявил свою волю и даровал Крису жизнь, забрав жизнь у Элизабет. А я. Это был мой выбор, с которым я живу до сих пор. Но я так и не смог признаться тёще. Это была попытка номер сорок четыре. Я складировал их в ящичке памяти, как фотографии.

– Эти таблетки помогают мне не сойти с ума от горя. Помогают надевать халат и спускаться в эту пустую кухню, где её нет.