Убить демократа

Ну, у нас в Затопине многие могли бы это сделать. Но пить перед ответственной операцией, в которой тебе отводится одна из главных ролей! А что она отводится именно Егорову, у меня не было и малейших сомнений. Гена Козлов и трое других ребят работали в толпе, не проявляя никакой активности до тех пор, пока она от них не понадобится, а я Егорову нужен был все время рядом, чтобы не искать меня потом в толпе. Ему же нужно было не только пристрелить меня, но и вложить в мою хладеющую длань переброшенный ему ребятами ствол. 0,7 литра виски "Джонни Уокер" не могут не сказаться на человеке, и в душе я очень рассчитывал на то, что он потеряет в решающий момент те десятые доли секунды, которые решат исход дела. А я был уверен, что решать этот исход будут именно десятые доли

секунды.

Миня, который без нашего блока был свободен, как горный орел, сделает свое дело (если какими-то своими способами ему не помешает смотритель маяка), остальные чистильщики тоже сделают свое дело, а вот насчет Саши Егорова я чуть-чуть сомневался. И это была единственная надежда. Ну, и на

Артиста, естественно.

Митинг шел своим чередом. Выступали какие-то валуи, несли обычную в этих случаях чушь, лозунгами провоцируя то на "ура", то на аплодисменты. Наконец слово было предоставлено губернатору. Окончание его речи означало

для всех моих ребят сигнал: "Внимание! Готовность -- ноль". И, вероятно, не только для моих. По мере продвижения неприхотливой и довольно стандартной речи губернатора, основная мысль которого сводилась к тому, что хватит

болтать о демократии, а нужно претворять ее в конкретные дела, ребята Егорова подтягивались поближе, а Миня, похожий в своей курточке на подростка, уже был в первом ряду. Я перехватил недоумевающий взгляд Боцмана и еле заметно качнул головой. Есть приказ, и никаких отступлений от него. Ни

малейших.

Хоть этому мне не приходилось ребят учить. Слава Богу, научились в Чечне. Правда, чего это стоило -- лучше не вспоминать.

К концу речи Хомутова, когда вот-вот должны были прозвучать заключительные лозунги, вдруг оживился Артист.

– - Ты русский?
– - спросил он Егорова с тем воодушевлением, с каким поддатый человек готовится начать длинный и содержательный разговор.

– - Ну, русский, русский, -- попытался отмахнуться Егоров.

– - И я русский, -- заявил Сенька, хотя во всех анкетах писал себя евреем и по отцу, и по матери.

У меня в Чечне в штабе даже возникли из-за этого небольшие проблемы, когда я хотел забрать его в свою спецгруппу. Мне даже пришлось привести на полигон полковника Дементьева, который командовал у нас спецназом, и

попросить Семена немного пострелять из двух "АКМов" на бегу по пересеченной местности. И если сейчас Артист утверждал, что он русский, для этого у него были, надо полагать, основания.

– - Да, русский, -- повторил Сенька.
– - Так вот и скажи мне, как русский русскому: можем мы мириться с притеснением наших братьев в Прибалтике?

Речь губернатора уже шла к концу. И Егорову было не до общеполитических дискуссий.

– - Не можем, -- сквозь зубы сказал он и незаметно врезал Артисту по печени. Ну, этот прием со школьником прошел бы, но не с Артистом. Он усилием мышц блокировал удар и завопил:

– - Так почему же об этом никто не говорит?! Никто ни слова не сказал?! Выступи и скажи, мужик! Тебе миллионы спасибо скажут! Я бы сам сказал, но язык у меня не с той стороны подвешен! Давай, скажи!

И начал потихоньку оттирать Егорова не столько к трибунам, сколько от меня.

– - Отцепись, не мешай слушать!
– - попробовал огрызнуться Егоров.

– - Да чего там слушать, мы это уже миллион раз слушали, -- завопил Артист.
– - Ты про дело скажи, про дело!

А сам все оттирал его к трибуне, подальше от меня.

И тут терпение Егорова лопнуло. Он врезал Артисту по почкам так, что нормальный человек валялся бы, корчась от боли, минут двадцать. Артист и такой удар умел блокировать, но это выглядело бы подозрительным, поэтому Артист схватился за бок и спросил:

– - Драться хочешь? Я к нему с открытой душой, а он... Ну, сука! Я тебе как русский человек русскому человеку!

И заехал Егорову в ухо со всего размаха. Это при том, что Артист умел убить человека всего одним движением пальца.

К дерущимся кинулись дежурившие на площади милиционеры. Но Егоров остановил их:

– - Все в порядке, ребята. Маленькие идеологические разногласия. Мы их уже уладили.
– - И обратился к Артисту за подтверждением: -- Точно?

А поскольку тому никак не улыбалось покинуть площадь в самый решающий момент, он радостно подтвердил:

– - Ребята, все о'кей. Это немцы на симпозиумах спорят. А мы, русские, привыкли решать проблемы по-простому, по-нашенски. Извини, друг, немного погорячился. Со всяким бывает, верно? Очень уж тема для меня больная. Как подумаю -- спать не могу. Не веришь? Жену спроси. Пойдем, сейчас и спросишь,

они на том конце площади в кафе-мороженое! Пошли-пошли, заодно и познакомишься! И врежем по соточке. Одному мне она не даст, а с другом --как можно не разрешить?

– - В другой раз, -- попытался отказаться Егоров, но тут Артист напер с таким добродушием и доброжелательством, что я даже слегка посочувствовал Егорову: отвяжись от такого. Егоров, конечно, не просек ситуации: если после двух таких ударов его противник все еще стоит на ногах и даже что-то болтает, уже одно это может навести на серьезные размышления. Егорова не

навело, из чего я с чувством глубокого и полного удовлетворения заключил, что его мысли заняты совсем другим. И даже знал чем.

Я подал незаметный сигнал Артисту, чтобы он оставил Егорова в покое --все же не Смоктуновский, может и переиграть. А если Егоров хоть что-нибудь заподозрит -- кранты. Артист переключил внимание на остальных слушателей, какой-то половиной мозга не выпуская из зоны внимания меня и Егорова.

– - Да здравствует свобода!

– - Да здравствует демократическая Россия!

Это были последние слова в выступлении губернатора.

"Готовность -- ноль".

Единственное, что меня сдерживало, -- жесткий приказ Столярова. Я видел, как отошел к перильцам и закурил губернатор. Я видел, как на мгновение отвернулся Миня, стоявший в первом ряду -- как раз метрах в восьми против того места, где курил Хомутов. Я прекрасно представлял, что он в это

время под своей курточкой делает -- взводит курок "беретты". И в то самое мгновение, когда Миня вновь повернулся к трибуне и я готов был увидеть в его руках "длинную девятку" или хотя бы "макарку", какой-то человек в сером плаще и в приплюснутой кепке каким-то неуловимым движением оказался на