Убежища
Шрифт:
– Это сделал Король?
– Он отливает из небытия копии наших предметов, но перед этим изменяет их по своему желанию.
– Так он творит там, где уже работал наш Творец?
– Да. Если он творит где-то еще, мы этого не видим, так ведь?
Антон сказал раздумчиво, как старик:
– Я видел, что по его желанию летучие мыши стали разумными и говорящими... Что он сделает с людьми?
Прекрасная дама поцеловала его, как маленького, в кудрявую макушку:
– Подземный Иерусалим - все равно что реторта алхимика. Чтобы дети не перегрызли друг другу глотки от скуки или по капризу, нужно стравливать давление. У нас это есть -
– Если их не будет, тогда появятся все условия для трансформации.
– Король знает, какого превращения им ждать?
– прошептал Антон.
– Мне сие неизвестно. Его понятия - это не понятия людей. Они ускользают от разума. Так что, не хочешь остаться и претерпеть работу Короля?
– Простите, госпожа переводчица, но нет. Позвольте мне уйти.
– Хм, - опять вмешался Бенедикт, что-то прикидывая и шевеля пальцами, как ножницами, - Этот Король может создавать из небытия отдельные искаженные вещи, но вот может ли он всех их связать воедино, в один огромный механизм, подобно Творцу? Сомневаюсь. Будет у него набор прозрачных игрушек и говорящих зверей, не более того!
– Может быть, он - ребенок?
– Хорошо, упрямец, - ответила юноше дама.
– Но исключений никому не делаем - сюда ты больше не вернешься никогда.
– Прекрасно, госпожа!
– поддел ее Антон; по правде говоря, он потерял уважение к прислужнице Короля, ускользающего от понимания, и ему хотелось грубо овладеть предательницей человеческой природы.
– Я - не человек!
– усмехнулась она углом рта, и Антон благоразумно сказал про себя: "И занята собою, как богиня".
– Идем.
Они покинули эту комнатку, и дверь ее захлопнулась за Антоном навсегда. Базиль, о котором постоянно забывали, ждал у стены; Антон взял его на руки - оказывается, он не снимал заплечного мешка, а еще думал, что с ним займется любовью такая женщина, вот ведь придурок!
Дама указала ему на коридор, теперь освещенный уж очень ярко. Глазам казалось, что коридор это прямой, как стрела, а ноги думали, что это дуга. У Антона закружилась голова, а дама спросила:
– Разве ты не знаешь об окружности с бесконечным радиусом?
– Да, одна из метафор Творца...
– Здесь только ее подобие.
– Сделанное Королем?
– И мною. Каждый, кто хочет ребенка, брака или серьезного дела, может навсегда покинуть Подземный Иерусалим, - теперь она говорила суховато, как озабоченная мамаша.
– Я даю разрешение и провожаю. Он выбирает свою дверь и уходит. Вот и все. Мальчик, выбирай дверь хорошенько!
– Как?
– Чего ты сейчас хочешь сильнее всего?
"Овладеть тобой" - честно подумал Антон - он еще не вполне отошел. Но сказал иначе:
– Я хочу получить очень хорошее образование.
Дама хихикнула и послала его жестом по коридору, уходящему вправо. Двери, такие же белые, как и стена, заливал невыносимо яркий свет. Кот закрыл глаза лапой, а несчастный Антон просто моргал. Что-то сжалилось над ним, и одна из дверей оказалась освещенной самым обыкновенным светом. Он толкнул ее...
***
– ... И оказался прямо будуаре одной француженки и с котом на руках. В Париже. Так она надо мной подшутила, -
мрачно закончил Антон. Тут захихикал уже Бенедикт, пламя его свечей затрепетало:– Тебя не посадили в тюрьму?
– Ну уж нет! Она была очень рада.
– Коту?!
– ....
– А как же вы объяснились?
– По-французски, конечно. Меня немного учили дома. И по-латыни, само собой.
– Ого! Образованная, значит, дама...
Остатки пива оба проглотили одновременно.
– Уф! Глотка здорово пересохла!
Бенедикт заметил: разговор с ним начал мальчишка, а сейчас перед ним был молодой мужчина, неумолимо приближавшийся к расцвету - и все это за одну ночь, даже серость из-за окна уйти не успела. Ушел в шестнадцать и вернулся, когда ему было уже двадцать три - все как надо. Бывший мальчик сидел, развернувшись и даже заложил нога на ногу. Смущение накрыло обоих, предвещая близкий рассвет. Антон сел прямо и сложил руки на коленях.
Если б дело шло о нерадивом студенте, Бенедикт начал бы постепенно выводить парня из транса, но сейчас он сказал только:
– Это и было твое образование?
– Не-ет!
– молодой человек полез в свой кошель и вытащил что-то вроде подзорной трубы в футляре. Открыл футляр и положил на стол два документа.
– Я учился в Сорбонне! Ваших денег хватило на полгода!
– Постой-постой, это были твои деньги! Ты у нас учился меньше месяца.
– Все равно - моих дядюшек, этих пройдох.
– Как ты их сохранил?
– Держал в поясе, только и всего. И никогда его не снимал. А еще говорят, что деньги не пахнут...
Бенедикт тем временем просмотрел документы. Как и следовало ожидать, их написали по-латыни.
– Ого! Магистр права Месснер! Когда только успел?
– Рекомендации не слишком хороши.
Рекомендатели писали, что бакалавр Антон Месснер чересчур тороплив и имеет пробелы в знаниях; с этими недостаткоми не справился и магистр Месснер. Отмечены были его немалые способности и еще большее прилежание. "Да, - думал Бенедикт, - мальчик умный, независимый, умеет размышлять. Довольно хитрый и обходительный".
– А как ты понял, что я у себя?
– Я вошел. Вы кричали во сне, и тогда я уронил стул.
– Но почему ты не остался в Париже?
– Конкуренция. На диспуте я взял старинную тему, о Салической Правде. Смотрели так, будто бы я привел к ним ту самую полосатую лошадь. Забавно.
"Да, умеет вертеть теми, кто выше него. И мною тоже".
– Что ж. Давай-ка так: весной уйдет на покой самый старший из профессоров. Все передвинутся, а я напишу рекомендации.
– А... а как быть с котом?
– А, кот. Вот что - вакансий сейчас все равно нет. Пойдешь в библиотеку - мы давно искали студента поумнее составлять каталог. На чердаке жить можно, а кот будет ловить мышей. Он их ловит?
– Ага, только серых. Я в Сорбонне тоже жил на чердаке...
– Осмотришься, познакомишься с вашим деканом. К весне, думаю, будешь преподавать.
– А жалованье?
– Крошечное. Увы.
– Перебьюсь.
– Богатые дамы?
– Не обязательно, - хихикнул молодой юрист, - Какая-нибудь контора.
– а потом заговорил как совсем зеленый мальчишка.
– Господин ректор, можно, Базиль пока у Вас посидит?