У судьбы твои глаза

– Есть. Они в праве увольнять, кого захотят.

– Наверняка, Кэм ненавидит меня.

– Кэм пока не знает. Я ей не сказал. У нас есть сбережения, всего двадцать одна тысяча на счету в банке…

– Я тебя предупредил. Ещё слово и меня выведут из здания за нанесение тяжких телесных. – Я зверем зыркнул на брата, заставляя замолчать. Я отнял у него работу и не собирался отнимать последние накопления. – Я не возьму ни цента у вас с Камиллой. Дьявол!

Я дёрнулся в порыве долбануть ногой по урне, стоящей у входа в зал заседания, но лишь бессильно опустился на скамейку и откинул голову на холодную стену. Зажмурился, пытаясь представить, что всё это лишь дурной сон, который длится вот уже шесть лет. Открыл глаза и увидел жалостливое лицо брата. Я всё ещё в здании суда, всё ещё без работы и всё ещё должен сто семьдесят штук. Это не сон.

– Ты не должен расплачиваться за меня. – Пробормотал я.

– Ты мой брат. – Просто ответил Генри, пожав плечами.

– Я – твоя головная боль.

– Не без этого. – Улыбнулся он, согревая своей теплотой. – Но у меня иммунитет к головной боли. Знаешь. Мы хотели повременить с этим. Подождать, пока всё не устаканится. – Генри сел рядом и храбрился сказать то, что вертелось в его голове. – Но ничего так не поднимает боевой дух, как хорошие новости. Кэм беременна. У нас будет ребёнок.

– Ты серьёзно?

– Никогда не был так серьёзен.

– Чёрт, Генри! Это же потрясающе!

Мы были не из тех братьев, что чураются собственных чувств и предпочитают неловко жаться в дверях, когда прощаются. Я заключил младшего брата в объятия и рассмеялся. Искренне, по-настоящему, радостно. Хорошие новости и правда помогают пережить плохое.

– Я так рад за вас! Камилла, наверное, на седьмом небе.

– Да, она нарадоваться не может, но чувствует себя ужасно из-за того, что творится в нашей семье. Не хочет перетягивать одеяло на себя, пока всё идёт… не слишком гладко.

– Брось. Нашей семье нужны такие новости, как эта. А вам пригодиться каждый цент из этих двадцати штук, так что даже не смей втюхивать мне эти деньги, идёт?

– Ладно. А ты пообещай, что не скажешь Камилле, что я проболтался.

– Так это заговор?

– Чистой воды.

Мы ещё раз обнялись, несмотря на то, что над нами висел дамоклов меч. Через минуту появилась Камилла с бутылкой воды и протянула её мне. Я еле сдержался, чтобы не задушить в своих ручищах и её, но лишь поблагодарил за воду и вновь напустил на себя маску отчаяния.

Как и Франклин Таннер, я тоже умел держать обещания.

Глава 7

– Мистер Тёрнер.

Знакомый голос вывел меня из задумчивости, в которую я погрузился, как в пенную ванну. Тревога залилась в уши и в ноздри, заглушая все звуки и лишая кислорода. Кто-то тронул меня за плечо, мягко, но настойчиво.

– Мистер Тёрнер.

Я поднял голову и увидел доктора Крейга. Он приспустил маску и снял перчатки, когда вышел из операционной, чтобы повидаться со мной. Я тут же вскочил на ноги и с надеждой спросил:

– Она родила?

Но губы доктора Крейга были слишком плотно сжаты, в глазах заиграло что-то, совсем не похожее на радость от рождения новой жизни.

– Боюсь, что нет, мистер Тёрнер.

– Что с ней?!

– Случилось то, чего мы боялись. Произошли кое-какие осложнения…

И доктор пустился в объяснения, половину из которых я даже приблизительно не уловил. Всё, что я услышал, было:

– Мы их теряем, мистер Тёрнер. Сожалею, но мы не можем спасти обоих. Знаю, это сложный выбор, но вы должны его сделать. Должны сказать нам своё решение.

Я тряхнул головой, как лабрадор, отряхивающийся после купания.

– Не понимаю. О каком выборе идёт речь?

– Кого спасать. Вашу жену или ребёнка.

Комната сузилась до размера коробчонки. Меня расплющило, каждый орган кровоточил, кости ломило, а язык болтался во рту, не в состоянии произвести связные звуки.

– Что?! Вы шутите, что ли?

– Нет, мистер Тёрнер. Я знаю, как вам тяжело, но у нас мало времени.

– Тяжело?! – Завопил я, и та семья, что делила со мной комнату ожидания прилепила уши и глаза к нам двоим. – Тяжело?! Да вы хоть понимаете, о чём просите?!

– Да, сэр, понимаю.

– Ни хрена вы не понимаете! Как можно выбирать? Спасайте обоих!

– Это невозможно, мистер Тёрнер. – С тем же непоколебимым спокойствием ответил доктор, и его дежурное «мистер Тёрнер» начинало меня подбешивать. – Из-за предэклампсии у вашей жены высокое кровяное давление. Началось кровотечение. Мы готовимся сделать кесарево сечение, как только вы дадите нам ответ.

Я заметался по комнате, как ненормальный, бормотал что-то, хватался за голову и молился, чтобы всё это мне только чудилось. Но всё было реально. Меня просили решить, кого оставить в живых. Любимую женщину или любимого ребёнка.

Вместо того чтобы приблизиться хоть к какому-то решению, я прокручивал в голове тот день, когда нам поставили диагноз «предэклампсия». Если бы только я не послушал Элизабет. Если бы только уговорил её сделать аборт и попытаться снова. Если бы только не понадеялся на высшие силы.

Если бы только…

– Мистер Тёрнер…

– Нет, не просите меня.

– Я вынужден.

Я свалился на неудобное сидение и спрятал лицо в ладонях. Пусть он уйдёт. Пусть я проснусь. Пусть окажусь в постели рядом с Элизабет. Это не может быть правдой.

– Мистер Тёрнер, выбор надо сделать немедленно.

Меня трясло. Я не мог сделать этот выбор. Пусть подождут. Скоро приедет Полин и подскажет, что мне делать. Она знает. Она всегда знает.

– Мистер Т…

– Да заткнитесь вы уже.

Никогда ещё так ненавидел, как звучит моё имя.

– Ваше решение…

– А как бы вы поступили на моём месте? – Я с надеждой поднял залитые слезами и кровью глаза на врача, и тот впервые утратил свою бесстрастную холодность, слегка смутившись.

– В данном случае у ребёнка больше шансов выжить.

– Нет. – Застонал я, и слёзы брызнули из глаз. – Нет, этого не может быть.

– Ваша жена потеряла слишком много крови, мы делаем переливание, но… У вашего сына больше шансов. – Повторился доктор Крейг на выдохе.

Я три раза открывал рот, чтобы произнести это вслух. Три раза мой язык застывал, прилипал к нёбу, резался о зубы. Наконец, не в силах ждать лишние, непозволительные секунды, доктор Крейг сжал моё плечо и спросил снова: