У свободы цвет неба

– Не понимаешь или не хочешь понять?
– байкер пристально смотрел на юношу слегка из-под бровей.

Айриль заглянул в себя, подумал.

– Не хочу, наверное. Мне неприятно думать, что я больше ее не увижу.

– Хорошо, что сам сказал, - кивнул Валентин.
– Теперь думай, тоже сам.

Айриль вздохнул и принялся думать вслух.

– Завещание она написала в двадцать четвертом году, значит, это решение - следствие ареста Алисы, верно?

– Нет, неверно, - без выражения произнес Валентин.
– Это ответ на расстрел основателей и первых хозяев "Линка-на-Неву" и "Табачного капитана".

– Ах, вот как, - кивнул юноша.
– Значит, и ключ у тебя появился тогда же.

– Тоже нет. Ключ она отдала за полтора года до ареста, осенью двадцать пятого года. В первую волну репрессий.

– Она все это время ждала, что завтра придет ее день?

– Мы все ждали. Она, наверное, со дня увольнения из корытовского лагеря. Я - со дня гибели Витыча. Когда Марина и Алиса начали ждать, не знаю, не скажу.

– Я понял, - печально сказал Айриль.
– Она пошла на суд, чтобы сказать свое мнение обо всем, что стало с городом и ее друзьями. А чем это для нее кончится, ей неважно. Потому ее дело у меня, а ключ от этой квартиры - у тебя.

– Да, - тяжело сказал Валентин.
– Ей неважно, чем это для нее закончится. У тебя генеральная доверенность на ее имущество, так что бери ключ, потом пропишешься, как получишь паспорт. Или не пропишешься... В общем, живи. Если она вернется, разберетесь как-нибудь.

– Вернется, - пообещал Айриль, и Валентин опять увидел у сааланского мальчика злой и жесткий взгляд.
– И разберемся, конечно. Родня мы или нет?

Когда Валентин ушел, Айриль нашел ведро и тряпку, набрал воды и тщательно вымыл пол во всей квартире, потом некоторое время походил между двумя комнатами, сел в кресло на кухне и уснул там. А с утра начал большую уборку с того, что выгреб в коридор весь мусор, так и оставшийся после обыска на полу в кабинете. Выйдя к помойке первый раз, он посмотрел в небо и улыбнулся: по календарю в Озерный край пришла весна, и погода была с календарем вполне согласна. Небо над городом было синее и яркое, весеннее.

Пятый день судебного процесса начался с оглашения судебного вердикта. Виновными коллегия признала Унриаля да Шайни, младшего маркиза да Шайни, гражданина империи Аль Ас Саалан, и Алису Медуницу, гражданку Озерного края. Унриаль да Шайни за преступную неосторожность, невнимание к законам и нуждам края и пренебрежение долгом наместника был приговорен к отсечению головы. Алиса Медуница обвинялась в том, что совершила вмешательство в работу магов, и так рискованную и требующую особого тщания, и создала условия для аварии на ЛАЭС. Она должна была быть отдана воде, поскольку ее преступление было преступлением мага, а ошибки Унриаля были ошибками руководителя, потому и казнь ему назначили светскую. Ущерб от аварии, по мнению судей, должно было покрыть Созвездию Саэхен. Прочий ущерб предстояло полностью оценить и выяснить, кто именно должен возмещать его и кому.

Унриаль, услышав приговор, пожал плечами и кивнул, как будто ему сказали что-то, что он и так давно знал или чего ждал. Алиса свела брови и собрала рот так, как будто пыталась додумать какую-то мысль или хотела сказать что-то, но не знала, насколько будет верно вообще подавать голос.

Димитри вздохнул. Полина снова оказалась права. Формулировки вердикта не предполагали возможности оспорить приговор ни ему, ни семье да Шайни. Унриаля приносили в жертву общему спокойствию у него на глазах, и он был бессилен изменить это. Да и с Алисой положение было не лучше.

– Вы удовлетворены?
– спросил князь да Гранна Марину Лейшину.

Она молчала, не зная, что ответить. Сказав да, она принимала вердикт полностью или хотя бы в общих чертах. Сказав нет, оказывалась в ситуации, когда ей, истцу, нужно доказывать невиновность обвиненных.

В зале установилась тишина, все глаза были устремлены на правозащитницу, даже журналисты на галерее перестали шуршать бумагой и щелкать затворами. И в этой тишине раздался мужской голос, сказавший по-русски:

– Конечно, нет.

Переводчик, сидевший справа от да Гранны, уточнил на русском:

– "Конечно, нет"? Имеется в виду "совершенно да" или "абсолютно нет"?

– Абсолютно нет, - ответил Стас Кучеров, уже вставший с кресла.

– Почему же?
– поинтересовался да Гранна.

И все хорошее воспитание Стаса осыпалось на пол зала Старой ратуши мелкой пылью. Он повернулся к Лейшиной и жалобно сказал:

– Марина Викторовна, да скажите вы им! Ну чего они тюльку гонят! Они же крайнего сдают, чтобы основных прикрыть, а он тут вообще левый. И тем более при Гаранте к нему вопросов вообще не было! Ему точно в уши кто-то налил, а он и повелся, терпила. И Медуница туда же. Я бы понял, если бы ей теракты на блокпостах вменили, а они что лепят?

Журналисты, пряча усмешки, быстро писали.

Димитри, потирая висок, вздохнул с выражением бесконечного терпения на лице:

– Марина Викторовна, переведите нам это, пожалуйста.

Лейшина коротко, двумя кивками головы, поклонилась сперва ему, потом суду:

– Да, конечно.
– После небольшой паузы она сказала.
– Господа, это мелко. Мелко и примитивно. Вы предлагаете краю формального виновного, на самом деле пострадавшего чуть ли не в равной степени с нами, и надеетесь, что край будет этим удовлетворен. Но мы хотим видеть авторов и инициаторов решений, приведших к разрушениям и фатальным потерям. Мы уверены, что маркиз Унриаль да Шайни являлся не более чем проводником их воли и действовал в рамках их предложений так же исполнительно, как до того он следовал рекомендациям наших консультантов. И разница между результатами его деятельности прямо указывает на качество работы второй команды его консультантов, приступившей к своим обязанностям весной две тысячи восемнадцатого года. Их мы и считаем виновными. Им мы и предъявляем претензии. Что касается Алисы Медуницы, то с нашей точки зрения в ее поступках есть очень серьезные противоречия с законом, но вы не упомянули ни одно из них, а то, что вы ей вменили, мы не считаем действием, за которое человек может нести ответственность.

Унриаль да Шайни, услышав это, провел руками по лицу, будто только что проснулся и пытается понять, где он и что вокруг, и воззрился на Стаса так, как будто на нем вдруг расцвели цветы.

Алиса сидела неподвижно, все с тем же выражением лица. Теперь она выглядела как человек, мучительно и напрасно пытающийся что-то вспомнить.

А Полина Бауэр, разглядывая озадаченный королевский совет, вдруг отметила, что двумя рядами ниже Вейена да Шайни сидит магистр Академии, тот самый, который навещал ее до суда, и он очень заметно похож на маркиза. "Вот так, звезда моя, посмотришь на лица и поймешь, что самая крутая мафия всегда семейная", - улыбнулась она самой себе. Наружу, впрочем, эта улыбка не вышла ни краешком.

Князь да Гранна распорядился о перерыве на четыре часа. Энц Жехар, заглянув в трактир на площади, сразу вышел и быстро закрыл за собой дверь:

– Там полно народу, сейчас все будут хотеть подробностей и интересоваться, что дальше. Лучше выбрать другое место.

– Я хочу просто чай и посидеть в тишине, это возможно?
– попросила Полина.

– Да, только придется перейти порталом в другую часть города, - утешил ее нобиль.

Портал он ставил не сильно медленнее, чем Димитри или Дейвин да Айгит. С той стороны молочно-белого овального окна в никуда была тихая улица, вымощенная красным камнем, двухэтажные домики с палисадниками, как в каком-нибудь немецком городке, и трехэтажное здание с ярко-зеленой дверью.

Поднимаясь на крыльцо, он объяснил:

– Вечерами здесь шумновато и может быть небезопасно: тут играют в кости, - но утром и днем совсем тихо.

– Где мы?
– спросила она.

– На Новом рынке. Не слишком хорошее место, но, как я понял из твоих слов в суде, ты таких не боишься.

Полина пожала плечами и потянула на себя дверь. За ней был полумрак в розовых тонах, какой-то густой аромат - впрочем, не душный - и действительно тишина. За спиной у человека, стоявшего за стойкой, она увидела стеллаж во всю стену, заставленный цветными сосудами из глины.