Убить Бин Ладена книга вторая. Яд для президента

Рашид. – Никому не рассказываю, а вам расскажу. Когда я в Клинске открыл кафе, то стал первым делом поставщиков баранины искать. Нашел и сумел в итоге с ними договориться, что мясо они доверят мне выбирать самому. Так вот для своих постоянных и дорогих гостей я готовлю шашлык исключительно из правого бока бараньей туши.

Роман уж было решил, что Рашид его разыгрывает, но повар вполне серьезно пояснил:

–

Самыми лучшими в Узбекистане считались когда- то гиссарские бараны, выращенные на выскогорных пастбищах Памиро-Алая. Вес таких баранов достигал восьмидесяти килограммов. Не зря же эти пастбища зовут азиатской Швейцарией, трава там была особо сочной и питательной, а вода в горных ручьях – такого вкуса, что и вина не надо. Так вот тамошние старики, знавшие толк в баранине, говорили, что на шашлык надо использовать только правый бок туши, поскольку баран ложится всегда на левый бок и правый его бок таким образом вбирает в себя намного больше солнечных лучей, да к тому же и не мнется под тяжестью веса, и мясо правого бока остается всегда сочным, нежным и даже целебным.

–

Ну, знаете, дорогой мой друг, – отозвался тогда Роман, – вам, по-моему, пора уже, как Дюма-отцу кулинарный трактат писать.

Ему удивительно легко было с этими людьми. И, приходя в кафе, глядя на Ларису с Рашидом, Роман частенько думал о том, что вот ведь, потерял человек в жизни, казалось, все, огромное горе исковеркало его судьбу. И все же вновь обрел свое счастье. А что же он сам, Роман Лучинский? Добровольно обрек себя на одиночество. Но того требовала высшая цель. И никогда, ни разу не пожалел он о своем решении. Да, бывало, вспоминал он ту единственную, чьи легкие пушистые волосы, зеленые глаза и чуть приглушенный смех не забывал никогда. Но гнал, гнал от себя воспоминания, чтобы не бередить душу. В минуты таких непрошеных размышлений, вовсе ему не свойственных, он старался как можно быстрее завершить свою трапезу, выходил на улицу и снова бесцельно брел по городу, который – он это знал – был всего лишь временным его пристанищем. Но даже в эти самые минуты подобной меланхолии, погруженный в свои невеселые мысли, по устоявшейся многолетней привычке, механически проверялся, нет ли за ним слежки…

Глава вторая. Пробуждение

Ворвалась в дом, как всегда без стука, возбужденная до крайности Янка. Глаза горят, тараторит, по своему обыкновению, сто слов в минуту.

– Ро-льич, Ро-льич, собирайтесь скорее, а то опоздаем! – с порога выпалила девчонка. И, видя недоумение Романа Ильича, произнесла четко, явно кому-то подражая: – Сегодня в нашем городе состоится торжественное открытие храма Михаила-архангела. – Не выдержав непривычной для себя роли, снова выпалила скороговоркой: – Ну, церковь, церковь у нас новая открывается. Народу тьма-тьмущая.

Вероятно, по торжественному поводу Янка сменила клетчатую рубашку и драные джинсы на вполне элегантное платье, враз преобразившись из нескладного угловатого подростка в весьма привлекательную барышню. По дороге, уже более внятно, рассказала, что церковь построил известный профессор из Москвы. А почему построил именно в Клинске – ей неведомо. Но профессор очень, ну просто очень известный. «Даже моя мама у него училась, она тоже там будет и обязательно нас с ним познакомит», – завершила девушка свой рассказ, когда они уже подходили к площади, где действительно собралось множество горожан.

Храм был невелик, но веяло от него каким-то особым теплым светом, а золоченые купола под лучами утреннего солнца блестели так, что на них смотреть было больно. После службы, которую провел священник, на площади перед новым храмом состоялось что-то вроде митинга.

Сначала выступил глава местной администрации, величавший себя помпезно «мэр» и требовавший такого же обращения от всех окружающих. Коренастый, с густым басом и ежиком смоляных непокорных волос мужчина, он коротко и весьма скупо поблагодарил «нашего уважаемого земляка Владимира Ивановича за чудесный подарок» и, сославшись, что его ждут на строительстве нового консервного завода, тут же уехал. Потом на импровизированную трибуну поднялся некий депутат, имени которого Роман не расслышал. Тот, видимо, решил, что лучшего повода, чем столь многолюдное сборище людей, не сыщешь, и вознамерился использовать открытие церкви для восхваления своих собственных многотрудных депутатских дел на благо города Клинска и его обитателей. Был он многословен, люди его не слушали, переговариваясь о своем. Закончил депутат весьма печально. К трибуне подошел невысокого роста седовласый человек, совсем непочтительно подергал депутата за рукав и, повернув микрофон к себе, хорошо поставленным голосом веско произнес: «Храм Божий, уважаемый господин, вовсе не то место, где следует проводить партийные собрания. Мы здесь молиться будем, причащаться, милости Господней просить ближним нашим, а ваши страстные речи, у кого найдется желание, в другом месте послушаем».

В толпе одобрительно загудели. Невесть откуда на площади появились столы, покрытые бумажными скатертями, которые вмиг заставили тарелками, мисками с едой. Роман сначала решил, что это инициатива городских властей, но уже вскоре понял, что всю снедь люди принесли из дому. Открытие новой церкви было для города событием выдающимся, вот и решили клинчане, не дожидаясь от властей никаких щедрот, сами себе устроить праздник. Наготовили дома кто пирогов, кто холодца, кто целый таз винегрета. А его добрые знакомые Рашид и Лариса водрузили посередине стола огромное блюдо с пловом и еще дымящимися кусками жареной баранины, аппетитно посыпанной мелко нарезанным зеленым лучком.

Яна ненадолго исчезла, а потом появилась вновь, держа за руку еще молодую на вид женщину в строгом черном платье: «Знакомьтесь, моя мама, Нина Алексеевна, а это Роман Ильич».

–

Ну, вот и познакомились, – пожимая Роману руку, просто сказала Нина Алексеевна. – А то мне дочь про нового соседа все уши прожужжала. Роман Ильич сказал то, Роман Ильич сделал это. Я уж даже ревновать начала к вам…

–

Ну что вы, – возразил Роман. – Это вам она про меня рассказывает, а мне – исключительно про вас, какая у нее замечательная мама. Знаете что, – предложил он, – будем считать, обмен любезностями завершен. Предлагаю отведать плова, пока он не остыл. Я этих людей знаю, они такой плов готовят, что скоро здесь ни одной рисинки не останется.

–

А давайте, – живо откликнулась Нина Алексеевна. И Владимира Ивановича к нам позовем, а то он совсем один остался. Академик Добриков – поистине выдающийся ученый. Он один из основателей советской

ш

колы социологии. По его учебникам вот уже много лет студенты учатся, а научные труды во многих странах изучают. Я тоже когда-то была его студенткой, потом аспиранткой.

Не договорив, она отошла в сторону и уже вскоре вернулась с тем самым седовласым человеком, что так властно прекратил партийные излияния депутата. Мужчины познакомились и некоторое время молча поглощали плов, пока Роман не заметил стоявших чуть поодаль Рашида и Ларису. На их лицах было написано полнейшее, иначе и не скажешь, умиление. Так родители наблюдают, когда дети с аппетитом уплетают любовно приготовленную еду. Роман подозвал поваров и с удовольствием познакомил их со своими спутниками. Подошел высоченный, никак не меньше двух метров, мужчина с погонами полковника на мундире. Владимир Иванович представил его начальником клинской городской полиции. «Василий Викторович Зямин», – коротко отрекомендовался полковник. Когда с пловом было покончено, Рашид предложил, почтительно приложив руки к груди:

–

А на чай я к нам в кафе приглашаю, дорогими гостями будете. Лариса утром пахлаву испекла и чак-чак. Очень прошу, Роман-ака, поддержите меня.

–

Ну, если пахлава и чак-чак, то я, конечно, согласен, – беспечно отозвался Владимир Иванович. – А чай, уважаемый Рашид-ака, зеленый будет?

–

Зеленый, обязательно зеленый! – с восторгом заверил Рашид. – Роман-ака, вы гостей проводите? А мы с Ларисой пойдем, подготовим все.

Полковник вежливо, сославшись на неотложные дела, отказался. Да и Нина Алексеевна, к явному неудовольствию дочери, объявила, что у них с Яной тоже есть еще срочные дела, так что пахлавой и чак-чаком пусть мужчины лакомятся сами, тем более что втайне мужчины, как известно, сладкое любят не меньше, чем женщины. Яна было вознамерилась пойти вместе с Романом Ильичом и Владимиром Ивановичем, но мать, не слушая никаких возражений, увлекла ее за собой.

–

Мы с Яниной предоставляем вам возможность лакомиться без нас. – И, заметив удивленный взгляд Романа, спросила: – а вы разве не знаете, что полное имя моей дочери – Янина? Мой бывший муж, Янин отец, очень суеверный человек, он считает, что нельзя называть ребенка именем еще здравствующих родственников. Но ему очень хотелось, чтобы у нас с дочерью были одинаковые имена. Вот он и придумал назвать дочку Янина. Имя, мол, похожее, но другое, а звать мы ее будем, так же как и меня, Ниной. Так мы доченьку и назвали. Мне, конечно, приятно было, скрывать не стану. Но едва наш ребятенок подрос, никакой «Нины» признавать она не пожелала, аж до криков доходило: «Я – Яна». Мы ее даже поддразнивать пытались: «Яна-несмеяна, Яна-обезьяна», ничего не помогало, Яна – и точка, – Нина Алексеевна говорила легко и весело, но глаза у нее при этом оставались грустными, и мужчины ей никаких вопросов задавать не стали..

…Вопреки мнению бывшей студентки, и Владимир Иванович, и Лучинский к сладкому были абсолютно равнодушны, а вот прекрасно заваренный зеленый чай пришелся им по вкусу. За окном внезапно потемнело, ветер нагнал тучи, пошел дождь. Выходить на улицу было неохота, а разговор почти незнакомых людей поначалу как-то не клеился. Выручил Рашид. Подойдя к гостям, он поинтересовался, не хотят ли они сыграть в нарды или в шахматы.

–

В шахматы. Пожалуй. А как вы, Роман Ильич, – отозвался Владимир Иванович.