Убить миротворца

— Как вы считаете, Виктор Максимович, оправдана ли моя суровость по отношению к прочих участникам… инцидента?

Невиданное дело! Начальство просит обсудить его, начальства, приказы. «До чего сложна наука педагогика…»

— Не знаю, господин командор.

— Ну что ж, попытаюсь объяснить. Насколько я помню, вы ведь женаты, Виктор Максимович?

— Так точно.

— На ближайшие полчаса я освобождаю вас от обязанности строить со мной разговор с помощью уставных фраз. Так вот, позвольте поинтересоваться, довелось ли вам испытать сомнения в день свадьбы?

— Сомнения?

— Именно. Попросту говоря, была ли у вас уверенность, что рядом с вами именно та женщина, и никакой иной быть не может?

— Да, разумеется.

— Простите за назойливость, вы счастливы? Хотя бы довольны? Можете не отвечать, если этот вопрос кажется вам бестактным.

— Почему же… Да… господин командор…

— Даниил Дмитриевич.

— Да. Даниил Дмитриевич… все нормально. Я счастлив. Не было у меня никаких сомнений, нет и, даст Бог, не будет. Мне повезло с Катей.

— Отлично. А я вот менее вас избалован удачей в семейных делах.

— Я… сочувствую вам.

— В этом нет никакой необходимости. Во-первых, вина за развод лежит исключительно на мне. Я разрешил себе сомнения, от которых вы милостью Божиею были освобождены…

— И все равно женились?

Вяликов заметил неописуемое изумление в глазах старшего корабельного инженера и поморщился.

— Представьте себе. Я был тогда моложе вас и очень, очень самоуверен. Я не знал твердо, так ли уж нужна мне Саша… та женщину. То есть, именно она ли мне нужна. Тем не менее, мы венчались. У меня, поверьте, достаточно тихий и покладистый характер, вполне приспособленный для семейной жизни. Впрочем, не мечтайте! Одно дома, другое — на службе… Она совершенно также казалась мне милым и вежливым человеком. Я надеялся на взаимную приязнь и терпение. Даже если нас и не связывало сильное чувство, порядочности, воспитания, общих интересов должно было хватить…

Командор на секунду сбился, увидев, как краснеет, стремительно и неудержимо, его подчиненный. А Сомова не вовремя посетило озорное видение: взмыленная Катькина спина, белая, широкая, замечательная любимая спина, подергивается, попадая в такт его собственным движениям, а вокруг такое шумовое оформление, что будь Судный день, то ангелу-трубачу пришлось бы со стыда об колено сломать свою никчемную дудку.

— …эээ… — с некоторым сомнением продолжил командор, — видите ли… Семья это что-то вроде машины с многочисленными трущимися частями…

Сомов сделался краснее вареного рака, и его командир поспешил добавить:

— …в нравственном и бытовом смысле. Все худо прилаженное в самом начале, с течением времени обязательно погнется, сломается, выйдет из строя.

— Я вас понимаю.

— Черта с два. Сытый голодного не разумеет. Иными словами, колебание в день свадьбы способно разрастить сначала до ссор, потом до взаимной неприязни, а через год-другой напременно обернется катастрофой. Поверьте. И, во-вторых, сочувствовать мне не стоит, и по другой причине. Я, собственно рад был развестить. Колоссальное облегчение. Досадую лишь из-за Саши. Жаль, не сумел я сделать счастливым существо, которое мне доверилось.

Вяликов сделал паузу, но капитан-лейтенант пропустил свою реплику. Он мучительно боролся с виртуальной супругой, пытавшейся перевернуться. «Если перевернется, — думал Сомов, — кранты. Жди непоправимого».

— Сейчас я женат на рейдере «Бентесинко ди Майо»…

Эта фраза неожиданно избавила Сомова от лукавого видения. Он представил себе бронированную спину с лючками, надстройками, антеннами и ракетными портами, подергивающуюся в такт… о! и оторопел.

— …и не смею позволять себе сомнения. На этот раз они могут обернуться гораздо печальнее — и для экипажа, и для корабля. Мне необходима полная уверенность. Малейший риск здесь столь же неуместен, как и при выборе спутницы жизни. Люди, поколебавшие эту уверенность хотя бы один-единственный раз, должны быть заменены как перегоревшие детали. Старая флотская мудрость: нервных — за борт. Иначе сгинут все. Надеюсь, мне удалось ясно выразить свою мысль. А, Виктор Максимович?

— Да, Даниил Дмитриевич.

— Рад, что вы со мной согласны. Надеюсь, наша беседа останется у вас в памяти, а некоторые ее… эээ… подробности не превратятся в сплетни.

— Конечно.

— По поводу вашего участия в давешнем инциденте я принял следующее решение. На вас было дано представление к Синявинскому кресту. Если бы не ваше судостроительное прошлое, плавать бы нам всем глыбами льда вокруг планеты Сатурн. Я было хотел отставить… Но, по зрелом размышлении, пришел к выводу, что лишать вас заслуженной награды неправильно. Крест вы получите. Но в следующий рейд не пойдете.

«Вот позорище!» — подумал Сомов и, кажется, подумал вслух.

— Совершенно с вами согласен. Позорище. Подумайте, стоило ли идти на поводу у этой… бестии. Впрочем, у вас появится шанс вернуться на «Бентесинко ди Майо», если комендант базы на Астре-4 сообщит мне о вашей образцовой службе в течение всего времени, пока нас не будет. Тогда и поговорим. Вам ясно, господин капитан-лейтенант?

— Так точно, господин командор.

— Можете идти.

* * *

Госпожа старший помощник, непробиваемая и недосягаемая, смущенно сказала ему:

— Извини, Виктор. Мне жаль, что все получилось так нелепо.

— Я виноват, Лена.

Позднее, перебирая в уме подробности разговора с капитаном корабля, Сомов поправил его: «Бог, семья и служение. Так получается точнее».

Глава 2 Свобода, равенство, «Братство»…

Июнь 2105 года, день не имеет значения.

Московский риджн, дистрикт не имеет значения.

Дмитрий Сомов, 12 лет, и некто Падма, возраст не имеет значения.

Что такое линейный инспектор-плановик на транспорте? Для многих — важная птица, обеспеченный человек и даже, быть может, большой начальник… Как-никак федеральный служащий 11-го разряда! Ниже него простой инспектор, старший менеджер, менеджер, менеджер-ассистент, куратор, подкуратор и так далее, вплоть до ничтожного менеджера по продажам и станционного смотрителя — 20-й и 21-й разряды. Весьма солидно. Кое-кто счел бы положение линейного инспектора пределом мечтаний. В переводе на армейские чины — премьер-капитан. Для тридцати двух лет это далеко не худшая карьера.

Но! Если подумать… Выше будет старший инспектор, генеральный инспектор, директор, исполнительный директор… и так далее, вплоть до недосягаемой вершины федерального министра, — 3-й разряд, выше транспортнику забираться не положено. У старшего инспектора жалование составляет 3400 евродолларов. И это, Разум побери, решило бы кое-какие проблемы!

Каково быть ровно посередине служебной иерархии в тридцать два года, знать свое место и понимать свою перспективу: ты неплохо начал, на тебя как будто даже ставили, но все блестящее, кажется, закончилось! Ты застрял. И теперь многие сбросили тебя со счетов, не видят в тебе конкурента, а зубастые волчата из молодых уже точат клыки на твою должность. Чем тебе прикрыть мягкое место пониже спины, если самые сильные консорции брезгуют тобой, не хотят воспринимать тебя как солидную фигуру с будущим, а слабым консорциям… кто бы помог самим! Слишком быстро ближние начинают понимать: твои дела в застое, ты ослаб…