Убить Мертвых
Шрифт:
— Администратор? Не могли бы вы позвонить в номер доктора Олвиссенда [174] и попросить его немедленно прийти в мой сьют? Благодарю.
— Если ты делаешь это ради меня, не беспокойся. У меня есть собственный врач.
— Ты имеешь в виду маленькую девочку или пропавшего старика?
— Похоже, Касабян отрабатывает своё содержание.
— Он рассказал мне о девушке. Что касается Кински, то это часть моих должностных обязанностей — отслеживать всех небесных отверженных. Никогда не знаешь, когда может понадобиться архангел.
174
Всеведущий (нем.).
—
Люцифер снимает пиджак и бросает его на кресло. Берёт на другом конце стола вырезанную из хрусталя бутылку, наполняет два стакана и пускает один ко мне по столу. Когда я тянусь к нему, то чувствую, как от живота к бёдрам растекается влага.
— Болит?
— Это Царская водка?
— Да.
— Тогда недолго будет болеть.
— Это из-за пули или прыжка из машины?
— Думаю, удачный выстрел из винтовки. Если б это был дробовик, я бы всё ещё лежал на спине. Не так всё плохо. Он попал мне в бок, так что пуля прошла насквозь. На этот раз никаких пуль внутри меня. Но, кажется, я теряю много крови.
— Врач скоро будет здесь.
— Хочу позвонить Кински.
— Милости прошу.
Обе мои руки покрыты кровью. Не очень помогает, когда пытаешься набирать на крошечной клавиатуре сотового.
Сюрприз, сюрприз. Меня встречает голосовая почта Кински.
— Чёрт возьми, док. Ты где? Я истекаю кровью, а всё, что у меня есть под рукой — это Люцифер, степлер и пара коктейльных салфеток. Ты говорил обращаться за помощью к Аллегре, но она не знает, как с таким справляться. Пожалуйста, перезвони.
Я иду обратно и плюхаюсь на диван.
— Приятно поболтал?
— Знаешь, где он?
— Нет.
— Я тебе не верю.
— У меня есть общее представление, но он могущественный парень. Ангелы очень хороши в том, чтобы быть невидимыми и неслышимыми, когда они этого не хотят.
— Тогда какой от тебя толк?
— Никакого. Мы, ангелы, пережили своё время. Мы стали ненужными. Но, полагаю, ты уже это знаешь.
— Дарохранительница исчезла. Осталась в лимузине. Вот тебе и мой бонус.
Я беру свой стакан. Что-то отражается в стекле, и на секунду я вижу лицо Элис. Я быстро оборачиваюсь, и боль в боку ослепляет. Там никого нет.
Почему я не могу ничего забыть, как обычные люди? Мой мозг до сих пор не разрушился лишь потому, что я нефилим? Я проглотил целый океан красного пойла и «Джека Дэниэлса», но по-прежнему всё помню. Каждая женщина похожа на Элис, и каждая сигарета пахнет как моя кожа, горящая внизу.
Воспоминания — это пули. Некоторые проносятся мимо и лишь нервируют тебя. Другие разрывают на части и оставляют от тебя лишь кусочки. Однажды ты словишь ту самую между глаз, и не будет шанса увидеть её приближение. Просто мелькнёт лицо, или почудится запах, или её прикосновение. А затем — бац, и ты готов. Самое разумное решение — это убить память. Добраться до неё прежде, чем она доберётся до тебя. Ещё одного глотка должно хватить. Раньше это не срабатывало, но какого чёрта, может, на этот раз мне повезёт. Я допиваю Царскую водку.
— Джеймс, я не хочу, чтобы ты волновался. Я прослежу, чтобы о тебе позаботились. Знаю, что при том, как работает твой разум, это должно звучать зловеще, но тебе просто придётся с этим жить.
— Ты беспокоишься лишь потому, что я должен тебе денег.
Он это игнорирует и указывает на мой живот.
— Ты всё ещё истекаешь. Тебе нужно прижать рану.
— Я не резиновый. Спереди я зажал, но не могу дотянуться до дырки в спине.
Он встаёт и обходит стол.
— Повернись, чтобы я мог взглянуть на твою спину.
Я плавно разворачиваюсь и чувствую, как он прижимает
к ране одну из подушек.— Я весь в крови, пьяный, и какой-то незнакомец держит надо мной подушку. Это снова напоминает летний лагерь.
— Ты отлично сегодня поработал. Раньше меня заметил нападение. Надеюсь, ты знаешь, как это меня смущает.
— Это будет наш маленький секрет.
— Столетие назад, я бы его не пропустил.
— Столетие назад они бы прибыли на речном пароходе и экипажах, запряжённых лошадьми. Их не смогла бы не заметить и Хелен Келлер [175] .
175
Американская писательница, лектор и политическая активистка. В возрасте девятнадцати месяцев Келлер перенесла заболевание, в результате которого полностью лишилась слуха и зрения.
Кто-то с кожаной сумкой проходит сквозь часы. Это старик в мятой рубашке и с жутко всклокоченными ото сна волосами.
Люцифер рявкает на старика.
— Ты не особо спешил, старый дурак.
— Ich schlief. Es tut mir leid, mein herr. [176]
— Позаботься о его ранах.
Старик кивает и ставит сумку на стол, а Люцифер возвращается в своё кресло. Я начинаю снимать пиджак, но доктор Олвиссенд машет мне остановиться. Он достаёт из сумки бритву-переросток для перерезания глоток и парой плавных махов Джека-Потрошителя разрезает пиджак и рубашку, так что может теперь просто снять их с меня. Не хотел бы я встречаться с дочерью этого парня. Он вытирает кровь с моих ран и достаёт из сумки несколько флаконов. Расставляет их на столе и начинает смешивать лекарство.
176
Я спал. Простите, мой господин (нем.).
— Итак, кто из них это сделал? — спрашиваю я.
— Из кого?
Я заглядываю через плечо доктора, чтобы видеть его.
— Кто из всех, кто тебя ненавидит, тебя подставил? Мейсон? Аэлита? Какой-нибудь гражданский, который не хочет, чтобы его душа висела на крюке в адской мясной лавке? Может, Брюс Уиллис боится, что твой фильм будет иметь больший успех, чем его?
— Ты такой забавный. Понятия не имею.
— Предположи.
— Не Мейсон. Он бы не так это сделал. Он бы предпочёл что-нибудь более… барочное. Крылатые змеи. Огонь с неба.
— Да. Лиззи Борден [177] с лучами смерти.
— Именно.
— Сперва я подумал, что это была Стража, но — и не обижайся, я всего лишь гонец — ты не на радаре у Аэлиты. Она считает всех вас реликтом и сифилисом. Причудливым антиквариатом.
— Повезло мне.
— Остаётся только один кандидат. Кто-то с вечеринки. Саб Роза?
— Как это?
— Кто ещё знал, куда ты собираешься вечером?
— Только ты и Касабян.
— Касабян не знал, когда ты уходишь. Если бы я был тем, кто организовал нападение, то просто позволил бы тем парням захватить тебя. Это означает, что либо я устроил так, чтобы меня снова подстрелили, либо это был кто-то другой.
177
Лиззи Эндрю Борден (1860–1927) — известна благодаря знаменитому делу об убийстве с помощью топора её отца и мачехи, в котором её обвиняли. Несмотря на большое количество доказательств её вины, она была оправдана.